Андре-Луи в сердцах взмахнул руками.
— Разве мужчины и женщины — суть имена? А душа? Неужели она ничего не значит? Неужели всё счастье и радость жизни заключаются в богатстве, развлечениях и пустых громких титулах? Вы всегда казались мне высшим, почти неземным существом, Алина. Вы наделены сердцем чутким, рвущимся к восторгам и радостям жизни; умом возвышенным и тонким; душой, как мне казалось, способной за внешней шелухой и фальшью провидеть истинную сущность вещей. И такие дары вы готовы променять на мишурный блеск иллюзорного величия, готовы продать душу и тело за громкий титул маркизы де Латур д'Азир!
— Вы неделикатны, — заметила Алина, и, хоть брови её продолжали хмуриться, в глазах горели смешинки. — И слишком поспешны в выводах. Согласие дяди сведётся к тому, что он разрешит маркизу просить моего согласия. Вот и всё. Мы с дядей Кантеном понимаем друг друга, и я не репа, чтобы меня продавать.
Андре-Луи смотрел на Алину. Его глаза сияли, бледные щёки медленно заливал яркий румянец.
— Вы мучили меня, чтобы развлечься! — воскликнул он. — Но вы сняли тяжесть с моего сердца, и я прощаю вас.
— Вы опять слишком спешите, кузен Андре. Я разрешила дяде позволить господину де Латур д'Азиру ухаживать за мною. Мне нравится его внешность, и когда я думаю о его положении при дворе, то чувствую себя польщённой предпочтением, которое он мне оказывает. Именно из желания разделить его положение я, возможно, и выйду за него. Маркиз вовсе не похож на тупицу, и принимать его ухаживания очень заманчиво. Но выйти за него замуж, наверное, ещё более заманчиво, и я думаю, что, всё взвесив, я, вероятно, даже очень вероятно, решусь на это.
Андре-Луи глядел на очаровательное детское личико Алины, обрамлённое белым мехом, взор его потух, краска сбежала с лица.
— Да поможет вам Бог, Алина, — простонал он.
Она топнула ножкой, решив, что он слишком самоуверен.
— Вы дерзите, сударь.
— Молиться — не значит дерзить, Алина. Я только молился, что намерен делать и впредь. Думаю, вам понадобятся мои молитвы.
— Вы просто невыносимы.
Щёки Алины покраснели, а брови ещё больше нахмурились. Андре-Луи понял, что она сердится.
— Виной тому испытание, которому вы подвергаете мою выносливость. О, Алина, милая моя кузина, подумайте о том, что вы делаете; задумайтесь над подлинными ценностями, которые вы собираетесь променять на поддельные; над ценностями, которые вы никогда не познаете, отгородившись от них фальшивым блеском ложных истин. Когда господин де Латур д'Азир начнёт ухаживать за вами, приглядитесь к нему внимательно, прислушайтесь к своему тонкому инстинкту, положитесь на безошибочную интуицию вашей благородной натуры и не мешайте ей вынести справедливый приговор этому чудовищу. Вы увидите, что…
— Я вижу, сударь, что вы злоупотребляете моей добротой и терпимостью, с которой дядя и я всегда относились к вам. Вы забываетесь! Кто вы такой? Кто дал вам право разговаривать со мной подобным тоном?
Молодой человек поклонился, мгновенно став прежним Андре-Луи. Его лицо вновь было бесстрастно, манеры холодны, речь иронична и насмешлива.
— Примите мои поздравления, мадемуазель. Вы с поразительной лёгкостью входите в роль, которую вам предстоит играть.
— Полагаю, сударь, что для вас это также не составит труда, — сердито парировала Алина и отошла от него.
— Быть пылью под ногами надменной госпожи маркизы? Надеюсь, я больше не забудусь, и вам не придётся указывать мне на моё место.
Алина вздрогнула и обернулась. Заметив, что в её глазах зажглось подозрение, Андре-Луи почувствовал раскаяние.
