Розамунда отодвинулась, давая возможность Логану закрыть дверь. Ее сердце громко ухало в груди. Она получила хорошее представление о том, что может испытать с этим мужчиной, и вдруг неожиданно подумала о том, когда в последний раз занималась любовью.
— Патрик, — в отчаянии прошептала Розамунда. В эту минуту она со всей ясностью осознала то, с чем упорно отказывалось мириться ее сердце. Предчувствие, возникшее у нее в первый же день знакомства с графом Гленкирком, оказалось верным. Никогда в жизни ей не суждено снова увидеть Патрика Лесли. Она никогда не разлюбит его. Он навсегда останется в самом потаенном уголке ее души, куда нет доступа никому, но жизнь, ее жизнь, продолжалась, и прожить ее без любви Розамунда не могла.
Логан долго стоял, прижимаясь спиной к двери, и старался отдышаться. Губы Розамунды оказались такими сладкими, что он до сих пор ощущал их вкус. А когда ее пышная грудь прижалась к нему, он почувствовал, как мгновенно отвердела его плоть от желания. Откровенные, дерзкие слова, сказанные минуту назад, все еще жгли ему горло. Разум подсказывал ему, что не надо торопить события, но от возбуждения у Логана темнело в глазах. Том дал ему превосходный совет, но он не сможет долго играть в эту игру. Он хотел Розамунду сегодня, сейчас. Он слишком ее любил и хотел, чтобы она стала его женой. Рано или поздно он все равно добьется своего. В эту ночь Логан почти не сомкнул глаз. Впрочем, как и Розамунда.
Ее сны были полны волнующих видений, заставлявших ее метаться и ворочаться в постели. Она проснулась раздраженная, с воспаленными глазами. Однако это не помешало ей с усердием взяться за приготовление ловушки, с помощью которой они собирались раз и навсегда избавить Фрайарсгейт от притязаний ее кузена Генри Болтона. Всю жизнь ей не было покоя от желающих отобрать у нее Фрайарсгейт. Сначала это был младший брат ее отца, а вот теперь — его сын. Кости ее дяди нашли последнее пристанище на семейном кладбище. Но Розамунда понимала, что не сможет жить спокойно до тех пор, пока ее кузен не ляжет рядом со своим отцом.
Она удивилась, когда спустилась в зал и узнала, что Логан уже уехал домой. Слуги доложили ей, что лорд Клевенз-Карн еще затемно покинул Фрайарсгейт в сопровождении своих людей. В эту минуту в зал вошел Эдмунд.
— Ага, племянница, наконец-то ты проснулась! — радостно воскликнул он. — Логан оставил для тебя подробные указания. Ты должна начать прямо сегодня, потому как чем скорее мы с этим управимся, тем лучше для Фрайарсгейта. Не хотелось бы, знаешь ли, готовиться к зиме и знать, что нам придется отбиваться не только от четвероногих, но и от двуногих волков!
— Он мог хотя бы попрощаться, — сердито буркнула Розамунда.
— А разве вы не попрощались с ним еще вчера? — невинно захлопал глазами Эдмунд.
Розамунда пригвоздила его к месту разъяренным взглядом:
— Я просто показала ему комнаты для гостей и отправилась спать. Полагала, что застану его здесь, когда спущусь в зал. И он сам поговорит со мной вместо того, чтобы передавать указания через тебя, дядя. — Розамунда почувствовала, как в груди привычно вскипает волна раздражения, и вдруг вспомнила, как разъярилась прошлым вечером и как Логан успокоил этот гнев. Розамунда словно наяву почувствовала горячее прикосновение его губ, и в тот же миг ее гнев улетучился. — Он правильно сделал, что поспешил вернуться. Нам следует быть предельно осторожными. Так что велел мне сделать лорд Клевенз-Карн?
— Мы должны приготовить поддельное золото и тайком переправить его в монастырь возле Лохмейбена. Главное — чтобы ничего не заметили головорезы твоего кузена. На всякий случай люди Хепберна осмотрят окрестности и все укромные места в горах, где могли бы скрываться его лазутчики, и будут нести постоянный дозор на всех близлежащих холмах. Но нам следует поторопиться, Розамунда, иначе Генри наверняка заподозрит неладное!
— Мы будем вносить кирпичи в дом через заднее крыльцо, через сад, — по-хозяйски распорядилась Розамунда. — Не все сразу, а по нескольку штук в течение всего дня. Мы не можем быть уверенными, что за нами не следят, а потому не стоит привлекать внимание, заставляя людей целый день шнырять то в дом, то из дома. Остаток кирпичей занесем под покровом ночи.
— Где будем складывать? — спросил Эдмунд.
