– Подслушивал, колдун?! – прошипел туземец. Кряхтя, из-под рея вылез Ути-Ло.
– Я не говорю по-вашему, – сказал Виштальский по-русски.
– Чиво-чиво?!
– Подожди, – притормозил Ути-Ло кровожадного Марру, – сейчас мы его проверим. – и он начал поносить Творцов на всех наречиях Побережья.
Давид продолжал старательно моргать, изображая недоумение, а затем заговорил на русском:
– Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты.
Ути-Ло покачал тяжелым двойным кинжалом и ухмыльнулся.
– Отпусти этого убогого, Марру, – сказал он презрительно, – он не годится даже на корм осьмирукам!
Туземец с сожалением отнял нож от Давидова горла и оттолкнул Виштальского: – Брысь!
Виштальский, под сильным впечатлением от услышанного, отошел, нарочно загребая ногами и производя много шуму. Ему надо было подумать. Сперва Дава хотел устроиться у борта, но вовремя вспомнил о псевдоспрутах, именуемых осьмируками, – мореходы у костров много чего рассказывали о них. Например, как эти головоногие страшилища любят хватать зевак, созерцающих ночное море. На кораблях курредатов бытовало даже такое наказание для струсившего в бою – малодушных связывали и оставляли на ночь у самого борта. Как правило, утром их недосчитывались.
Псевдоспруты были любопытны и настырны, как местные зеленые мушки – достойная замена земным комарикам, и курредатские мореплаватели изобретали разные защитные устройства. На «Сыне грома» крепили чуть выше ватерлинии откидные решетчатые щиты с острыми колышками по краю. В порту щиты подтягивали к бортам веревками, а выйдя в море, опускали горизонтально, на манер крыльев старинного аэроплана. Голодным осьмирукам оставалось только облизываться – снизу не пролезть, решетка мешает, и до бортов не дотянуться – колышки ранят. Система простая, только вот веревки подгнивали от сырости и роняли щиты в воду. Или решетки волной смывало в хорошую бурю. И псевдоспруты мигом находили брешь.
Виштальский прошел на левый нос, сложил руки, как Наполеон при Ватерлоо, и стал думать думу.
На корабле созрел бунт, матросики вознамерились переквалифицироваться в пиратиков. Вопрос: на чьей стороне полезно оказаться? Явно, не на стороне разбойников, пусть даже морских. Жить надо по законам, а не по понятиям. Значит, поддержим Буссе? Или останемся нейтральными? Не получится. Сохранение нейтралитета в данном случае равносильно соучастию. Да и что он выгадает? Если судно заберут себе пираты, то Давид Виштальский для них не товарищ, а часть добычи. Переходящий приз. А вот если он откроет тайные планы Буссе. Вряд ли комит облобызает его на радостях, но, может, хоть волей отдарится?
Давид посмотрел на волны. Простор Внутреннего моря пылал и переливался всеми цветами радуги. Валы, катящиеся со стороны восхода, светились красным и синим, их гребни играли изумрудными сполохами, а буруны, расходящиеся от носов катамарана, сверкали разнообразными оттенками янтаря. В разливах жидкого света черными кляксами корячились туши осьмируков, фиолетовыми зигзагами змеились рыбы- удавы. Вода в море была явственно теплая, но купаться как-то не тянуло.
– Пошли, Шарик, – сказал Давид отрывисто, – проводишь.
– Куок, – донеслось из тьмы.
Просто так не пройдешь. Виштальский внимательно оглядел корабль. Каюта капитана скрывалась в кормовой надстройке, незаметно туда не попасть – костры горят ярко, да и хмурые личности прогуливаются по палубе от борта к борту. Идти на прорыв? Глупо. И опасно, и все дело можно провалить. Попробовать через трюм? Еще глупее. Остается одно.
Давид подошел к борту и выглянул наружу. Вода лучилась, как апельсиновый сок на свету, и было хорошо видно. На Земле тоже полно светящегося планктона, но чтоб так ярко! Зачерпнешь в вазу – и будет тебе ночник.
