прощения, но…
— Я просто ни на кого не похож, — улыбнулся в ответ Гурьев. — В этом всё дело.
Брукс был именно таким, каким он его себе представлял. Вот только на звук её имени он отреагировал совершенно не по-английски. Что ж, подумал Гурьев. Это именно то, что мне нужно сейчас. Надеюсь, я не искалечу его. Господи. Рэйчел.
— Давайте закатимся куда-нибудь, где вы ещё ни разу не бывали, выпьем, перекусим и обсудим наши дела. Не возражаете?
— Я…
— Конечно, не возражаете, — обворожительно улыбнулся Гурьев, поднимаясь. — Я бы на вашем месте точно не возражал.
Они зашли в маленький итальянский ресторанчик на углу улиц Тонбридж и Кромер. Это место Гурьев присмотрел около недели назад, во время одной из своих ночных прогулок по городу. Вот Рэйчел пришла бы в ужас, узнав, что я шатаюсь в таких местах по ночам, как вурдалак, усмехнулся он про себя.
— Что будете пить, Оскар?
— Скотч, — неуверенно предположил Брукс, озираясь. Чувствовалось, что за стенами своей конторы, вдали от бухгалтерских проводок и биржевых колонок, ему неуютно.
— Нет-нет, — запротестовал Гурьев, — скотч перед итальянской кухней – это извращение, за которое нужно ссылать в Новую Каледонию[20] на вечные времена. Два мартини, Паскуале, — сказал Гурьев по-итальянски подошедшему официанту. — С зелёной оливкой и долькой лимона, и не забудь вынуть косточку, хорошо? Потом… — Он сделал вид, что сосредоточенно размышляет над заказом. — Для моего друга – турнедо[21] с марсальским соусом, шафраном и розмарином, средне прожаренное, с овощным гарниром, и шеф-салат с горгонцолой[22] и гриссини[23] для меня. И бутылку бардолино. Спасибо, приятель.
Официант, просияв, умчался на кухню, откуда немедленно раздались полные воодушевления звуки – посторонние гости нечасто говорили по-итальянски и ещё реже заказывали с таким вдумчивым знанием предмета. Собственно, этот маленький спектакль Гурьев разыграл вовсе не для ублажения рестораторов, а для Брукса. Предполагаемый эффект был достигнут.
— Вы… итальянец?! — вытаращился на него Оскар.
— Я путешественник, — усмехнулся Гурьев. — Сейчас вот пропустим по стаканчику под настоящую еду, не то, что ваша овсянка, сэр, и посидим, как следует.
Повар постарался на славу, чтобы угодить мифическому соотечественнику, — салата хватило бы на стадо слонов, вырезкой можно было накормить роту королевских гвардейцев, а бутылка с вином была такой ширины и толщины, что вряд ли поместилась бы в ствол Большой Берты.[24]
— Что ж, — сказал Брукс, отодвигая тарелку. — Мой желудок преисполнился к вам нежной признательности, мистер Гур.
— Просто Джейк, Оскар. Мы ведь уже закрепили это, разве нет?
— Как скажете… Джейк. Вы полагаете, это поможет мне внимательнее выслушать вас?
— Непременно.
— Тогда я слушаю вас, Джейк.
— Отлично, — кивнул Гурьев. — Скажите-ка, Оскар. Если бы вам вдруг представилась возможность хорошенько взгреть «Бристольский Кредит» за то, что они проделали с леди Рэйчел? Нравится вам такая мысль?
Брукс молча опустил голову. А когда поднял на Гурьева взгляд, глаза его были похожи на раскалённые гвозди:
— Откуда вы узнали?
— Оскар, — Гурьев провёл рукой по волосам. — Оскар. Какая разница?
