сейчас борются в твоей душе с бессильной злобой. Говорю тебе, я не знаю куда делся твой слуга. Поверь и отпусти с миром. Не бери смертного греха на свою душу.
– Я не нуждаюсь в твоих советах, Колумбан! – довольно резко сказал рыцарь в черненой кольчуге. – Дамир исчез. Последний, кто видел его – ты. Поэтому я и спрашиваю тебя. Пойми, я более не в состоянии задерживаться в этих местах и искать своего слугу! Меня ждут в Англии, и дела не терпят отлагательств! Не смей лгать, ибо ложь – тоже тяжкий грех!
– Не думай, что я поддамся на твою жалкую уловку, – усмехнулся Колумбан. – Не ложь, но лжесвидетельство тяжкий грех. Я старше и мудрее тебя, ты должен верить моим словам без сомнений, тем более, что мои разум и душа всецело принадлежат Господу.
– Вот-вот, – злорадно сверкнул глазами рыцарь. – Ты должен был отдать неверного на суд Божий!
Сэр Мишель откинулся к стволу и закрыл глаза.
– Я, кажется, знаю, о ком идет речь, – медленно проговорил он. – О том сарацине, которого вчера в деревне вешали.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Гунтер.
– Точно. Пора вмешаться. Чувствую, что этот рыцарь не страдает избытком благородства.
И прежде, чем Гунтер успел обдумать, стоит ли впутываться в непонятную историю или нет, сэр Мишель вышел из-за дерева и уверенной походкой подошел к рыцарю в черном. Гунтер поспешил за ним.
Слегка поклонившись, как подобало этикету, сэр Мишель произнес:
– Благородный сэр, чье доброе имя мне пока неизвестно, не соизволите ли вы объяснить мне, что заставило вас столь невежливо обойтись с высокочтимым отцом Колумбаном?
Рыцарь резко обернулся, оглядел сэра Мишеля с ног до головы и, убедившись, что перед ним всего- навсего мальчишка с едва пробившимися усами, тем не менее тоже вежливо поклонился и, плохо скрывая иронию, ответил:
– Благородный сэр, чье имя, несомненно доблестное, мне так же пока не ведомо, позвольте ответить вам, что причины, побудившие меня применить непозволительное ко святому отцу насилие, несомненно известны ему, и если он просветит меня относительно места пребывания одного человека, я не посмею больше отрывать почтенного отшельника от благочестивых размышлений.
Отец Колумбан, едва завидев Фармера-младшего сперва просиял, а потом, заметив, что ни у сына барона Александра, ни у его спутника нет оружия, снова впал в грех уныния.
Сэр Мишель представился, рыцарь ответил ему тем же, и Гунтер узнал, что опереточного злодея зовут Понтием Ломбардским.
– Не удостоит ли меня благородный сэр Понтий чести узнать, что именно он жаждет услышать от святого отца Колумбана, и не могу ли я сколь-нибудь помочь доблестному рыцарю в его несомненно благородном желании?
Гунтер видел, что сэр Понтий больше желает дать сэру Мишелю хороший подзатыльник и пинок под зад, чтобы не задавал лишних вопросов, да пресловутый этикет не позволяет. Оскалив свои кроличьи зубы в вежливой ухмылке, сэр Понтий отвечал:
– Думаю вряд ли тебе известно, благородный сэр Мишель, шевалье де Фармер, где находится человек, которого мы ищем.
– А если известно? – сэр Мишель склонил голову на бок и лукаво прищурился. – Уж не тот ли это сарацин, что болтается сейчас на суку в Сен-Рикье, возле церкви святого Томаса? – и, не давая сэру Понтию опомниться, продолжил: – Ломбардский, Ломбардский… слышал я это имя. Ты часом не родственник герцогу Ломбардскому?
– Его сводный брат, – процедил сэр Понтий сквозь зубы. – А какое до этого дело благородному шевалье де Фармеру?
– Сводный? – переспросил сэр Мишель. – Бастард, значит… Ну-ну!
Едва сэр Мишель произнес эти слова, как разъяренный, побледневший от бешенства Понтий выхватил копье из рук стоявшего рядом сарацина, бывшего, судя по всему, его оруженосцем, и упер в грудь нормандцу.
