Жизнь в «Крематории» и вокруг него

желание расставания было обоюдным – и группа, и гитарист надоели друг другу. Этот факт казался печальным, «Зомби» как альбом мне нравился и, по-моему, музыкально был на голову выше других пластинок, выпущенных в мое отсутствие: «Комы» и «Клубники со льдом». (Пластинку «Живые и мертвые» я не рассматриваю, так как ее по большому счету следует считать сборником, хотя часть старых крематорских хитов была переписана заново.) Но приходилось принимать сложившуюся действительность, тем более что у меня существовали и собственные музыкальные проблемы: нужно было учить неизвестные мне песни. Но работа спорилась, и это было видно невооруженным глазом. Приведу в качестве примера песню «Калигула», подпевки в которой Армен на альбоме наложил сам. Он спел нормально, и на пленке зафиксировался хороший второй голос, но стоило мне пропеть те же самые строчки, как вырисовался совершенно иной ракурс – песня усилилась равноправным вторым вокалом. Вообще, наши «двухголосые успехи» в тот момент начали склонять стиль группы в акустическую сторону, чему способствовало и отсутствие нормального электрического гитариста. 16 и 17 марта мы выступали с почти акустической программой (две акустические гитары + скрипка + бас + ударные) в полуподвальном помещении некоего Театра комедии у Курского вокзала. Набилось огромное количество народа, кто-то из фанов умудрился пролезть даже в вентиляционный люк, и концерт прошел на ура. Через неделю состоялся уже упоминавшийся концерт в Черноголовке, где мы выступали в том же составе. Спустя пару дней играли вместе с группой «Браво» в Дворце культуры Института международных отношений, причем «Браво» (с Сюткиным) выступали в первом отделении. Одновременно прошли несколько квартирников в малом составе (Армен + я + Мишка). Однако играть рок-музыку без гитариста просто невозможно, и вскоре встал вопрос о поиске подходящих кандидатов. Мои бывшие сотоварищи по группе «Дым» занимались каждый своим делом, и я предложил попробовать «дымовского» гитариста Андрея Мурашова. Армену не очень импонировали участники моего сольного проекта. Во-первых, Армен при любом удобном (и неудобном) случае подчеркивал, что ему не нравится записанная группой «Дым» студийная пластинка «Для умного достаточно». Тем не менее, когда фирма «Мелодия» выпустила этот альбом, а произошло это по стечению обстоятельств именно в марте 1991 года, я на репетиции подарил пластинки всем участникам «Крематория», сказав Армену: «Тебе не нравится, значит не нужно?», на что он моментально отреагировал: «Нет уж, давай дари!». Во-вторых, он во всем пытался разглядеть некую изощренную интригу и в предложенной мной от чистого сердца кандидатуре видел моего будущего сторонника в спорах с ним (Григоряном). Но других гитаристов на горизонте не наблюдалось, и было решено попробовать поработать с Мурашовым, тем более что по странному стечению обстоятельств он получал высшее образование в МИИГА в одной группе с крематорским барабанщиком Андреем Сараевым.

Мурашов был загружен материалом для работы. На первом этапе ему предстояло ознакомиться и «снять» около двадцати песен для концертного исполнения. Во время нашего сотрудничества в «Дыме» Андрей так или иначе сталкивался с крематорским творчеством, но реакция его была однозначно негативной. Это легко объяснялось: все его до-«дымовские» музыкальные контакты происходили с профессионалами эстрадного жанра и представителями джазовой школы, где уровень инструментального мастерства (да и аранжировок) был довольно высок. Группа «Дым» в большинстве своем состояла из профессионалов, и лишь два участника – я и первый крематорский басист Пушкин – были «любителями». Кстати, именно Пушкин однажды очень метко охарактеризовал разницу между профессионалами и любителями: «Мы (любители) на подъеме настроения играем хорошо, в других случаях – как получится или плохо; а у них (профи) всегда выходит хорошо». Конечно, все вышесказанное очень условно, и уж тем более профессионализм не зависит от количества дипломов. Но, я надеюсь, вы прочли между строк то, что я имел в виду. Итак, привыкшему к определенной исполнительской культуре Мурашову пришлось отрешиться от своих былых представлений. Хочешь большего – впрягайся сам! Надо отдать Андрею должное: без нытья и противодействия он начал скрупулезно влезать в каждую песню. Поначалу успехи не были особо заметны. Ну выучил аккорды, ну играет без ошибок – что здесь такого? Сам тоже не Джими Хендрикс! Однако постепенно Мурашов набрал обороты и вскоре созрел для концертов. 3 и 4 мая 1991 года в помещении института со страшной аббревиатурой МИИГАиК близ станции метро «Курская» он дебютировал в составе «Крематория». Правда, группа опять делала акцент на акустику, но подкрепленную не только ритм-секцией, но и жесткой гитарной подкладкой. Кстати, многие из присутствовавших на этих двух концертах отметили позитивную музыкальную роль нового сценического персонажа.

