— Коней привели? — негромко спросил Сирм.
— А как же. Садись! Помочь, может?
— Я помогу, — вызвался легат.
Кряхтя, Сирм устроился верхом, выдохнул.
— Дождемся, когда стража проедет мимо, — сказал он.
— Ладно, — кивнул Лобанов. Подумал и добавил: — Может, откроешь мне хоть часть своей тайны? Для укрепления доверия?
Усмешка первосвященника была не видна, но голос ее выдавал:
— Тайну ему. Ладно. Вы как в степь выходили с гор? Не мимо Золтеса?
— Угадал.
— Так по тому ущелью ручей стекает. А если двигаться мимо гор на юг, увидишь еще одно ущелье. Еще южнее будет третье. Вот по нему надо подняться, углубиться, а когда стены расступятся, выйдешь прямо к горе. Она невысока и напоминает муравейник. Это и есть Когайнон. Ну а насчет того, где на ней запрятаны сокровища, я пока умолчу.
— Ну хоть что-то, — пожал плечами Сергий.
— Идут! — приглушенно сказала Тзана.
По наружной стене заплясали желтые и красные отсветы, расплывающиеся в снежном мельтешении. Не торопясь, выехали трое ночных стражей, вооруженные копьями. В левой руке каждый держал факел. Лениво переговариваясь, стражники проследовали мимо, их кони ступали, низко опустив головы, будто спали на ходу.
Дождавшись, пока стража отъедет подальше, Сирм пришпорил своего коня и быстро пересек открытое пространство. Заехав в тупик между двумя глинобитными хижинами с провалившейся крышей, жрец указал на стену:
— Это здесь. Открывайте! Режьте ремни посередке и толкайте створки наружу!
Гефестай спешился, подошел к стене. Две плетеные створки покрывал толстый слой глины, а висели они на воротных столбах, прикрученные ремнями толстой кожи.
Сковырнув пласт мерзлой глины, сын Ярная перепилил мечом сухие ремни, высохшие и задубевшие.
— Как дерево… — пыхтел он.
Дорезав, Гефестай поднатужился и толкнул створки. Те скрипнули и качнулись, обсыпая снег и комки глины.
— Геракла б сюда… — прошипел Эдик.
— Что мне твой Геракл… — прокряхтел кушан. — Я того Геракла… одной левой.
Под напором сына Ярная ворота жалобно заскрипели, затрещали кожаными петлями — и приоткрылись шага на два.
— Вперед! — бросил гордый Гефестай, забравшись в седло.
Но вперед не получилось. Неожиданно вернулась ночная стража, а из-за распахнутых створок выскочили десятки пельтастов без щитов, но с факелами. В их трепещущем свете набежали стрелки, натягивая тугие луки, а потом из темноты выехали двое верховых — Луций Эльвий и Оролес.
Нервы у Сирма не выдержали, жрец не готов был к поражению. Заверещав, первосвященник бросил коня в атаку, прямо на Оролеса, хотя из оружия имел лишь ненависть. Тренькнула стрела и пробила сердце Сирма, в котором уживались любовь к богам и безразличие к смертным.
Сирм уронил поводья и кувырнулся в снег.
— Кабиры-ы… — промычал он напоследок, и душа рассталась с телом.
— Какая сволочь стреляла?! — взревел Оролес. Луций молча указал на провинившегося лучника, и длинный меч царя отхватил тому голову.
— Что это значит, Оролес? — холодно спросил Сергий.
— Вот наглец! — восхитился Луций и обернулся к Оролесу: — Ты позволишь, царь?
Сын Москона хмуро кивнул, не сводя глаз со скорченного тельца Сирма сына Мукапиуса.
— Так вот, дорогие мои, — с торжеством продолжил Эльвий. — Ни в какой поход я даже не собирался, а залег и слушал, как вы там всё планировали. Кстати, Гай, это я храпел, помнишь?
— А Публий? — пролепетал легат.
— Ти-хо! — вскинул руку Луций. «Гвардейцы» Оролеса притихли.
— Слышишь?
Издалека донесся протяжный вой. Не волчий и не собачий — человечий, исполненный муки.
— Это Публий так воет, — весело сказал Луций, — мы его распяли! Прямо на Волчьих воротах, с внутренней стороны. А тебя, Сергий, распнем с наружной!
Лобанов повернул голову к Оролесу.
— В чем дело, царь? — резко спросил Сергий. — Что за глупые шутки? В чем мы провинились, почему тебе в голову взбрело облаву на нас устраивать?
— Вы едва не сволокли Сирма! — ответил Оролес.
— Ну и что? Тебе-то какое дело? Между прочим, твой сотник целый месяц прятал Сирма! Вот и распни его с наружной стороны Волчьих ворот, он это заслужил!
— Я не прятал! — заорал Луций. — Это Публий!
— Что ты брешешь?! — завопил Эдик. — Ты что, не знал, на кого Публий собирался наместника менять? Всё ты прекрасно знал!
Оролес поднял руку, и крики смолкли. «Гвардейцы» тоже притихли.
— Мне плевать, кто был виноват вчера, — проговорил сын Москона лязгающим голосом. — Я живу сегодня и сужу сейчас! Завтра вас всех казнят, — объявил он приговор преторианцам и крикнул: — Нептомар! Куда девать Сирма?
— Первосвященник должен провести эту ночь в андреоне, — донесся голос из темноты. — Пусть эти пятеро переночуют с ним вместе, а утром они уйдут следом за сыном Мукапиуса, будут прислуживать ему в садах Замолксиса.
— Стража! — рявкнул Оролес.
— Так ты уже отказываешься от золота, Оролес? — возвысил голос Сергий, чувствуя, как колотится сердце.
— Сирм мертв! — прорычал Оролес.
— А мы живы! — ухмыльнулся Лобанов. Царь так и вперился в него грозным взглядом.
— Ты хочешь сказать, римлянин, — прогремел он, — что Сирм открыл тебе тайну золота?
— Я проведу тебя к горе Когайнон, — четко и ясно проговорил Роксолан, — если ты поделишься с нами.
— Поделюсь с вами?! — Обрадованный Оролес не выдержал и рассмеялся. — По справедливости, да?
В толпе «гвардейцев» послышались смешки.
— Ага, — кивнул Сергий. — Тебе половина — и мне половина. Со своими я разберусь сам.
Оролес отсмеялся и махнул рукой:
— Увести их и спрятать в андреоне. И чтобы ни единого волоска не упало с их голов! — Повернувшись к Лобанову, он добавил: — Утром поведешь нас за золотом!
— Завтра не получится, — покачал головой Сергий. — Надо дождаться, пока кончится снегопад. Горам всё равно, скольких погубить — одного или тысячу. Разницу ощутишь только весной — тысяча трупов сильнее смердит.
— Ладно! — раздраженно ответил царь. — Ждем ясной погоды! Увести!
Преторианцев разоружили и повели, окружив плотным кольцом лучников и копьеносцев.
— Зря мы этого Луцика не прибили, — пробурчал Эдик. — Правильно Горький говорил: раздавишь гадину, и на душе легчает!
Искандер, ехавший рядом, тихонько спросил Лобанова:
— Ты не видел, куда Гай делся?
— Не знаю. Думаю, уж его-то Луций помилует. Все-таки сын патрона!
Конвой проследовал до храма Замолксиса. Тело убитого Сирма внесли в холодный андреон —