– Не соизволит ли… благородный сэр катиться своей дорогой и не вмешиваться в дела взрослых! – прорычал сэр Понтий. – И вообще, кто посвятил тебя, недоноска, в рыцари и не брешешь ли ты о своей принадлежности к высокому рыцарскому сану, являясь на самом деле деревенским ублюдком, наслушавшимся баллад и стащившим у своего сюзерена кольчугу?
«Один к одному мои мысли, – огорченно подумал Гунтер. – В точности, – он большим пальцем снял автомат с предохранителя и сделал шаг назад, выставив одну ногу. – Похоже, придется вмешаться, или моего сэра сейчас запросто прикончат. Их пятеро. И вооружены эти странные господа отлично, а у сэра Мишеля оружия нет. У меня – только автомат. Пускай он и не относится к данной эпохе, но будет покруче местных заточенных железок».
Отец Колумбан, видя, что внимание сэра Понтия перенеслось на невесть откуда взявшегося молодого Фармера, стал потихоньку отступать назад, к лесу, читая про себя молитвы и призывая кары небесные на голову нечестивцев.
Тем временем, не на шутку оскорбленный сэр Мишель схватился за копье противника, но сию секунду получил тычок в грудь. Сила удара была погашена кольчугой, однако острие прошло между колец и поцарапало кожу. Прижав ладонь к груди, сэр Мишель посмотрел на нее и увидел кровь. Зарычав от ярости, он попытался выдернуть копье из рук сэра Понтия. И вдруг оглушительный треск раздался за спиной, копье неожиданно оказалось в руках сэра Мишеля, дико завизжали лошади, а отец Колумбан, успевший отойти к краю поляны и готовившийся припустить к замку барона де Фармера за помощью, упал ничком в траву, закрыв голову ладонями. Мишель увидел, как сэр Понтий, будто от удара невидимого кулака, опрокинулся навзничь, схватившись за плечо. Перепугавшиеся сарацины с тоскливыми воплями разбежались, будто увидели воплощенную птицу Рух.
Сэр Мишель обернулся и смятенно посмотрел на Гунтера. Черная железяка слегка дымилась на конце.
– Это ты? – с трудом оправляясь от потрясения.
– Конечно, – спокойно ответил Гунтер. – Необходимо было как-то прекратить это безобразие.
Видя, что события приняли серьезный оборот, и сэра Мишеля могут сейчас проткнуть насквозь, Гунтер поднял автомат вверх и дал короткую очередь в воздух. Совершенно случайно одна из пуль попала сэру Понтию в плечо и прошла навылет, пробив кольчугу.
– Ты призвал молнии Господни на головы неверным? – сэр Мишель благоговейно взглянул на автомат. – Ясно теперь, почему ты так переживал за это… святое оружие! Не зря я кидался за ним в адово пекло, в которое превратился сарай Рыжего Уилли!
Германец уныло зевнул, оглядываясь по сторонам. Благочестие сэра Мишеля хоть кого доведет до меланхолии.
– Все это замечательно, – сказал наконец Гунтер, – только одна из «молний» почему-то попала в доброго христианина. Единственная, кстати.
С этими словами германец подошел к сэру Понтию, который ворочался на траве, рыча сквозь зубы от боли в плече, наклонился над ним, сдвинув автомат за спину, и вежливо поинтересовался:
– Не пожелает ли благородный сэр Понтий принять помощь из рук оруженосца сэра Мишеля де Фармера?
– Пшел вон! – огрызнулся сэр Понтий, потянувшись к мечу здоровой рукой.
«Черт возьми! – выругался про себя Гунтер. – Эти рыцари только друг перед дружкой выделываются, а с простым честным трудягой-оруженосцем у них, благородных, разговор короткий. Ну и подыхай себе, мистер Икс недоделанный!»
Сдержанно поклонившись, Гунтер вернулся к сэру Мишелю, с ног до головы политый отборными ругательствами на старофранцузском, большую часть из которых он не понимал, но на всякий случай попытался запомнить.
– Иди сам разговаривай с сэром Понтием. Только учти, он хам тот еще! – буркнул он. – Или у вас принято некуртуазно обращаться с чужими оруженосцами?
Пропустив мимо ушей эти слова, сэр Мишель задумчиво посмотрел на ломбардского рыцаря, потом снова на Гунтера.
