что случилось. Разве ты не почувствовала этого, когда увидела меня в Серой Чайке?
– Да, Джегед.
– Павший свел нас.
– Да, Джегед.
– Мы – на земле Его.
– Да, Джегед.
– Теперь воля Павшего свершилась, родичи отмщены, убийцы мертвы. Наш долг – возвратить перст в храм. Эта история окончена.
Джегед подхватил мешок с останками Гнездлеха.
– Я понял! – неожиданно громко выкрикнул Мороган.
– Тихо! – зашипел Годвин. – Не ори, болван!
– Я понял...
– Ну, что ты понял?
– Про землю Павшего... Почему Он здесь, на поверхности, в Уртахе... Не нужно пробивать твердь, Аротон не промахнулся! Солнечный низверг врага сюда, потому что здесь и есть преисподняя! Здесь ложь, скорбь и мрак! – Мальчик говорил тихо, дрожащим голосом, но слова лились и лились, он уже не мог остановиться. Он был уверен, что постиг великую истину. – Вы, вы все, вы же демоны! Вы бесы! Вы слуги зла! Вы, с вашими обманами, подлыми убийствами, кощунством, с вашими пытками, с публичными казнями, с мертвецами на бортах кораблей, с виселицами на площадях! С вашей местью! С поединками из-за клочка земли... Этот край – преисподняя, воистину, земля Павшего! Канцлер калечит собственное божество, убивает первых дворян королевства руками слабоумного, а вы, вы!.. Тоже убийцы... Земля Павшего! Воистину, земля Павшего! Это преисподняя, преисподняя...
Джегед резко выбросил руку и, ухватив Морогана за одежду на груди, стиснул, подтянул к себе, навис.
– Да! Да, клянусь чем угодно, ты прав! Это – земля Павшего, и мы слуги его! Да, мы таковы, и эта земля такова. А ты? Не ты ли твердил, что твой долг и долг императора со всеми его подданными – напасть на нас и овладеть этим краем? Так ты говорил, верно? Что же вам нужно в нашей земле? Что вы хотите найти здесь? Зло? Вы не лучше нас, вы хуже. Мы – не выбирали родину, мы – дети земли Павшего, и готовы отдать за нее жизнь, потому что... потому что... потому что это – наша земля!.. А вы? Вы сами выбираете зло, чужое зло, вы жаждете завладеть им, сделать своим. Так вот, проваливай, щенок! Беги в империю, к своим...
Джегед отшвырнул парнишку, тот покатился по мостовой, сел и заскулил. Ему было так плохо – хуже некуда... невыносимо плохо. Он чувствовал зов Павшего, он чувствовал... Эта земля приняла его, теперь он должен был принять ее – или не принять? Морогану было очень плохо.
Джегед помог взобраться в седло Иниге, поставил ногу в стремя и обернулся к приятелю:
– Годвин, ты готов? Давай мешок мне. Сейчас будем на проспекте, ты заговоришь с возницей, а я подсуну Гнездлеха в навоз.
– А почему я заговорю с возницей?
– У тебя лучше получится. Твой подход...
– При чем здесь подход... Я устал и и с чем не хочу болтать.
– А ты представь, что у этого возницы хорошенькая сестра. Так тебе будет легче сосредоточиться.
– Ладно, Джегед. Но учти, я расскажу об этом Олле. Как ты меня смущал.
– Расскажи, пусть она оценит твою твердость.
Для Джегеда с Годвином это приключение подошло к концу, они уже думали о будущем.
Инига первой пустила лошадь, мужчины следом. Мороган потер ушибленное о булыжник колено, встал, отряхнул брюки и позвал:
– Эй, куда вы? Погодите, я сейчас! – и захромал к своему жеребцу.
