самодеятельный сыщик, переступая порог калитки у монастырских ворот.
Мем проследовал по аллейке до ступеней храма, внимательно осматриваясь вокруг. Монахов заметно не было, зато окна трапезной теплились почти незаметным слабым светом; среди пасмурного дня Мем с трудом это разглядел. Стало быть, все сейчас там. Храм открыт, но служба начнется с колоколом на вечернюю стражу. А закончится незадолго до начала первой ночной. В самый раз успеть взять лодку и подплыть к Чаячьему со стороны бань. Есть ли у монастыря лодки? Должны быть. Раньше Мем никогда не обращал специального внимания, но на берегу Рыбного канала, с той стороны монастыря, стояли какие-то деревянные хибары и была маленькая пристань, которой почти никто не пользовался.
Стараясь ступать бесшумно и выглядеть благоговейно, Мем поднялся по широким ступеням в храм и вдоль стены направился к тому месту, где прикреплена была кружка для сбора грехов. Тут-то его внимание и привлек разговор на повышенных тонах, происходивший где-то в пределах храмовой ризницы. Из трапезной части храма слов было не разобрать. Зато великолепно чувствовался неприличный для такого покойного места, как монастырский храм, накал страстей. Что-то было неладно в святой обители. Мем тут же вспомнил все свои подозрения, переступил посеребренную цепочку, долженствующую препятствовать любопытным, подкрался поближе и притаился за колонной.
– Нет, вы скажите прямо, я должен солгать? Я должен сделать то, что считаю ненужным и вредным? То, что не соответствует монашескому образу и званию? Я жду приказа. Если вы меня обяжете, и вы прекрасно знаете об этом, я выполню ваше послушание! – с резкими, почти крикливыми интонациями требовал смутно знакомый Мему голос.
– Когда вы выбирали свой путь в жизни, эргр Датар, вы не были слепы, вы знали, куда вы шли и на что вы шли, – отвечал другой голос несколько спокойнее.
– Я знал, на что шел: повиноваться, но не грешить!
– Ну так успокойтесь, никто вас с кнутом в руке грешить не понуждает! Что у вас всех за прямолинейное мышление? Нельзя же быть в жизни прямым, как линейка!..
– А как понимать тогда ваши рекомендации? Все эти обтекаемые фразы? Рассуждения о разумности, о пользе?.. Криволинейно?.. Нет, по моей доброй воле вы меня не втравите. Я ценю ваши заботы о братстве, но используйте для своих целей тех дураков, которые не понимают, что и почему они делают! А я не желаю заниматься вашей политикой! Я не хочу изворачиваться и лгать. И не надо впутывать мое имя в ваши игры! Не говорите мне больше о разуме и пользе! Для вашей пользы я, может быть, должен выставиться на продажу, как девка из веселого дома? С этой целью вы меня постригали? Но я-то не для того уходил с Веселого Берега, чтоб возвращаться обратно, переменив всего лишь имя и одежду! Вы ведь даже не представляете, как этим всем я наелся в своей прежней жизни!..
– Не кричите так, эргр Датар, на ваш голос сейчас люди сбегаться начнут!
– А я устал делать из этого тайну! Кому хочется знать об этом – пусть знают! Да, я родился и вырос в веселом доме! И я больше вас понимаю в том, что и как в этом мире продается и за какую цену покупается! Избавьте меня от ответственности за то, что вы решили меня продать, как это делали там со мной раньше! Избавьте, потому что там я никому и никогда не отдавал за деньги и за милости мою душу! Вы хотите торговать моим телом? Торгуйте! Этот грех на вашей совести будет, не на моей!
– Эргр Датар!
Быстрый топот. Мем едва успел отскочить за балдахин, развернутый над чьим-то мраморным гробом, как мимо него, прикрыв рукавами лицо, пронесся эргр Датар и кинулся вон из храма. Собеседник эргра, которого из укрытия Мему было не рассмотреть, потоптался на пороге ризницы, потом закрыл за беглецом решетчатую дверку и плотно задернул бархатный занавес.
Мем подождал еще немного, выбрался из-за гроба и осторожно, избегая открытых мест, последовал к выходу.
Инспектор Нонор измерил шагами весь Чаячий остров. Расстояния тут были невеликими. Треть лиги в ширину и лига в длину, если включать в счет еще илистую отмель. Примечательным Нонору показалось то, что на острове не росло ни одного дерева. Только кусты колючника и льнущая к стенам домов кошачья лапка.
