– Ничего страшного. Что было в монастыре?
– Все, как я и предполагала.
– Мне хотелось бы отправиться на юг завтра, чтобы ты могла получить медицинскую помощь как можно скорее.
– У меня нет такого чувства, что через три недели я опять заболею.
– Если я ошибаюсь, тем лучше. Как ты думаешь, купить нам для путешествия яка?
Немного подумав, я ответила:
– Пока я буду с вами, як не помешает. И, конечно, с багажом будет гораздо легче.
– Что ты хочешь сказать этим 'пока я буду с вами'?
– Потому что без меня як сделает путешествие в два раза дольше. Но я умею разговаривать с яками, и они делают то, что я их прошу.
– Разговаривать с яками? – он изумленно на меня уставился.
– Ну, собственно, с любыми животными. Не с низшими вроде змей, а с теми, у которых четыре ноги. Например, с козами, лошадьми, медведями.
– С медведями?
– Они хорошие. Однажды мне пришлось разговаривать с самкой снежного барса. Сначала она отнеслась ко мне с подозрением, но потом мы подружились. Если вы станете смеяться, Мистер, я не обижусь.
– Я не стану смеяться, – лицо его и в самом деле было задумчивым. – Я видел, как ты подружилась с Флинтом в первый день, когда мы встретились, а он, пожалуй, норовом посложнее, чем снежный барс. Ладно, сегодня мы купим яка и запасы в дорогу, а завтра отправимся.
На шестой день я чувствовала себя полностью поправившейся, болезненной слабости как не бывало. Оставалось чувство болезненной пустоты из-за того, что Сембура больше нет, но за долгое путешествие среди безмятежных холмов у меня было достаточно времени поразмыслить, и я не сомневалась, что Сембур предпочел бы умереть высоко в горах, а не возвращаться в Индию, чтобы встретить то, что там его ожидало. Я перестала мучиться вопросами относительно собственного будущего, представив, что Мистер и я просто так и будем ехать и ехать мимо бурных рек, через горы, холмы и широкие равнины, и наше путешествие никогда не кончится.
С течением дней у нас выработался свой незамысловатый распорядок. Каждое утро я готовила основательный горячий завтрак, а Мистер в это время сворачивал наши две палатки и занимался Флинтом и Иовом, которые стали настоящими друзьями. Оба они не любили яка по имени Нав, и он от всей души платил им тем же. Я назвала его Нав в честь Навуходоноссора, который ел траву на полях.
Мы с Мистером иногда разговаривали, но не особенно много. Впрочем, в нашем молчании не было никакой враждебности. Просто мы, пришедшие из таких разных миров, мало что могли сказать друг другу. У нас не было почти ничего общего. Задолго до захода солнца мы останавливались, разбивали лагерь, смывали с себя пот и пыль дневной дороги, а затем готовили нашу вторую и последнюю в день еду. Именно это время нравилось мне больше всего. Мы сидели в сумерках около костра, а вокруг стояла полная тишина, которую нарушало только цоканье копыт или фырканье наших животных.
Во время пути мне частенько приходилось уговаривать Нава двигаться побыстрее или хотя бы просто двигаться. Это всегда привлекало внимание и забавляло Мистера. Он наблюдал за мною с полуулыбкой, удивленно покачивая головой. Однажды он спросил:
– Что ты ему говоришь, Джейни?
– А все, что приходит в голову. Иногда я ему льщу, а иногда ругаю.
– И ты должна это делать обязательно на языке Смон Тьанга?
– На каком языке – это не имеет значения. Важно не то, что ты говоришь, а что ты думаешь. Нет, скорее даже что чувствуешь.
Мистер указал на Нава, который неподвижно встал около маленькой речушки, через которую мы только что перешли, и мрачно отвернул голову.
– Поговори с ним на этот раз по-английски, Джейни. Я слезла с Иова и, подойдя к Наву, потерла рукой ему челюсть и тихонечко подула в нос. Мне подумалось, что ему грустно, и он нуждается в ободрении.
– Бедный старина Нав, ты же так хорошо себя вел, правда, маленький? Мне так понравилось, как мужественно ты всю дорогу тащил этот груз. Ты только погляди на этих смешных лошадей! Никакого в них достоинства. Вот воображалы, ведут себя так, будто чем-то лучше тебя. Глупые…
Нав пошевелился и, повернув голову, посмотрел на меня. Я еще немного с ним поговорила, и он двинулся в дорогу, пройдя мимо лошадей с величественным и решительным видом.
Мистер снял фетровую шапку, пробежал пальцами по кудрявым черным волосам и восхищенно рассмеялся:
– Будь я проклят! Хотелось бы мне, чтобы у грумов, ухаживающих за нашими пони, был такой же дар, как у тебя!
Выйдя из Смон Тьанга, мы пересекли границу Непала и неуклонно двигались на юг по большой равнине, лежащей между заснеженными вершинами Аннапурны и Дхаулагири, спустившись из высокогорных районов, где росли ели, березы и цвели рододендроны, на склоны, где среди сосен, орешника и дубов дул мягкий, ласковый ветер. Мы сделали небольшую петлю на восток, до Покхары, в которой Мистер пополнил наши припасы, а затем снова двинулись на юг, в сторону Бетхари и индийской границы.
Однажды, когда мы устроили привал и нагрели в ведре воды, чтобы помыться, собравшись с духом и заставив себя смотреть ему прямо в глаза, я спросила:
– Можно мне кое о чем вас попросить, Мистер?
Он поднял глаза от бритвы, которую доставал из кожаного футляра, и рассеянно ответил:
