С третьей попытки мне удалось хриплым шепотом произнести:
– Они… не виноваты… он прятался… вы пришли вовремя.
Адам покачал головой.
– Нет, это не мы. Но отдохни немного, милая. О Боже мой, я думал, ты погибла. Столько крови…
Опустив глаза, я заметила, что моя рубашка покрыта большими темными пятнами.
– Это не твоя, Джейни, – успокоил Адам.
Я сглотнула, пытаясь расслабить горящее болью горло, и прохрипела:
– Что произошло?
Он посмотрел в сторону, а я проследила за его взглядом. Трос гуркхов стояли около одеяла, которое было наброшено на какую-то лежавшую на земле бесформенную массу. От расселины до того, что лежало под одеялом, тянулся размазанный кровавый след.
– Куэйл, – сказал Адам. – Это, по всей видимости, был снежный барс, хотя я никогда не слышал, чтобы они нападали на людей. Удар его лапы снес ему половину черепа. Затем животное схватило его за горло и вытащило сюда на перевал.
Закрыв глаза, я прошептала:
– Я видела барса… теперь вспоминаю. Я пыталась позвать его на помощь.
Откуда-то из-за спины раздался голос капитана Планкетта:
– Тот малый теперь наверняка уже не воскреснет. По-моему, барс потрудился на славу.
Адам осторожно вытер мне лицо мокрым носовым платком.
– Я понял, что что-то случилось, когда увидел, как Нимрод выскочил из-за перевала. Мы нашли Куэйла на перевале мертвым, а потом нашли тебя, Джейни, с той чудовищной… штукой на шее.
Я прохрипела:
– Он собирался убить нас обоих, Адам. Ему нужна была энергия, чтобы уничтожить тебя, и он собирался получить ее, задушив сначала меня… алым шнурком.
– Она немножко не в себе, а? Впрочем, удивляться этому не приходится, – прошептал капитан Планкетт.
– Моя жена абсолютно в здравом уме, – спокойно сказал Адам.
Я засунула руку под рубашку и нащупала шарф с завязанной в него слезой. Именно она и впивалась мне в грудь, когда Адам старался нагнать мне воздух в легкие. В мое тело как будто влилось немножко силы.
– Помоги мне подняться, Адам. Со мной все будет хорошо.
Он поднял меня на ноги спиной к капитану Планкетту и солдатам и, поддерживая, застегнул мне рубашку. Рядом на земле валялся шнурок, но он больше не был алым. По коже у меня побежали мурашки, когда я заметила, что он стал серым, напоминая по цвету слизней. Когда же я прикоснулась рукой к горлу, то обнаружила на нем горящий рубец.
– Сожги его, Адам, сожги на этом самом месте, – попросила я, указывая на шнурок.
Никто не задал ни одного вопроса. Капитан Планкетт приказал принести канистру парафинового масла. Не дотрагиваясь до шнурка, он полил его маслом и поднес к нему спичку. Загоревшись, шнурок корчился и извивался в пламени, словно живое существо, а когда пламя в конце концов погасло, на земле не оказалось пепла. Не осталось ничего, кроме зловонного дыма, который медленно рассеивался.
– Потрясающе. Вообще говоря, вся история довольно странная, правда? – произнес капитан Планкетт.
Поддерживающий меня рукой за талию Адам ничего не ответил. Глядя на то, что лежало на земле, накрытое одеялом, он проговорил:
– Я не желаю, чтобы эта падаль путешествовала в одной компании с моей женой. Я не потерплю его присутствия, будь он живой или мертвый.
– Полностью согласен, старина. В мою задачу не входит доставлять убитых барсами типов. Мы зароем его где-нибудь здесь, – капитан Планкетт отвернулся и крикнул: – Хавилдар!
За семь лет Рильд, похоже, ничуть не изменился. Я стояла в залитых солнцем покоях вместе с Адамом. Мудок, как всегда, неприветливый, попытался настоять, чтобы Адам остался за стенами монастыря, но я принесла слезу Будды, и не Мудоку было мне противоречить.
– Судьба мудрее, чем человек, – сказал Рильд. – Из тебя получилась бы плохая монахиня, останься ты здесь, как я предлагал, дитя.
– Я решила, что это не для меня, высокорожденный.
– Воистину так, – он опустил глаза на молочно-белый камень, лежавший перед ним на подушечке из красного шелка. – Мы вспоминали тебя в наших молитвах с года Железной Мыши, потому что тогда было предсказано, что ты вернешься, возможно, для того, чтобы спасти слезу Просветленного от рук Пожирателя Душ, возможно, для того, чтобы умереть. – Его взгляд упал на Адама и стал пустым и невидящим. Через какое-то время он заговорил особым, певучим голосом: – Тот, кто был стар, ушел, и в момент своего ухода внутренний огонь был им отдан духу того, кто один мог сокрушить Серебряного Человека без кармического воздаяния за содеянное.
Убедившись, что Рильд сказал все, что хотел, я призналась:
– Высокорожденный, я не поняла. Его полузакрытые глаза открылись.