— Вы правы, — казалось, кожа на лице Брукса натянулась так, что готова была вот-вот лопнуть. — Действительно, какая разница? Если бы она позволила мне тогда…
Он закрыл руками лицо, и его узкие худые плечи затряслись. Немножко влюблён, подумал Гурьев. Немножко. Ну, ты и поскромничала, Рэйчел. Даже Брукс, чернильная душа, и тот понял. А эти… Ну, ничего. Вот уж служба, так уж служба. Вот уж я развлекусь. Вот уж полетят клочки по закоулочкам. Он налил вино, поднялся, обошёл столик. Взяв Брукса, насильно отнял его руки от лица и поднёс стакан к его губам. Сказал властно:
— Выпейте, Оскар. И успокойтесь.
Брукс подчинился. Прошло ещё несколько минут, прежде чем к нему окончательно вернулось самообладание:
— Извините. Я… Что вы знаете? Она рассказала вам?…
— Нет. Она ничего не рассказала. Мне кажется, вы знаете, почему. И я хочу услышать это от вас, Оскар. Больше того – непременно услышу.
— Зачем?
— Рассказать вам всю мою жизнь, Оскар? Это займёт немало времени, а у нас его, похоже, в обрез. Начните всё-таки вы, Оскар, а я вам объясню кое-что по ходу дела.
— Я не имею права.
— Глупости. Чепуха. Почему она ничего не хочет говорить?
— Потому что это знание смертельно опасно для непосвящённых.
— Ну, считайте, что я посвящённый, — Гурьев усмехнулся. — Знаете, Оскар, это начинает становиться смешным, на самом деле. Вы всерьёз полагаете, будто существуют какие-то опасные тайны? Мне казалось, человечество давно выросло из этих детских штанишек.
— Вы ошибаетесь, Джейк, — почти прошептал Брукс.
— Оскар. Прошу вас. Будьте, в конце концов, мужчиной. В чём дело?
— Конечно, вы не знаете, — Брукс прикрыл глаза и несколько раз утвердительно качнул головой. — Конечно, нет. Даже не догадываетесь. Разумеется. Она не могла вам рассказать. Во-первых, вы не посвящённый. А во-вторых… Она не хочет никому сделать больно. Ведь она – ангел, Джейк. Она ангел, хотя бы это вы понимаете, не так ли?!
— Конечно, — легко согласился Гурьев. Ну да, подумал он. Если бы я мог в это поверить, — насколько было бы мне проще, приятель. — Но ведь вы-то – не ангел. Не правда ли?
— Нет.
— Тогда расскажите мне.
— Нет. Вы не представляете себе…
— Оскар, — Гурьев наклонился к Бруксу, накрыл его ладонь своей. — Я же вижу, что с вами творится. Я вижу пламя, пожирающее вас изнутри.
— Вы не понимаете, Джейк, — тихо проговорил Брукс, по-прежнему не глядя на Гурьева. — Вы думаете, я влюблён?
— Разве нет?
— Это совсем, совсем другое, Джейк… О, если бы я имел право!
— Мир давно сошёл с ума, Оскар. Правил больше нет. Расскажите мне. Вы ведь не знаете, с какого холода я пришёл и что умею.
— Почему же, — змеиная улыбка снова искривила губы Брукса. — Представляю. Немного. Кое-чему меня, знаете ли, учили. Только вы всё равно не посвящены. Вы даже не представляете себе, какие силы стоят за этим. Каких демонов вы выпустите из преисподней, когда…
— Вот как, — Гурьев прищурился. Дело принимало неожиданный оборот. Вот совершенно. — Что ж. Превосходно. Тем более. Вы что-то хотели сделать, если я правильно понимаю. Без меня у вас это вряд ли получится. А со мной – может статься. Это как-то связано с её фамилией? Семьёй? Я, кажется, предполагаю, что за происхождение имеет её фамилия. Если вы это подразумеваете, Оскар.
Брукс посмотрел на Гурьева с удивлением и тревогой:
— Вы… откуда? Вы… откуда? Как вы догадались?
— Я не только не догадался пока, Оскар. Я даже не могу вообразить, до чего мне следует