Храм виден был с любой точки острова, и со всех сторон к нему вели улочки, дорожки и тропинки. На стенах строений, расположенных ниже по берегу, имелись зарубки уровня воды с подписанными белой краской датами наводнений.
После ночного осмотра Нонор не отдал никому дело о храмовых кружках. Пока была хоть малая возможность самому выбирать себе работу, он старался ею пользоваться. Работа лечила Нонора от пасмурных мыслей о безденежье, о трех безнадежно незамужних старших дочках, о подагре, которая напоминала о себе по ночам, о неприятностях, к числу которых относились и Мем, и возможные непредсказуемые перемены в городских префектурах, идущие свыше, и коварная зависть сослуживцев, которым, на их взгляд, не все желаемое удавалось так же легко, как инспектору Нонору, – проще говоря, все те вещи, что как раз не зависели от его личного выбора.
На Чаячьем Нонор узнал несколько новых для себя фактов. Оказывается, эргр Датар пользовался популярностью среди придворных дам, что с его смазливой мордашкой было неудивительно. В последние несколько месяцев у пристани частенько видели лодки из Царского Города. Как правило, разодетые дамы с целыми свитами слуг приезжали в дни поминовения – раз в декаду, четыре раза в месяц. Но случались посещения и вне каких-либо праздников или особых дней. Последний визит приближенных императору особ как раз состоялся в день перед ограблением. С островитянами ни прекрасные посетительницы, ни сопровождавшие их лица не общались, поэтому имена дам и их положение при дворе оставались тайной. Знал, кто они, наверное, лишь сам эргр Датар, читавший их исповеди. Однако Датара на острове следователь не обнаружил. Какая-то грязная поломойка сообщила, что эргр вызван в обитель к начальству. Нонор криво усмехнулся, но поверил. Никуда Датар не денется. Молодой настоятель не показался Нонору человеком решительным и смелым. Вообще инспектор Нонор недолюбливал святош. Скользкий народец, у которого на каждое слово найдется тысяча отговорок, – качество, необходимое для проповеди с амвона, но отвратительное для дачи показаний на следствии.
Второй участник ночных событий тоже на месте не сидел и инспектора Нонора не дожидался.
Ошку Нонор застал на берегу. С помощью двух оборванных мальчишек тот выбирал из глины просыпанные ворами медяки. Храмовый сторож, похоже, совсем не опасался, что половина найденных монет осядет в драных рукавах его не по возрасту ловких помощников. Некоторое время инспектор созерцал с прибрежной кочки их совместные труды, потом приблизился и поймал одного из ребятишек за грязное ухо.
– А что, Ошка совсем ничего не слышит? – спросил он свежепойманного свидетеля.
– Пустите! – пискнул тот. – Чего ухо крутите! Не ваше!
– И по губам не читает? – продолжал интересоваться Нонор.
– Да пустите же!
– А как вы понимаете, чего он хочет?
– Куда пальцем покажет, туда за ним и идем!..
Тут Ошка поднял голову и глянул на инспектора так, что тот сразу выпустил мальчишку, мигом канувшего под берег ковырять деньги из грязи.
Нонор отступил. Ему стало неловко. Он понял, что здесь он со своими замашками не ко двору. Он очень мало встречал в своей жизни людей, которые умели бы так смотреть – еще бы чуть-чуть, и высокорожденный кир Нонор, лучший сыщик Первой префектуры, запросил бы у маленького оборванца прощения. Но в последний миг Ошка отвернулся, и как ни в чем не бывало троица продолжила свое занятие.
Нонор попятился и поспешил прочь. На острове ему больше делать было нечего. Думал он вот о чем: одна десятиларовая монета – маловато для посетителей из Царского Города. Там деньги считают не ларами. Их считают там тысячами ларов...
Инспектора ждал перевозчик, который доставил его обратно на Веселый Бережок. Поднявшись с пристани на набережную, Нонор заметил идущую вдоль воды парочку: эргра Датара и... Он подумал вначале, что ошибается, и даже вернулся на несколько шагов и перегнулся через парапет. Нет, ошибки не случилось. Рядом с Датаром шел и о чем-то оживленно беседовал с ним дубинушка Мем.
Обойдя монастырский храм кругом и пробравшись вдоль стены за зарослями вечнозеленого
