Рыцарь вместе с оруженосцем стояли на пристани, держа лошадей под уздцы, и тоскливо озирали невероятную сутолоку, царившую в порту. Руан был самым крупным портом, связывавшим владения английской короны на континенте с островом, а теперь, вдобавок, служил еще и главным пунктом, из которого отправлялись грузы на юг, в Марсель и Сицилию, крестоносному воинству короля Ричарда. Если большинство припасов, подготовленных в Англии для армии, переправлялись из Дувра, то в Руан стекался поток продовольствия, оружия и ценностей со всей Нормандии, севера Франции и части Аквитании. Соответственно, и неразбериха стояла неимоверная. А тут еще корабли с ополчениями норвежцев, датчан и шведов зачастую останавливались в Руанском порту на отдых и северные молодцы добавляли в беспокойную жизнь города свой норманнский колорит – больше половины драк и пьяных выходок было на совести славных крестоносцев из полуночных стран…
Король Ричард требовал, чтобы флот и армия были полностью обеспечены всем необходимым, и уже сейчас богатства, сосредоточенные на флоте английского короля, давали ему возможность оплачивать колоссальное войско, сосредотачивавшееся на юге Европы и готовое по первому приказу короля-рыцаря двинуться к берегам Палестины. Вот и опустошались богатейшие земли Анжуйского графства, выбивалась церковная десятина, а, как помнил Гунтер, кардинал Иоанн из Ананьи собрал с Лиможской и Пуатевинской епархий денег больше, чем они могли стоить…
– Как ты думаешь, кто здесь главный? – Гунтер решил прибегнуть к логике. – В порту, я имею в виду?
Сэр Мишель задумался, несколько отрешенно взирая, как на борту стоявшей возле деревянного причала галеры двое господ, явно северян, ругались на чем свет стоит из-за какого-то якобы не вовремя возвращенного долга. Вслушиваться особо было неинтересно, но множество ярких и запоминающихся оборотов речи привлекали свой новизной и необычностью внимание рыцаря.
– Главный?.. – сэр Мишель с трудом оторвался от созерцания выяснения отношений между северянами, грозившего перерасти в драку на ножах. – Капитан порта, наверное…
– Кто дает разрешение на выезд в Англию или такого разрешения у вас не положено?
– Откуда я знаю? – развел руками рыцарь. – Когда года полтора назад я ездил в Уэльс, на турнир, который устраивал Овейн Гуиннедский, никакого разрешения не нужно было. Просто сел на корабль и поплыл!
– Тогда, – Гунтер потер лоб тыльной стороной ладони, соображая, каким еще способом можно отыскать этого проклятого Понтия. – Тогда давай спросим, когда уходил последний корабль в Англию. Понтий опережал нас не меньше чем на сутки, и, если уехал, а не остался в городе, то, глядишь, кто-нибудь его запомнил.
Мимо рыцаря протолкалась пара каких-то мрачных личностей, облаченных в совершеннейшие рубища и тащивших по увесистому тюку. Судя по всему, эти люди работали в гавани на погрузке. Оба согнулись чуть ли не пополам под тяжестью тюков, на перемазанных, темных от загара лицах застыло выражение равнодушной тупости, и они сильно смахивали на двух заморенных осликов, нагруженных поклажей. Сэр Мишель, мигом ухватив мысль оруженосца, словил одного за рукав, так что работник пошатнулся, с трудом удерживая равновесие, и вопросил:
– Эй, ты, какой корабль недавно ушел в Дувр?
Выражение лица человека тускло осветилось вниманием и всесогласием, которое свойственно самым низшим кастам общества при разговоре с благородными.
– Корабль?.. А как же, корабль… Судно. Ушло. В Дувр, – работник ронял слова бесцветным хрипловатым голосом, потихонечку отодвигаясь от рыцаря. Его товарищ продолжал неторопливое движение к галере.
– Когда? – рявкнул сэр Мишель, дернув засаленный перелатанный рукав. Гунтер наблюдал за сценой с умилением. Картина маслом: «Рыцарь и простолюдин».
– В Дувр ушло. Как же… Судно. Парусное. Вчера. Не извольте гневаться… – несчастный говорил все тише и тише, будто собирался упасть в обморок со страху.
