приветственными криками, принца вместе с эскортом провели к воротам замка, и случилось невероятное – по первому требованию выехавшего вперед Джона ворота Тауэра открылись. Брат короля объявил людям, что канцлер будет немедленно арестован, все его состояние конфисковано, а наместничество над Англией примет архиепископ Кентерберийский Годфри, невинно пострадавший от злобы и коварства Лоншана.
Вскоре все дворяне, сопровождавшие принца, обыскали замок от чердака до подвалов. Лоншан исчез. Вместе с ним бесследно пропали начальник шотландской стражи Дугал Мак-Лауд и один охранник из Эдинбурга. Главный над английским караулом после пристрастных расспросов принца сказал, будто Лоншан, прихватив с собой несколько мешочков с алмазами и около четырех-пяти тысяч фунтов золотом, вместе с верными ему телохранителями скрылся по подземному ходу, ведущему на другой берег Темзы, в городской конец Саут-Уарк.
Принц Джон объявил, что любой, задержавший или хотя бы видевший низложенного канцлера, получит дворянство, если он не дворянин, или, в крайнем случае, тысячу фунтов золотом. Затем Джон сообщил народу про скорый приезд архиепископа и велел горожанам идти встречать Годфри к южным воротам…
Сам Годфри, граф Клиффорд, за это утро успел сделать мало. Дувр находился всего в паре миль от обители, и святейший архиепископ решил прежде всего навестить Дуврского епископа Бонифация, прежде чем ехать в Лондон. Однако, радость от победы в схватке, случившейся в монастыре святого Мартина, омрачило одно неприятное событие, произошедшее при самом выезде из обители.
– Милорд, – горячо говорил сэр Мишель, когда лошади были поданы и весь отряд собирался покинуть разгромленный монастырь. – Поедемте немедленно в столицу, – рыцарь обернулся и глянул на Гунтера, словно ища у него поддержки. Германец кивнул. – Не будем здесь задерживаться! Ехать долго, если мы не успеем – чертов канцлер придумает новую уловку!
Годфри недолго подумал, но все же отрицательно покачал головой:
– Нет. Мишель, пойми, нам необходимо вначале установить власть над Дувром, сделав своей опорой хоть один город Англии. И потом, когда будем проезжать через Кентербери, я обязан появиться в Кентерберийском соборе… Есть дела. Пойми, дорогой мой, теперь нет графа Клиффорда, но присутствует архиепископ, наместник, почти король…
Сэр Мишель не пытался настаивать, потому что знал – Годфри никогда не меняет своих решений. Получалось так: вначале Дувр, после, по пути – заезд в Кентербери, уже потом – Лондон. Таким образом, в столицу архиепископ обязательно опоздает.
Гунтер, понемножку рассказывавший рыцарю о часах и двадцатичетырехчасовом исчислении суток на примере своего наручного хронометра показал Мишелю, что в Лондоне эскорт обязан появиться не позже четырех пополудни. А сейчас уже восемь утра. И, в конце концов, совершенно неожиданная – пускай и безмолвная – встреча с Лордом, наверняка наблюдавшим со стороны за событиями в обители святого Мартина, может повлиять на все планы. Лорд никогда не появляется так запросто!
Мишель после этого мрачного прогноза своего оруженосца быстро пробормотал Pater, но, подумав, улыбнулся:
– Если нечистый здесь, значит, и наши ангелы-хранители неподалеку! Знаешь, Джонни, я всегда надеюсь на помощь Господа и всех святых. Если теперь так хорошо получилось, глядишь, и дальше они нас не оставят.
– На святого Мартина теперь можно не рассчитывать, – проворчал Гунтер. – Хотя, полагаю, святой не станет обижаться на всякую ерунду. Подумаешь, раку с мощами своротили…
Сэр Мишель тоскливо воздел глаза, ибо очень боялся, что после всех непотребств, учиненных в храме, святой Мартин всерьез на него обидится, однако промолчал. Гисборн, слышавший этот разговор краем уха, совершенно впал в угрюмство и посматривал то на вход в церковь, возле которого суетились монахи, то на свою лошадь, стоявшую рядом с самым невинным видом.