— О Боже, я просто животное, Алина! — воскликнул он, подходя к ней. — Простите меня, если можете.
Алина сама хотела просить у него прощения, но его слова остановили её.
— Я постараюсь, — ответила она, — если вы потрудитесь впредь не оскорблять меня.
— Клянусь вам, — ответил Андре-Луи. — Но если понадобится, я буду сражаться, чтобы спасти вас от самой себя независимо от того, простите вы меня или нет.
Слегка задыхаясь, они с вызовом смотрели друг на друга, когда дверь открылась и из замка вышли трое.
Первым шёл маркиз де Латур д'Азир, граф Сольц, кавалер орденов святого Духа и святого Людовика[14], бригадный генерал армии короля. Маркиз был высокий стройный мужчина с военной выправкой и надменно посаженной головой. На нём был богатый камзол алого бархата, отделанный золотым кружевом, бархатный жилет золотисто-абрикосового цвета, чёрные шёлковые панталоны, чёрные чулки и лакированные туфли на красных каблуках с бриллиантовыми пряжками. Его пудреные волосы были перевязаны муаровой лентой. Под мышкой у него была зажата небольшая треугольная шляпа, у левого бока висела изящная шпага с золотым эфесом.
Совершенно беспристрастно наблюдая маркиза со стороны, видя его великолепие, изысканную небрежность движений, манеры, в которых презрение к окружающим непостижимым образом смешивалось со снисходительностью, Андре-Луи трепетал за Алину. Перед ним был опытный и неотразимый волокита, один из тех сердцеедов, что приводят в отчаяние вдов с дочерьми на выданье и мужей хорошеньких жён.
За маркизом шёл господин де Керкадью, являвший собой полную противоположность блистательному гостю. На своих коротких ножках сеньор де Гаврийяк нёс тело, которое в сорок пять лет уже проявляло склонность к ожирению, и огромную голову, не обременённую тяжким грузом интеллекта. Его красное лицо сплошь покрывали следы оспы, которая в юности едва не свела его в могилу. Небрежность одежды господина де Керкадью граничила с неопрятностью, благодаря чему по всей округе он прослыл женоненавистником. Утверждению такой репутации в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что, пренебрегая первейшим долгом дворянина — обзавестись наследником, он не был женат.
Последним появился господин де Вильморен. Он был очень бледен и задумчив; губы его были плотно сжаты, брови нахмурены.
Навстречу им из экипажа вышел элегантный молодой дворянин, шевалье[15] де Шабрийанн — кузен господина де Латур д'Азира. Ожидая маркиза, он с большим интересом наблюдал за прогулкой Андре-Луи и Алины, не подозревавших о его присутствии. Заметив Алину, господин де Латур д'Азир оставил своих спутников и, ускорив шаг, направился к ней через террасу.
Со свойственной ему смесью вежливости и снисходительности маркиз слегка поклонился Андре-Луи. Социальное положение молодого адвоката было довольно двусмысленным. В силу неопределённости своего происхождения, не будучи ни дворянином, ни простолюдином, он занимал некое срединное положение между двумя классами. И поскольку ни один из них не предъявлял на него своих прав, представители обоих обращались с ним одинаково фамильярно. Холодно ответив на приветствие маркиза, Андре-Луи скромно отошёл и направился к своему другу.
Маркиз взял протянутую Алиной руку и галантно поднёс к губам.
— Мадемуазель, — произнёс он, глядя в её синие глаза, — ваш дядя оказал мне честь, разрешив засвидетельствовать вам моё почтение. Не окажете ли вы мне честь, мадемуазель, принять меня, когда я завтра приеду в Гаврийяк? Мне надо сказать вам нечто очень важное.
— Важное, господин маркиз? Вы меня пугаете.
Однако в безмятежных глазах, сверкавших из-под мехового капора, не было заметно ни тени испуга.
— Я далёк от намерения испугать вас, — сказал маркиз.
