Осколки четырех миров

противоречили ее характеру, противоречили самой ее сути. Что же должно было произойти между ней и Заргоном, что она так изменилась за столь короткое время? Опять заклятие? Вряд ли. Когда он видел ее в последний раз, на ней было дедово кольцо, и Вайгар точно знал, что Заргон ничего не знал об этом. Он сам постарался сделать так, чтобы у выродка не возникло даже мысли о том, что Кинари защищена подобным образом. Значит, заклясть он ее не мог. Что же тогда?

Поток его мыслей прервало то, что они с Нерави подошли к двери, и малышка пожелала самолично постучать в нее. Что и выполнила с огромным энтузиазмом. Через минуту за дверью раздались шаги, и она распахнулась. Возникшая на пороге Налли сначала замерла, закрыв рот ладошкой, а потом с криком бросилась ему на шею.

– Господин Вайгар!

Вайгар обнял ее одной рукой и чуть не сгорел со стыда в ответ на такое проявление чувств. Он видел, что все это время девочка любила и ждала его, а он не только не помог ей избавиться от этого, понадеялся, что само пройдет, но даже толком не поинтересовался, как ее зовут. Впрочем, тогда, в Нарге, он был в таком состоянии, что просто не смог бы убить в ком-то любовь, даже если бы его попросили об этом. И вот к чему привело его мягкосердечие. Ну ничего, у него есть время, чтобы все исправить.

По-прежнему обнимая одной рукой Налли и не делая никаких попыток объяснить ей происходящее, Вайгар сотворил портал прямо здесь, в подвале. Хотя у Ларов и считалось дурным тоном вешать портал во дворце, в данный момент Вайгару было на это наплевать. Они шагнули в него все вместе и сразу оказались на лужайке перед домом. Отцовские чувства Вайгара неожиданно для него самого вдруг начали проявлять себя самым жестким образом. Почему-то он был уверен, что Нерави все то время, что жила у деда, совершенно не видела свежего воздуха, который, разумеется, был ей совершенно необходим, и потому следовало немедленно исправить такое положение вещей. Благо что погода на улице была просто прекрасная. Нерави, увидев окружающее ее великолепие, взвизгнула от радости, моментально сползла с папы и понеслась в сад. Вайгар не стал ее задерживать, просто пошел следом, ведя за собой Налли. И спиной чувствовал ее счастье оттого, что он рядом. И опять у него руки не поднимались, чтобы лишить ее этого богатства. Да и ни один Лар никогда не посмел бы уничтожить такое, даже если ясно, что это не приведет ни к чему хорошему. Вот если бы перенаправить... Об этом стоило подумать.

Неожиданно впереди раздался крик Нерави, и Вайгар рванул туда, оставив все свои благие рассуждения на потом. За те две секунды, что он несся на крик, он испытал такой ужас, какого ему не довелось испытывать никогда. Правду говорят, что начинаешь по-настоящему любить своего ребенка только тогда, когда возникает опасность его потерять. К счастью для Нерави, никакой опасности не было, она просто наткнулась на пасущегося в саду Ёжика, о котором ее папа благополучно забыл. Надо сказать, что ее крика Ёжик испугался ничуть не меньше и шарахнулся в сторону кустов со всей возможной скоростью. Впрочем, оправившись от первого испуга, Нерави поняла, что Ёжик совсем не страшный, а наоборот, очень даже интересный. Любопытство сильно толкнуло ее в спину, и она, возбужденно блестя синими глазками, направилась к нему.

В таком положении и застал ее прибежавший на крик Вайгар. Он хотел было остановить ее, но, подумав, решил посмотреть, что она будет делать дальше. Кроме того, Ёж вряд ли бы решился как-то ее обидеть.

И правда, Ёжик совсем не собирался обижать Нерави. Напротив, глядя огромными глазищами на приближающееся к нему маленькое существо, он как-то коротко мявкнул и с треском сложил все свои иголки, сделав из них что-то наподобие панциря. Глаза у Вайгара чуть не вылезли на лоб от удивления. Он длинно и затейливо выругался про себя, проходясь по всем Ёжиковым родственникам, и если бы здесь не присутствовала его дочь, то Ёжику посчастливилось бы услышать все это в свой адрес.

Нерави же действия Ёжика привели в еще больший восторг, и она, уже не стесняясь, подбежала к нему и стала гладить его по морде. У Вайгара ощутимо побежали по спине мурашки от вида маленьких пальцев дочери, находящихся в сантиметре от огромных, страшного вида зубов Ёжика. Впрочем, стоило посмотреть на блаженное выражение морды этой глупой скотины, чтобы все страхи отправились восвояси.

