- Ну, может, и я. А ты кто?
Я сощурился и напустил на себя загадочный и смертельно опасный вид. Обычно срабатывает.
- Эйвери Кейтс, из Нью-Йорка.
Джерри секунду на меня смотрел, потом хмыкнул. Значит, имя ему знакомо.
- Парни, тупой штукатур!
Его приятели отошли от нас на пару футов и закурили. А я даже не сразу понял, о чем он. Черт, достали меня эти кокни со своим дурацким сленгом… Теперь ломай голову. Ага, «тупой штукатур» рифмуется с «перекур»!
Неплохо живут, между прочим. Я уже давно не могу себе позволить сигаретку.
- Кейтс из Нью-Йорка, понятно, - проворчал Джерри Метерьел, снова меряя меня взглядом. - Говорят, ты замочил Кендиша. Верно?
Кендиш… Я на секунду задумался, потом вспомнил. Митчелл Кендиш, секретарь Объединенного совета. Руководил расследованием по одному делу с ховерами. Ребята додумались красть прачечные ховеры ССБ, разбирать на запчасти, а потом эти же запчасти продавать ССБ для починки оставшихся ховеров. Гениально. А Кендиш испортил всю малину. Обычно секретарей - именно они день ото дня управляют государством, а не члены Совета - можно подкупить. Секретари еще хуже системных копов, потому что у них нет отдела служебных расследований и никто их не бьет по рукам. Вся долбаная Система работает на подкупе. Волшебная власть йены - тоже система.
А этот самый Кендиш не хотел и слышать о взятках. Поэтому его мне заказали. Я не имел ничего против: секретари тоже не святые, да и цена была подходящая. Убийство Кендиша - мое самое знаменитое дело. И одно из самых удачных: все прошло профессионально, четко, без проблем. Я с грустью вспомнил о кругленькой сумме, которую мне за это заплатили. Я давно ее спустил у Пика на всякую хрень.
- Да, это я замочил Кендиша. Джерри кивнул.
- Ладно, слыхал. Чем могу помочь мистеру Эйвери Кейтсу из Нью-Йорка?
Он прищурился. Я был все еще в краденой одежде, на вид почти новой. Странно, но целых семьдесят два часа никто не пытался меня пристрелить, догнать или избить.
- Конечно, если у мистера есть гнилое дупло.
Так, «гнилое дупло»… Бабло! Я открыто заплатил пять йен слюнявому. Тот радостно заухмылялся.
- Есть, - сказал я. - Где твоя контора?
Джерри Метерьел развел руки и улыбнулся. Зубы у него были бурые и надтреснутые.
- Вся эта рябая курица - моя контора! Скажи только, что нужно.
«Рябая курица»… А, улица. Понятно. Я достал заранее заготовленный список.
- Любые два или три пункта.
Метерьел пробежал глазами список, приподнял бровь и лизнул большой палец.
- Вот это я понимаю!.. Но мне нужны гарантии. Двадцаточка меня бы здорово успокоила, а?
Он показал мне ручной сканер кредиток. Краем глаза я заметил, что неподалеку мелькнула чья-то рыжая голова и спряталась за домом. Я напрягся, однако провел донглом по сканеру; загорелась зеленая лампочка. Джерри Метерьел ухмыльнулся.
- Да не волнуйся ты, Кейтс! Может, ты и монахов боишься?
Я кивнул.
- Боюсь, еще как. Мне нужны чертежи одного здания. Старые, сделанные до Объединения.
Джерри подмигнул.
- Это моя спе-ци-али-зация, Кейтс! Дай только адское семя. Адресок есть?
«Семя» - ну, это просто. Время. Я сунул ему еще один обрывок бумаги.
- Где и когда, мистер Метерьел?
Он секунду смотрел на второй листок, жуя губу.
- Здесь, мистер Кейтс, через двадцать минут.
- Договорились. - Я подался вперед. - Скажи, в квартале отсюда нет рыжей бабы? Не прячется за стеной?
Джерри Метерьел снова усмехнулся, показав гнилые зубы.
- Ешкин кот! Да она давно на тебя зырит! Не из ССБ, точно, а то мы б уже все смылись.