Впоследствии Григорян повсюду будет повторять странную фразу: «Мы открыли для музыки классного гитариста Андрея Мурашова!». Не совсем понятно, как совместить это с зафиксированным ранее не только на магнитной ленте, но и на диске фирмы «Мелодия» альбомом «Для умного достаточно» группы «Дым».

Глава III. ГОЛЛАНДСКИЕ ТЮЛЬПАНЫ – НЕ ДЛЯ ВСЕХ

Немного отвлечемся от истории «Крематория», для того чтобы совершить недельный вояж в Европу, а точнее в Голландию. Дело в том, что еще во времена группы «Дым», а именно в 1990 году, я познакомился с музыкальным журналистом крупнейшей голландской ежедневной газеты «Хет Пароол» Симоном Ван Лейвеном. После крушения Берлинской стены и падения занавеса между Западом и Востоком в нашу страну устремились многочисленные неформалы: от миссионеров-сектантов до торговцев чем угодно и рокеров. С ними двигалась целая армия журналистов, которым были заказаны материалы по поводу той или иной стороны жизни неведомой России. Симон Ван Лейвен был довольно молодым человеком – около 25 лет. Когда-то он сам играл в панк-группе, но и на момент нашего знакомства имел достаточно радикальные взгляды. Так он был ярым противником американского капитализма, и реклама любого американского товара была для него сродни изощренному обману. Он говорил: «Я никогда не пойду в «МакДональдс», чтобы не обогащать своим долларом канадских капиталистов!». Кстати, в подобном неприятии западного уклада он явно не одинок. Очень многие молодые европейцы могли бы подписаться под словами Симона. Конечно, это чисто возрастное явление, лет через десять все они станут стандартными обывателями, для коих собственное благополучие превыше всего, и о своем юношеском вольнодумстве будут вспоминать с откровенным изумлением. Пожалуй, в подобной метаморфозе и заключен смысл нормального существования развитого общества… Так вот, Симону все порядки России (тогда еще – СССР) казались неким раем, где он со своими легко конвертируемыми гульденами мог позволить себе роскошную жизнь, в то время как на родине жил отнюдь не вольготно. Увы, таков парадокс. В те времена некоторые иностранцы, влачившие в своей стране жалкое существование на небольшую ренту, переезжали в Россию, где отрывались по полной программе. Правда вскоре эта лафа закончилась, а к нынешнему моменту дороговизна нашей жизни не только «подтянулась» к среднеевропейской, но местами и вовсе обогнала Запад.

Уезжая, Симон оставил приглашение мне и журналисту Владимиру Елбаеву, с которым он непосредственно контактировал по работе. В апреле 1991 года я и Елбаев, преодолев долгие мытарства по оформлению документов, поездом выехали в Амстердам.

Первый раз выезжать в другую страну всегда волнительно. Хотя мелькающая за окнами вагона жизнь сменялась достаточно плавно – в Польше вокруг железнодорожных путей валялось столько же мусора, сколько и у наших дорог. Да и строения имели такие же блеклые, словно запылившиеся, цвета. Но чем дальше мы продвигались на запад, тем современнее становились здания и машины, наряднее люди, а с цветовой гаммой происходили и вовсе чудеса. Все казалось либо заново выкрашенным, либо только что досконально отмытым. И именно по нарастающей: Восточная Германия – чистенько, но бедновато; Западная Германия – красиво как в кино; а Голландия показалась еще совершенней и праздничней. Не стану утомлять вас стандартными путевыми заметками, остановлюсь лишь на двух моментах. Главное, за чем я ехал в Европу, – легко отгадает любой музыкант: мне нужна была новая электроакустическая гитара. Послужившая наславу ленинградская двенадцатиструнка уже отчаянно фальшивила, и ее настройкой перед концертом или записью занималась вся группа. А новый приличный инструмент купить в те времена даже в Москве было непросто, да и цена была запредельной. Так что вояж мой преследовал вполне меркантильную цель. Всеми правдами и неправдами я насобирал и назанимал 1000 гульденов