С улицы к нам начал подниматься старикашка Сопатый. Ему пришлось присесть и отдохнуть по пути наверх. Он сипел, кашлял и отхаркивался кровью. Родом он был из тех же земель, что и Одноглазый. Больше меж ними не было ничего общего – разве что любовь к пиву. Сопатый, видимо, тоже пару раз навестил бочку.
Пока я оглядывал город, он-таки добрался до верха и теперь пытался оповестить нас, насколько же в действительности плохи наши дела. На нас пока что не слишком нажимали.
Сопатый всхрипнул, откашлялся и сплюнул.
У подножия холмов вспыхнула еще порция багровых сполохов, высветившая две громадные тени. Несомненно, то были силуэты Вдоводела и Жизнедава, ужасающих альтер эго, созданных Госпожой для себя с Костоправом, дабы напугать тенеземцев до медвежьей болезни.
– Не может быть, – сказал я нашим плохоньким ведунишкам.
К этому моменту вернулся и Одноглазый. Одной рукою поддерживая Сопатого, которого, похоже, скрючил приступ астмы одновременно с разыгравшейся чахоткой, другой он держал нечто вроде жерди, завернутой в тряпки.
– Это, – продолжал я, – не могут быть Костоправ с Госпожой. Я собственными глазами видел их гибель.
Горстка всадников приближалась к городу. И среди них – сгусток тьмы, – то есть не кто иной, как Тенекрут. Впрочем, у него имелись свои дела – он был окружен багровыми огнями, от коих постоянно отмахивался.
Южане, едва сообразив, что хозяин возвращается в дурном расположении духа, возобновили атаку.
– Не знаю, не знаю, – протянул Гоблин. Судя по голосу, страх начисто вышиб хмель из его головы. – Того, что в доспехе Жизнедава, я
– Госпожа утратила силу, – напомнил я.
– А другой воспринимается совсем как Костоправ. Не может быть…
– Могаба… – наконец выдавил Сопатый.
Несколько наших плюнули при упоминании этого имени. У всех, похоже, уже сложилось мнение насчет нашего бесстрашного воеводы.
К отряду Тенекрута протянулась тонкая багровая нить. Тенекруту удалось парировать ее, однако половину его отряда словно корова языком слизнула. В воздух взметнулись ошметки тел.
– Ети-и-ит-твою!.. – вырвалось у кого-то.
И краткая реплика сия с завидной точностью описывала общее настроение.
– Могаба… – прохрипел Сопатый, – желает знать… не можем ли… мы… высвободить… пару сотен бойцов… для контра… таки… проникшего в го… род про… тивника?
– Этот ублюдок нас вовсе за дураков держит?! – рявкнул Ваше Сиятельство.
– Или этот мерзавец не знает, что мы теперь – против него? – осведомился Гоблин.
– А с чего ему думать, что мы его подозреваем? Он же такого высокого мнения о своих мозгах…
– По-моему, смешно, – сказал Бадья. – Хотел нас надуть, да собственной задницей в пращу зарядился. И лучше того: не сможет высвободиться, если только мы для него эту пращу не раскрутим.
– Гоблин, что там Одноглазый затевает? – спросил я.
Одноглазый вместе с Лофтусом возился с одной из баллист. Под ногами у них были разбросаны тряпки, а на ложе баллисты было водружено страшенное черное копье.
– Не знаю.
Я оглянулся на ближайшие ворота. Дозорные нары оттуда могли видеть нас. И Могаба, если я заявлю, что помощи мы послать не в состоянии, уличит меня во лжи.
– Кто-нибудь может придумать причину, почему нам следует помочь Могабе? – спросил я.
Чтобы удержать наш участок, у меня, помимо Старой Команды, имелись шесть сотен таглиосских легионеров, остатки дивизиона Госпожи. Да еще неизвестное, по причине постоянной текучести состава, количество освобожденных рабов, бывших военнопленных и наиболее амбициозных из джайкури.
Все отвечали отрицательно. Помогать Могабе не желал никто. Приблизившись к машинам, я спросил:
– А как насчет – сделать это ради спасения собственных задниц? Если Могабу стопчут, то мы останемся один на один со всеми уцелевшими тенеземцами. – Я оглянулся на ворота. – К тому же вон те ребята видят все, что мы тут делаем.
Гоблин проследил за моим взглядом и встряхнул головой, разгоняя хмель.
– Подумать надо.
К этому моменту я добрался до Одноглазого.
– Что это тут у тебя?
– Да так, пустячок. Смастерил в свободное время.
Одноглазый с гордостью указал на копье:
– Выглядит страшновато.
Приятно уже то, что он сделал нечто полезное, не дожидаясь особых распоряжений.
Одноглазый начал с того, что раздобыл где-то жердь черного дерева и посвятил ей многие часы работы. Древко было испещрено ужасными миниатюрными изображениями и надписями на неизвестном мне языке. Навершье было так же черно, как и древко, – его изготовили из вороненой стали, затем на нем были искусно вытравлены серебряные руны. Древко было даже слегка раскрашено – но настолько слегка, что этого почти не было заметно.
– Что ж, неплохо.
– Неплохо?! О невежда! Взирай!
Он указал нам с Лофтусом на равнину.
Отряд Тенекрута, прореженный до полного ничтожества, сопровождаемый роем багровых искр и насмешливым вороньим граем, был уже совсем недалеко от стен.
– А тут – и мой Тенекрутобой тебя, ублюдка, поджидает! – захихикал Одноглазый.
Затем он издал пронзительный вой – здорово, видать, нагрузился пивом, – и заорал:
– Ничто сущее не могло остановить его в ленивый послеполуденный час! Но теперь… Стреляй же, Лофтус! Копье не задержится в воздухе и на пять секунд! И больше у него не будет времени на то, чтобы постичь приближающееся и развеять заклятья, препятствующие отклонению моего копья от его цели! Лофтус, брат мой, готовься вырезать на древке изображение в память сей великой победы!
Как и всякий, обладающий хоть каплей здравого смысла, Лофтус не обращал на Одноглазого внимания. Он артистически управлялся со своей машиной.
– Большая часть заклинаний, – бубнил Одноглазый, – составлена, дабы пробить его защиту. Я рассчитываю, что у него не будет времени предпринять что-либо активное. Поскольку я задался целью сосредоточиться на пробитии единственной точки…
Я велел ему заткнуться.
– Гоблин! Из этого может выйти толк? А то недомерок наш – не из тяжеловесов…
– Вполне может. Тактически. Если он вправду работал так усердно, как расписывает. Скажем, Одноглазый на порядок маломощнее Тенекрута. Говорит это лишь о том, что на ту же самую работу ему потребуется в десять раз больше времени.
– На порядок?
Вот, значит, в чем проблема Одноглазого…
– Вероятно, скорее даже на два.
Тут он удалился. Да и у меня не было времени вытягивать из него объяснения.
Наконец Лофтус удовлетворился тем, как он ведет цель, расстоянием до нее и всем прочим.
– Пора, – сказал он.
28
– Пускай, – скомандовал я.
Баллиста характерно ухнула. Всю стену объяла тишина. Черное древко, сопровождаемое случайной искоркой, понеслось сквозь ночь. Одноглазый говорил про пять секунд полета. На самом деле вышло даже