– Господин Вайгар! – дрожащим голоском окликнула его незаметно подошедшая Налли. – Этот зверь, он ведь не опасен для Нерави?

– Он травоядный, Налли, – ответил ей Вайгар так, как ему самому недавно ответил Кван.

– Вот как? – удивилась Налли. – Как барашек, что ли?

Кстати, о баранах. А где, интересно, шляется Кван? Вайгар мысленно прошелся по всему дому в поисках своего странного друга и обнаружил того, разумеется, на кухне. Опять голодный, но на этот раз всего лишь физически. Тело у него, в отличие от Айнавирры, было вполне органическое, а значит, в еде нуждалось так же, как и человеческое. Уж это Вайгар уяснил давно. Он мысленно позвал Квана, и тот, надо отдать ему должное, почти сразу же откликнулся. Вайгар не стал ничего говорить, просто показал ему играющую с Ёжиком Нерави, и Кван, бросив недоеденную куриную ногу (а это о многом говорило!), через несколько минут уже был в саду. Налли, не справившись с собой, шарахнулась от него, но Вайгар удержал ее.

– Налли, познакомься, это мой друг Кван. – Друг сразу же расплылся в своей самой мерзкой улыбке, и Вайгар сильно подозревал, что таковой он сделал ее нарочно. – Кван, это няня Нерави, Налли.

– Я счастлив! – заявил Кван, нагло взял свободную руку Налли и запечатлел на ней смачный поцелуй.

Вайгар почувствовал, как Налли передернулась, и тяжелым взглядом посмотрел на Квана. Тот хмыкнул, но от Налли отстал. Правда, как выяснилось позже, не навсегда.

– Ну, как там дела? – спросил Кван у Вайгара, намекая на визит во дворец.

Тот неопределенно пожал плечами.

– Пока никак. Нави придет – расскажет.

– Нави? А ты чего? – удивился Кван.

– Ничего! – огрызнулся Вайгар, и его друг понял, что ничего больше от него не добьется. Поэтому он переключил все свое внимание на Нерави, как на более благодарный объект.

Весь день они провели вместе. Нерави играла с Ёжиком и Кваном, а Вайгар потихоньку знакомил ее с деревьями, которые, к его удивлению, принимали ее так же, как и его самого. Налли не отходила от него ни на шаг и светилась от счастья так, что при взгляде на ее ауру глазам становилось больно. Кван сначала удивленно поглядывал на нее, словно недоумевая, как такой недостойный объект в лице Вайгара мог вызвать у девчонки такие чувства, а потом, по всей видимости, решил исправить это недоразумение и тут же начал ухаживать за ней, чем привел ее в состояние ужаса. Конечно, он не мог не заметить столь... яркое отношение к своей персоне, но предпочел проигнорировать его и, пряча усмешку, продолжил ухаживания с удвоенной силой.

Вечером Вайгар, как того требовал дед, отвел Нерави и ее няню домой. Ему безумно не хотелось этого делать, но такой защитой, как там, он не в состоянии был ее обеспечить. Если Кинари опасалась за свою дочь, значит, у нее были на то все основания, и сбрасывать со счетов мнение жены (бывшей, снова напомнил он себе) было по меньшей мере неблагоразумно.

Вернувшись оттуда, Вайгар прямиком направился в винный погреб, где озаботился отбором десятка бутылок вина, причем основным критерием являлось не качество вина, а его крепость. После чего в обнимку с пыльными бутылками поднялся к себе, где без особого удивления обнаружил Дагу. Разговор обещал быть непростым, и Вайгар не начинал его, невзирая на протесты Даги, до тех пор, пока не пришел в нужное, как он считал, состояние. Мнение Даги в этом вопросе сильно отличалось от его собственного, но он решил просто проигнорировать его. Даге это не слишком понравилось, и температура воздуха в комнате поднялась на несколько градусов. Когда Вайгар это заметил, то предпочел немедленно приступить к разговору. Интерьер в его гостиной еще не успел ему надоесть.

– Ну, рассказывай. – Ему хотелось произнести эти слова твердо, но язык почему-то решил подставить своего хозяина, и выдал нечто... не очень разборчивое.

Дага сверкнула на него глазами и приступила к рассказу, в котором буквально каждая фраза причиняла ему боль, и он мог бы поклясться, что Дага делала это нарочно, как будто мстя ему за все, что произошло после его смерти. Впрочем, о том, что он умер, Дага не знала, и потому имела полное право обвинять его.

Она со всеми подробностями рассказала ему о свадьбе Кинари, о платье, в котором она была, и о