Лоуренсом и Отчаянным.
— Надеюсь, вы мне простите, что я так запоздал со своей благодарностью. В Лэггане, признаться, я думал только о том, чтобы он пришел в себя, и отправили нас оттуда без всякого предупреждения, как, полагаю, и вас.
— Не беспокойтесь по пустякам, — сердечно ответил Лоуренс. — Надеюсь, теперь он совсем выздоровел?
— Да, благодарение небу — и как раз вовремя, — сумрачно молвил Кларк. — Нападения, насколько я понял, можно ждать в любую минуту.
Томительные дни тянулись, а враг все не появлялся. Разведчики, которым придали еще трех винчестеров, докладывали, что вражеский берег в любое время суток усиленно охраняется с воздуха, и нет никакой возможности проникнуть чуть глубже и добыть какие-то сведения.
Левитас тоже летал в разведку, но с Ренкином Лоуренс, по счастью, встречался не слишком часто. Он старался не замечать того, что не мог исправить. Если бы он продолжал навещать винчестера, это привело бы к ссоре, крайне нежелательной для всего запасника. Однако он пошел на сделку с совестью и промолчал, увидев виноватого Холлина в ранний час с полным ведром грязной протирочной ветоши.
В ночь на воскресенье всех охватило уныние. Миновала первая неделя ожидания, но Волатилус так и не прилетел. Погода стояла ясная, и непонятно было, что могло его задержать. Не прибыл он и в последующие три дня. Лоуренс старался не смотреть на небо и не замечать таких же стараний своего экипажа. Вечером он обнаружил в парке Эмили, которая спряталась там, чтобы поплакать.
Девочке было стыдно, что ее поймали за этим, и она притворялась, будто ей что-то попало в глаз. Лоуренс привел ее к себе, напоил какао.
— Я был на два года старше вас, когда ушел в море, — сказал он, — и всю первую неделю ревел по ночам. — Ее взгляд, откровенно скептический, вызвал у него смех. — Не думайте, что я сочинил это ради вас. Когда вы будете капитаном и застанете одного из ваших кадетов в сходных обстоятельствах, вы, может быть, расскажете ему то же самое, что я сегодня рассказал вам.
— Я не то что боюсь, — пробормотала она, сонная от усталости и какао. — Я знаю, Эксидиум не позволит, чтобы с мамой случилось плохое, а он самый лучший дракон в Европе. — Тут она вздрогнула, поняв свою оплошность, и поспешно добавила: — Отчаянный, конечно, почти такой же хороший.
— Отчаянный гораздо моложе, — серьезно кивнул Лоуренс. — Возможно, набравшись опыта, он станет вровень с Эксидиумом.
— Да-да, — с облегчением согласилась она.
Капитан спрятал улыбку. Через пять минут Эмили крепко уснула. Он уложил ее на кровать и пошел спать к Отчаянному.
— Лоуренс, Лоуренс! — Отчаянный тыкал его носом, хотя до рассвета было еще далеко. Вдали слышались голоса, трещали ружейные выстрелы. Лоуренс вскочил. Никого из экипажа на лугу не было. Отчаянный поднялся на ноги, расправил крылья. — Что это, Лоуренс? Может, на нас напали? Но ни одного дракона в небе не видно.
— Сэр, сэр! — К нему мчался Морган, едва не падая в спешке. — Прилетел Волли. Произошло большое сражение, Наполеон убит!
— Значит, войне конец? — разочарованно пробурчал Отчаянный. — Так я и не побывал в настоящей битве.
— Возможно, эту новость немного преувеличили. Я буду очень удивлен, если Бонапарт в самом деле погиб. — Но голоса звучали радостно — вести явно были хорошие, пусть и не такого калибра. — Ступайте разбудите мистера Холлина, Морган, и всех его людей тоже. Извинитесь от моего имени и попросите их подать завтрак Отчаянному. Я пойду все разузнаю, голубчик, а потом расскажу тебе.
— Да, только приходи скорее. — Отчаянный встал на задние лапы, пытаясь разглядеть что-то за деревьями.
Здание штаба сияло огнями. Волли, сидя на плацу перед домом, пожирал барашка, пара механиков из почтовой службы сдерживала валящую из казармы толпу. Армейские офицеры и ополченцы палили из ружей. Лоуренс с трудом пробрался к парадной двери.