- Спасибо. Встретимся через двадцать минут. Метерьел небрежно помахал рукой и ушел в глубину
Очереди.
Гатц встал рядом со мной.
- Твоя журналистка с телевида? Я едва заметно кивнул.
- Она. Давай попробуем увести ее отсюда.
Мы плохо знали Лондон. В каком-то смысле все города похожи: полуразрушенные, так и не отстроенные после Бунтов, со следами пожаров. Нью-Йорк, особенно Старый Нью-Йорк, древний город, который был еще до того, как урбанизация поглотила все побережье, бурлил людьми, которые еле помещались в убогом жилье и нелегальных барах. На улицах постоянно колыхалась серая масса народа. Конечно, за Двадцать третьей улицей Манхэттена и людей было поменьше, и район побогаче, и все-таки в Нью-Йорке почти не осталось свободного места.
Лондон выглядел иначе. Нет, такой же полуразрушенный и обугленный, но безлюдный. Улицы пустые и кончаются невероятными тупиками. В Манхэттене тебя несет людской поток, и ты точно знаешь, где окажешься. В Лондоне складывалось такое чувство, словно город состоит из одних только извилистых улиц, и у меня от этого зудела кожа. В Нью-Йорке кое-что уже начали восстанавливать: вычищали мусор, заколачивали досками окна, собирали пригодную мебель. Лондон выглядел так, словно целые районы жителей просто пожали плечами, собрали вещи и уехали.
Мы держались справа от грязной реки, на виду у журналистки, пока не вышли на широкую улицу. Грязная бурая взвесь недавно подмыла набережную и теперь заливала половину тротуара.
Мы спрятались за старой кучей щебня и стали ждать. По ту сторону реки торчал полукруг из ржавого металла, похожий на огромное покореженное колесо со спицами. Колесо наполовину утонуло в речном иле и накренилось набок. Я попытался представить, что оно снова ровное и стоит вертикально. В наше время даже трудно подумать, что хоть что-то целое и работает.
Журналистка явилась пару минут спустя. Чистая, причесанная, разодетая как… как мне, блин, и не снилось. Глазам было больно на нее смотреть. Ест настоящую еду, покупает новые шмотки, когда хочется… Девочка от скуки играет в профессионалку. На легальной работе, если не считать полиции, почти не платят. Об этом знают все, кто живет на улицах, как я. Только богачи могут себе позволить иметь работу.
И вот эта девка прошла мимо нас, наглая как сто индейцев. Думала, что с ней ничего не случится, что вся ССБ бросится в бой, если на нее косо посмотрят.
Я молча пошел за ней, протянул руку и ухватил за шею. Прямо сердце запело! Я зажал ей ладонью рот, чтобы не пищала.
- Если напрягу руку, сдохнешь, - прошептал я ей на ушко. - Ясно?
Она кивнула.
- Хорошо. Вы за мной следили, госпожа Харпер. И очень зря. - Перед нами появился Кев. - Не хочу, чтобы журналисты снимали обо мне репортажи… Позвольте представить вам моего коллегу, Кева Гатца. Он намерен посмотреть на вас повнимательнее.
Она напряглась в моих руках. Наверное, верила во все дерьмо, каким нас поливают из телевидов: мол, у них нет ни совести, ни чести, ни души… У некоторых из нас - действительно нет. Однако я тешил себя мыслью, что во мне еще осталась честь, осталось что-то человеческое. Я вдохнул запах ее волос - чистые, надушенные - и сглотнул, подался назад, чтобы между нами оставалась прослойка воздуха.
Гатц поднял очки; я отвел глаза.
- Мадам Харпер, посмотрите на меня, - выдохнул Гатц. Я нахмурился.
- Кит говорил, что тебе не обязательно смотреть в глаза. Харпер взглянула на меня, потом снова на Кева, пытаясь уследить за нами обоими.
Он пожал плечами.
- Ну, не знаю. У меня не получается, если не смотреть. Как будто что-то мешает.
И вдруг - за долю секунды до того, как моего уха коснулось дуло пистолета - я услышал слабое-слабое шуршание плаща, легчайший намек на то, что сзади кто-то стоит. Я не успел мотнуть головой, как пистолет