Вдоль всего корпуса, метрах в полутора ниже палубы, тянулся брус-отбойник, виток к витку обмотанный канатом. От него в море протягивались щиты, подвешенные на веревках. По отбойнику можно пройти от носа до кормы, и никто даже не взглянет – кому охота стать закуской вечно голодному псевдоспруту?
Вот именно.
– Охраняй, – буркнул Дава, осторожно перелезая за борт.
Держась за планшир, Виштальский дотянулся пальцами ног до отбойного бруса, укрепился и двинулся вперед. В голове вертелась дурацкая фраза: «Кушать подано!»
Руум перелез-переполз на сторону Давида – и спустился на защитную решетку, ожидая дальнейших указаний.
– За мной!
Виштальский двинулся боком вперед, перехватываясь за планшир, осторожно переступая ногами. Руум последовал за ним. Через пару десятков шажков свечение моря выдало слабое звено – отсутствовали два щита подряд, и блики на борту не застила решетка.
Страшно было до оцепенения. Спина у Виштальского одеревенела, волосы на загривке встали дыбом. Вот-вот влажная, слизкая присоска ка-ак вцепится под лопатку.
Неожиданно Давид различил новый звук, добавившийся к журчанию воды, растолканной корпусами катамарана, – бурление и сиплое харканье. В доски перед лицом Виштальского уперлось тонкое щупальце с присоской на конце. Давид даже испугаться толком не успел – руум мигом вырастил свой «длинный нож» и оттяпал извилистую конечность. Вода за спиной Виштальского вскипела, осьмирук захрюкал, а присоска так и осталась висеть на облупленном борту.
– Молодец, Шарик, – пробормотал галактист и двинулся дальше. Больше отвалившихся щитов не наблюдалось, и Давид малость успокоился.
Перелезть на корму возле самой пристройки было минутным делом. Виштальский прокрался к двери капитанской каюты и толкнул узкую створку. Бесполезно. Он потянул – успех был тот же. Помог Шарик – руум просунул в щель свой «инструмент» и перекусил засов.
Забыв поблагодарить, Давид скользнул за дверь. Постоял, привыкая к темноте и кислому запаху, наполняющему каюту, потом разглядел лежак его великославия и расслышал самого Буссе – комит храпел и громко чмокал губами.
– Буссе! – тихонько позвал Виштальский.
Граф всхрапнул и замычал, переворачиваясь на другой бок.
– Подъем! – скомандовал Давид.
Буссе вздрогнул, резко обернулся и сел, мгновенно вытягивая нож из-под подушки.
– Кто?!
– Это я, тот, кого ты зовешь колдуном. На корабле бунт!
– Что?! – взревел капитан.
– Чего ты орешь? – зашипел Давид. – Ути-Ло собрал команду носа и хочет перебить команду кормы, захватить катамаран и пиратствовать!
– Морских репьев ему в задницу! – прорычал Буссе и рванулся к двери.
Виштальский перехватил его и как следует приложил к переборке.
– Стоять! Хочешь на нож попасть?
– Ты кого мотанул? – ошалел комит.
– Тебя, дурака! Резню желаешь устроить? Давай! А ты уверен, что верх возьмешь? Или ты полагаешь, что вся корма за капитана?
Буссе, не вступая в спор, бросился с ножом на Давида. Галактист легко ушел, перехватил руку комита и сунул великославие носом в пол. Отобрал нож, присел на лежак.
– Слушай, комит, – тихо проговорил Виштальский, – я тебе помочь хочу, понял? Есть план…
– К старшим по знатности, – просипел Буссе, – обращаются во множественном числе.
– Я хочу помочь вам, долбан… доблестный кхенти! Буссе, кряхтя, сел и привалился к стенке.
– А ты ж не мог по-нашему.
– Научился! – рявкнул Давид. – Ты будешь слушать или нет?!
– Слушаю, – буркнул комит.