— Прямо в зале. Здесь же можно будет их завернуть. Они быстро позавтракали, и весь день слуги понемногу приносили кирпичи в зал. Розамунда, Филиппа, Мейбл и кое-кто из горничных аккуратно заворачивали кирпичи в тряпки и перевязывали бечевкой, чтобы невозможно было увидеть, что спрятано в этих свертках. Кучка кирпичей оставалась не такой уж большой, поскольку готовые свертки с такими же предосторожностями выносили во двор, в просторный амбар. Здесь их грузили на большую крытую повозку, которую собирались доставить на границу с Клевенз-Карном, а затем перегнать в заброшенный монастырь. Там деревянную крышу с повозки снимут, а кирпичи прикроют парусиной, чтобы под ней можно было различить очертания груза. Однако повозка должна стоять в амбаре у Розамунды до тех пор, пока лорд Клевенз-Карн не даст сигнал к ее отправке.
Логан вернулся во Фрайарсгейт через несколько дней.
— Два десятка моих людей уже поселились в монастыре, — сообщил он. — Завтра перевезем наш груз через границу, а оттуда к Лохмейбену. Когда я вернусь оттуда, можно будет сообщить лорду Дакру и Генри-младшему о золоте, которое они могут прибрать к рукам. — Он засмеялся: — Ты отлично придумала эту хитрость с кирпичами! Их и впрямь можно принять за слитки золота!
— Да, мы потрудились на совесть, чтобы невозможно было угадать, что действительно находится в этих тряпках, — ответила, тоже смеясь, Розамунда.
— На то, чтобы найти лорда Дакра, Тому понадобится примерно два дня. Столько же — Эдмунду, чтобы добраться до Генри. Я знаю, где сейчас находится каждый из них. Если они двинутся в путь в одно время, то почти одновременно доберутся до монастыря. А мы успеем убедиться в том, что оба заглотнули наживку.
Через два дня Эдмунд под охраной шести дюжих шотландцев отправился на поиски логова, из которого Генри-младший совершал свои набеги по обе стороны границы. Разбойник не ожидал увидеть своего родственника, но поздоровался с ним достаточно приветливо. Эдмунд заговорил с племянником, не рискуя слезть с коня.
— Это вовсе не визит вежливости, Генри, — сказал он. Генри было неловко запрокидывать голову, чтобы видеть лицо дяди.
— Спускайся, Эдмунд Болтон, и потолкуем с глазу на глаз! — предложил он. — Войди и выпей вина. Я недавно позаимствовал у одного купца бочонок превосходного пойла! — Генри усмехнулся, чрезвычайно довольный своим остроумием.
Но Эдмунд предпочел остаться в седле.
— Генри, я хочу тебе кое-что сказать. Оставь в покое Фрайарсгейт и его обитателей и выкинь из головы мысли о том, чтобы жениться на Филиппе Мередит. Она уже обещана в жены второму сыну графа. Этого хотят все ее родные. В награду за твое согласие мы готовы навести тебя на целую кучу золота, которым ты мог бы завладеть. Это не составит большого труда — конечно, в том случае, если ты не побоишься разогнать кучку шотландских монахов. Признайся, что ты вовсе не так привязан к Фрайарсгейту, как твой отец. Может, ты согласишься вместо него получить золото?
— Может, да. А может, нет. Я хочу знать больше, дядя.
— Дай слово, что не станешь больше преследовать маленькую Филиппу! Генри, она еще ребенок, и от нее тебе будет больше хлопот, чем пользы. И ты не сможешь навсегда спрятать ее от матери. Розамунда — женщина с железной волей. Твой отец сам в этом убедился.
— Розамунда должна была стать моей женой! — выпалил Генри. — И Фрайарсгейт унаследовал бы мой сын, а не очередная девка!
Эдмунд окинул племянника презрительным взглядом:
— Да ты посмотри на себя, племянник! Тебе же едва исполнилось семнадцать! А Розамунде двадцать пять лет, и она скорее прикончит тебя собственными руками, чем согласится за тебя выйти! Тебе вовсе не так уж нужен Фрайарсгейт, приятель. Это было мечтой твоего отца, и куда в итоге привела его эта мечта? Тяга к тому, что ему не принадлежит, свела его в могилу, сломала жизнь твоей матери. Правда, она и в девичестве была не подарок, но стала… словом, ты и сам знаешь, кем стала Мейвис. А ты? За тебя уже назначена награда. Рано или поздно тебя поймают и вздернут. — Эдмунд выдержал паузу, давая возможность Генри осмыслить его слова. — Разве что ты одумаешься и начнешь все заново, Генри. Дай