Правая ладонь сэра Мишеля непроизвольно сжалась в кулак.
– Название? – учтя манеру собеседника разговаривать, тихо, но угрожающе спросил рыцарь.
– Так оно же сейчас в Дувре, – пролепетал бедняга, явно не понимая, чего от него хочет благородный рыцарь.
– Мишель, пойдем отсюда, – Гунтер потянул рыцаря за плечо, но в этот момент в разговор вмешался второй грузчик, остановившийся поодаль и крикнул:
– Медведь.
Сэр Мишель повернулся к нему:
– Ты кого имеешь в виду, ублюдок?
Названный ублюдком грузчик грустно поморгал глазами на рыцаря и пробормотал:
– «Медведем» корабль назывался, сударь.
Первый добавил:
– Не извольте гневаться…
«Страна идиотов, – мелькнула мысль у Гунтера. – Вот теперь это больше походит на Средневековье, знакомое мне по книгам. Ужас!»
На том разговор с работниками гавани и закончился. Оба потасканных типа понесли свои тюки по сходням на галеру, беспрестанно оглядываясь. Там уже слышались громкие подбадривающие крики, а цветистая ругань перешла в гортанное рычание – северяне все-таки передрались.
Потом рыцарь вместе с оруженосцем толкались по всему порту, выспрашивая о корабле, именовавшемся «Медведь», но ничего путного не добились. Ну да, стоял такой торговый когг, имя хозяина его было Робин Саутем, а постоянно квартировал он в Дувре, возя товары и пассажиров из Англии во Францию. Отплыл вчера вечером, повез груз льна и бочки с вином. Пассажиры были, а какие – никто не помнит. Вот и все.
Вполне естественно, что бестолковая прогулка по Руанской гавани закончилась в мрачноватом и прокопченном трактире с вдохновляющим названием «Голова сарацина». Таковая голова, вырезанная из дерева каким-то умельцем, обладавшим ярким воображением, торчала прямо из вывески, будто охотничий трофей – жутковатые глаза навыкате, ярко красные губы, обнажающие волчьи клыки, и косматые клочья черной овечьей шерсти, приляпанные на корявый череп. Выражение лица «сарацина» говорило со всей определенностью: «Не надо сюда ходить – обманут, обворуют и отравят!»
Но сэр Мишель, пребывавший в расстройстве чувств от постигшей его неудачи, не глядя, перебросил поводья лошади однорукому старику, прислуживавшему у коновязи, и рассеянно прошествовал в помещение. Шедший позади Гунтер, критически оглядев темный и воняющий соленой рыбой полуподвал с земляным полом и десятком почерневших от времени и чада столов, только глаза воздел в тоске. Это был самый мерзкий кабак из всех, какие пришлось видеть за минувшие с явления дракона Люфтваффе в двенадцатый век дни. Между прочим, упитанные, возмутительно осмелевшие тараканы, шнырявшие по столам, ничуть не отличались от своих собратьев из далекого будущего.
Нельзя сказать, что трактир был забит до отказа – сейчас немногим за полдень и большинство людей занято повседневными делами, но в то же время около половины столов оказались несвободны, за ними сидели в основном люди военные – с полдесятка захудалых и, видимо, очень бедных, рыцарей, какие-то крепкие мужики с откровенно крестьянскими рожами, но в кольчугах и при оружии (Мишель потом объяснил, что это йомены, набранные в войско), да еще несколько очень пьяных, но имевших несомненно уголовный вид, личностей.
Устало рухнув на скамью у одного из свободных столов, сэр Мишель саданул кулаком по крышке стола и воззвал:
– Хозяин!! Пива! Много!
Гунтер и сам был не прочь слегка промочить горло, но для порядка проворчал:
– Опять пьянствовать?
– Разумная необходимость, – вытянув кверху указательный палец, ответил сэр Мишель. – Думаю, пара кружечек нам не повредит. Ты был прав – в этом проклятом городе найти кого-нибудь невозможно…
– Ерунда, – отмахнулся Гунтер. – Сходим к… Кто главный в городе?
– Коннетабль, – пояснил рыцарь, с недоверием оглядывая грязные, покрытые липким слоем жира