Дверь в кабинет Лентона была закрыта, но в офицерском клубе сидел Джеймс, поглощая пищу немногим умеренней своего дракона.
— Нельсон велел мне ждать. Сказал, что они выйдут из порта раньше, чем я успею обернуться туда и обратно, — говорил он с набитым ртом, а Саттон делал на бумаге наброски. — Я не очень-то в это верил, но воскресным утром они действительно вышли, и в понедельник мы встретили их у мыса Трафальгар.
Он залпом осушил чашку кофе, отодвинул тарелку и забрал у Саттона лист с набросками.
— Дайте-ка мне. — Он принялся рисовать кружки, обозначавшие корабли. — Двадцать семь кораблей и двенадцать драконов с нашей стороны, тридцать три и десять с французской.
— Две колонны и двойной прорыв линии? — Лоуренс смотрел на чертеж с одобрением. Именно такую стратегию применил бы он сам, чтобы рассеять французов — вряд ли их плохо обученные команды смогли оправиться после такого удара.
— Что? А, корабли, ну да. Эксидиум и Летификат шли над наветренной колонной, Мортиферус над подветренной. Во главе дивизионов, доложу я вам, было жарко. Я еле различал с высоты верхушки мачт, такой там стоял дым. Однажды мне показалось, что «Виктория» взлетела на воздух: один чертов испанец, флеча-дель-фузгос,[12] проскочил мимо наших стрелков и поджег на ней все паруса, но Летификат обратила его в бегство.
— Каковы же наши потери? — тихо спросил Уоррен, нарушив общее ликование.
— Там была настоящая кровавая баня, не сомневайтесь. Думаю, мы потеряли убитыми тысячу человек. Бедняга Нельсон сам был на волосок от гибели: пылающий парус упал прямо на квартердек, где стоял он. Какие-то шустрые ребята залили адмирала из питьевого бака, но все его медали, говорят, прикипели к телу. Теперь он будет их носить, не снимая.
— Тысяча человек! Упокой, господи, их души, — промолвил Уоррен.
Все притихли, но постепенно радость снова возобладала над чувствами, которые, вероятно, больше приличествовали минуте.
— Прошу меня извинить, джентльмены. — Лоуренс почти кричал из-за возобновившегося шума. Узнать что-то еще нечего было и думать. — Я обещал Отчаянному, что скоро вернусь. Бонапарт, полагаю, жив, Джеймс?
— Да, как ни жаль, если его только удар не хватил от таких новостей. — Раскат хохота, последовавший за словами Джеймса, перешел в песню «Стальные сердца», которая проводила Лоуренса через весь парк.
К восходу солнца запасник наполовину опустел. Спать никто уже не ложился, и всеобщее возбуждение дошло чуть ли не до истерики — нервы, натянутые до предела, с трудом переносили нежданную радость. Лентон даже не пытался призвать подчиненных к порядку и притворился близоруким, когда они хлынули в город — поделиться вестью с мирными жителями.
— Какой бы план вторжения ни выдумал Бонапарт, теперь о нем можно забыть, — заявил Чинери вечером. Капитаны стояли на балконе, а внизу толпились вернувшиеся из города. Все пьяные в дым, но слишком счастливые, чтобы затевать ссоры. Наверх долетали обрывки песен. — Хотел бы я видеть его лицо.
— Мы, видимо, были о нем слишком высокого мнения. — Лентон, хорошо угостившийся портвейном, был румян и доволен собой. Его решение отправить Эксидиума в Кадис оказалось верным и послужило немалым вкладом в победу. — Ясно, что на море он воюет хуже, чем на земле или в воздухе. Непосвященному человеку трудно понять, как могли тридцать три корабля так легко уступить двадцати семи.
— Но почему же его воздушное подкрепление так запоздало? — с недоумением спросила Харкорт. — Всего десять драконов, и половина из них, как говорит Джеймс, испанские. В Австрии у него вдесятеро больше. Неужели он так и не отправил никого с Рейна?
— Я слышал, что перелет через Пиренеи чертовски труден, хотя сам ни разу не пробовал, — сказал Чинери. — Однако причина, мне думается, не в этом. Он просто счел, что Вильнёву помощь не требуется, и оставил драконов отъедаться в запасниках. Думал, что Вильнёв пройдет сквозь Нельсона, потеряв разве что
