Умоляющие интонации ее голоса прозвучали тревожным сигналом, и в его сознании забрезжило, что с этим именем связаны какие-то ассоциации, в которых и разгадка его состояния и путь к спасению. Он сконцентрировал внимание на планетоходе, на долгом пути сюда, на станцию и внезапно вспомнил рыжего ирландца и его предостережения. Тронхейм резко поднялся с кресла.
— Спасибо, Элси. Теперь все в порядке. Даже головная боль утихла. Извини, мне надо работать.
— Так придешь вечером в бар?
— Приду, если там найдется что-нибудь покрепче пива.
— Ты же знаешь, у нас сухой закон. Только по праздникам.
Элси ушла. Эрих лихорадочно доставал нераспакованные ящики и выкладывал на стол все новое оборудование. Потом запросил диспетчерский пункт.
— Центральный слушает, — миловидная шатенка с приятным, располагающим лицом смотрела на него.
— Мне нужен техник-электроник. Нет ли свободного?
— Ждите, сейчас посмотрю. Нет, свободных нет. Один на дежурстве, другой на отдыхе, — голос у нее тоже был приятный, успокаивающий.
— Давайте того, что на отдыхе.
— Но…
— Никаких но. У меня срочная работа.
— В этих случаях нужно разрешение директора станции.
— Хорошо, соедините.
— Он занят.
— Ну и канитель. Ладно, попросите разрешения, когда освободится.
Экран погас. Эрих принялся за монтаж, перебирая в памяти, где он мог слышать голос этой шатенки с центрального поста. Потом увлекся и забыл про вызов.
— Мистер Тронхейм, — неожиданно прозвучал голос диспетчера. — Мистер Тронхейм!
Эрих оторвался от работы и повернулся к экрану. И тут он вспомнил ее голос. На лице его промелькнула озорная усмешка.
— Девушка, а я вас знаю!
— Ну?
— Не ну, а точно. Ведь это вы так говорите, — Эрих изменил свой голос и довольно похоже воспроизвел: — Директор станции занят. Обращайтесь утром с восьми до десяти.
Девушка засмеялась.
— Издеваетесь? Хорошо вам, а меня директор ругает, если я соединяю его в неположенное время. Пришлось специально тренироваться под робота. Выдашь раза три подряд одну и ту же фразу и абонент скисает.
— Так вы меня тогда разыграли?
— Вы не первая жертва!
— Веселая девушка. А как насчет техника?
— Никак.
— Спасибо, добрая душа. Если режете, то не сразу, чтобы жертва мучилась подольше.
— Какой вы злой. Но, право, я не виновата. Директора я не нашла, а без его ведома… Впрочем, постойте. Попробую в порядке личной инициативы. У меня есть приятель…
Диспетчер сдержала обещание: минут через пятнадцать в дверях появился Джон Кэлкатт.
— Мне сказали, что вам нужен электроник, доктор?
— Здравствуй, Джонни. Тебя прислала эта симпатичная шатенка с голосом робота?
— Я сам пришел. Меня никто не может прислать кроме директора, когда я на отдыхе.
— Серьезный ты парень, Джонни. Бери в зубы эту схему и валяй. А она ничего, эта шатенка.
Кэлкатт снял пиджак, воткнул паяльник, и работа закипела. Настроение у Тронхейма поднялось. Он непрерывно шутил, слегка подтрунивая над Кэлкаттом и даже прочел ему лекцию о влиянии женского каблука на формирование мужского характера. Джонни был невозмутим, и только когда Эрих пообещал отбить у него прекрасную даму, Кэлкатт заметил:
— Не забывайте, док, что я родом из Вест-Сайда!
— Это существенный аргумент, Джонни. Кстати, тебя не мучают по ночам кошмары?
— Я сплю, как убитый.
— А мне вот приходится оборудовать стерегущую систему. Буду записывать свои сны на видеофон.
— Неужели это возможно?
— Отчего ж? При таком развитии науки и техники…
— А можно, мы посмотрим?
— Джонни, у тебя мания величия.
— Что-то я не пойму, док, куда вы клоните?
— Ты говоришь о себе во множественном числе!
— Мы с Кэтти!
— Ах, вот как! Тогда извини. Значит, ее зовут Кэтти. Очень недурное имя. Особенно в таком сочетании — Кэтти Кэлкатт!
— Вы опять за свое, док. Я серьезно. Мне никогда не снятся сны. Хотелось бы узнать, как они выглядят.
— За этим дело не станет. Приходите завтра, и я вам продемонстрирую самые первоклассные сны, более химерные, чем древние кинобоевики о чудовище Франкенштейна!
— Завтра я занят. У меня дежурство. Вот послезавтра, пожалуй. Да и Кэтти будет свободна.
— Твое дело, Джонни. Как сможете, так и приходите.
Теперь Кэлкатт с любопытством приглядывался к схеме, пытаясь уяснить назначение каждого блока. Разделительный каскад, фильтрующий, преобразователи импульсов… Ого! Не меньше десятка стереофонических микрофонов.
— У вас почище, чем на телестудии, — Джон ткнул о схему пальцем. — И все будете подключать?
— По мере необходимости, — скрыл истину за общими словами Тронхейм. — В его планы не входило выдавать особенности стерегущей системы. — Видишь ли, люди часто во сне разговаривают… Влияют на сны и посторонние звуки, а это важно для расшифровки отдельных деталей сновидений.
Стерегущая система была последним словом науки и детищем института психотерапии. Она могла записывать не только восприятия спящего человека, но бодрствующего, а значит, практически воспроизводить течение его мысли при соответствующей индивидуальной настройке. Она могла буквально произвести революцию в изучении психических заболеваний, но, как всегда бывает в таких случаях, военное ведомство и ФБР не замедлили воспользоваться ее свойствами для проверки лояльности, а потому ограничили к ней доступ. Она не применялась даже там, где могла оказать неоценимую услугу — в следственных органах. С ее помощью не составляло труда на допросе распознать любого преступника. Мало того, она могла расшифровать мотивы, место и даже, при хорошей зрительной памяти преступника, воспроизвести сам процесс преступления, но… даже институт пользовался стерегущей системой в исключительных случаях, с соблюдением всех предосторожностей об утечке информации. Поэтому окончательный монтаж системы, в том числе и подключение специальных датчиков, которые на схеме значились как микрофоны, Тронхейм завершил уже после ухода техника.
Переодевшись, Эрих направился в бар. Фильм уже начался, и в баре было совсем пустынно. Выцедив кружку пива, Тронхейм побрел в свой номер. Сняв с транспортера ужин, он уже собирался основательно подкрепиться, но вдруг вспомнил совет Рея О’Брайена. Эрих включил анализаторы и тщательно исследовал каждый кусочек мяса, жареного картофеля и огурца. Продукты не имели и следа каких-либо наркотиков или других сильнодействующих веществ. Он успокоился, но мысль о каком-то воздействии извне не оставляла его. Поел без всякого аппетита. Посмотрев вечернюю программу по телевидению, Тронхейм настроил стерегущую систему и улегся спать.
Изображение то становилось призрачным, как сквозь кисею, то проступало отчетливо, будто отснятое киноаппаратом, и тогда можно было разобрать и лица прохожих, и марки проплывающих бесшумно