Граф Клиффорд еще на крыльце церкви обратился к собравшимся в монастыре людям. Архиепископа слушали все – монахи, герцогские сыновья, нищие и путешественники, ночевавшие в странноприимном доме обители, и, когда рассвело, вышедшие посмотреть, что же случилось под утро и отчего происходил столь странный для мирного бенедиктинского монастыря шум. Даже Риченда де Лоншан, тихо вышедшая из храма на улицу, стояла в тени собора, сжимая в руках какой-то непонятный холщовый мешочек, и тоже слушала. Годфри рассказал про многое. Видимо, испереживавшемуся архиепископу надо было выговориться, а оттого собравшиеся вокруг люди получили возможность узнать все, что граф Клиффорд думает о господине канцлере, его вероломстве и невероятной наглости…
– Эй, сэр, – Гунтер нагнулся к уху сэра Мишеля, позабыв настойчивую просьбу рыцаря не обращаться к нему таким образом. – Слушай, а зачем Годфри все рассказывает незнакомым людям? Смотри, вокруг не только монахи, но и куча самого разного народа, фрисландцы, опять же…
– Ну как же, – опешил сэр Мишель. – Видишь, здесь купцы, странники, паломники, святые братья из других обителей. Да завтра к утру вся южная Англия будет знать о том, как канцлер де Лоншан, испугавшийся, что потеряет власть, попрал законы! И мирские, и церковные! Другие города за нас поднимутся…
«Все правильно, – подумал тут Гунтер. – Газет нету, радио тоже. Как еще узнавать новости? Только когда путешествующие разносят их по городам и деревням. Тем более народ все узнает не по сплетням, а от самого архиепископа Кентерберийского!»
По окончании пламенной речи Годфри множество людей кинулось к нему, надеясь получить благословение или хотя бы поцеловать руку, но строгая охрана, возглавляемая сэром Гаем и Бертраном Ланкастером, никого не подпустила. Постепенно и миряне, и клирики начали расходиться, а Годфри направился к подготовленным к выезду, отдохнувшим лошадям.
Едва он сел в седло, произошло нечто непонятное, не ожидавшееся никем из охраны, да и самим архиепископом тоже.
Среди царившего во дворе шума сложно было различить короткий и тихий свист метательного ножа. Сэр Мишель, Гунтер и Гай, находившиеся рядом с архиепископом, не сумели в первое мгновение распознать, кто именно бросил в Годфри тонкий клинок с тяжелой рукоятью, а вот лошадь, до сей поры принадлежавшая Монмуту, а сейчас отданная в пользование наместнику и королевскому сыну, приметила быстрое, испугавшее ее движение неподалеку и шарахнулась в сторону. Клинок ударил бы Годфри под грудину, ближе к правым ребрам, но нежданный рывок скакуна спас ему жизнь. Лезвие лишь коснулось одежды, пролетело дальше и вонзилось в шею гнедой Гисборна, отчего та ринулась в сторону, рухнув вместе со всадником, а падающий Гай в надежде зацепиться хоть за что-нибудь, схватился за тигеляй архиепископа, успевшего снять покрывавшую мирскую одежду сутану.
Когда Годфри, Гай и гнедая завалились на утоптанную землю двора, началась паника. Лошадь, из шеи которой торчала темная рукоять ножа, визжала и билась, Гай, рыча сквозь зубы проклятья, пытался освободить правую ногу, придавленную тяжестью тела гнедой, и одновременно прикрыть собой Годфри. Рыцари Ланкастера и Фитц-Аллейна, обнажив оружие, кинулись к замершей от ужаса толпе, а сэр Мишель, выкрикивая «Закройте ворота! Быстрее!», рванул к стене монастыря. Норманн совершенно случайно сумел заметить, как неприметный человек в темно-коричневой одежде метнулся к створкам ворот, сшиб монастырского привратника, пытавшегося загородить дорогу, и выскочил наружу.
– Джонни! За мной, быстро! – сэр Мишель, увидев, что верхом пробиться через толпу монахов и мирян будет невозможно, спрыгнул на землю и, расталкивая собравшихся рядом лучников герцога Йоркского, побежал к выходу из монастыря в надежде догнать неудачливого убийцу. Наверняка один из верных слуг Лоншана!
Продравшись наконец к воротам, сэр Мишель и поспешавший за ним Гунтер увидели лишь уносящегося галопом всадника на маленькой косматой норманнской лошадке. Не дворянин – это точно! Похожую темную и грубоватую одежду носят либо монастырские послушники, либо паломники…
– Ведь удерет! – с настоящей мукой в голосе закричал сэр Мишель. По всему было видно, что рыцарь готов побежать следом за неизвестным на своих двоих. – Удерет! И обо всем доложит канцлеру!
– Уже удрал, – не уяснивший до конца, что именно произошло, Гунтер пожал плечами. – Без лошадей не догоним, да и с ними тоже… Думаю, это был один из людей женушки Дуврского констебля или личный соглядатай проклятого Лоншана!
– Господи, – сэр Мишель побледнел и резко обернулся. – Что с Годфри?
Смятение во дворе постепенно улегалось. И в первую очередь потому, что святейший архиепископ
