непритязателен. А ведь сначала он предстал перед Таней ироничным, холодным, уверенным в себе человеком. Но теперь, когда они стали проводить больше времени вместе, Дуглас сделался значительно мягче.
Таня временами находила его несколько старомодным, но ей это даже нравилось. Дугласу было пятьдесят пять лет, и он уже двадцать пять лет был холостяком. Таня иногда в разговорах упоминала своих детей, но сам Дуглас никогда о них не расспрашивал. Он часто повторял, что дети – не его радость.
После очередного приятного вечера Дуглас снова поцеловал Таню в щеку. Таня спокойно относилась к этим невинным проявлениям дружеского расположения. Дуглас строго выдерживал дистанцию, установив для себя четко определенные границы, и ожидал того же от других. Он сразу давал понять, что ему не нравятся люди, пресмыкающиеся перед ним. Он терпеть не мог услужливых официантов, заносчивых владельцев ресторанов и метрдотелей, Дуглас не терпел ни навязчивости, ни фамильярности. Таня довольно быстро поняла и не раз убеждалась в этом. Дуглас не спешил сближаться с людьми и не любил, когда на него давили или когда ему что-либо навязывали. Таня без возражений приняла его правила, она не имела намерения заманивать его в ловушки или давить на него. Ее вполне устраивало нынешнее положение вещей, и она ничего не ждала от Дугласа. Их нынешние взаимоотношения казались Тане оптимальными для них обоих – они с Дугласом были просто друзьями.
Дуглас пригласил ее еще на несколько интересных мероприятий. Одно из них проходило в Лос- Анджелесском художественном музее. Вторым была премьера пьесы модного драматурга Нью-Йорка. Пьеса вызвала множество споров, и на представление собралась очень разнообразная и интересная публика. После спектакля Дуглас с Таней ускользнули, чтобы поужинать в одиночестве. Дуглас отвез Таню на ужин в «Л'Оранжерье», а не в забитый знакомыми «Спаго», где ему то и дело приходилось бы с кем-то здороваться. Ему хотелось побыть с Таней и не обращать внимания на окружающих, которые глазели бы на них и гадали, кто эта женщина. Дуглас заказал для нее икру в тарталетках. Потом они съели лобстера, а на десерт – суфле. Ужин был превосходным, вечер – прекрасным, а Дуглас галантен. Вся та неловкость, которую поначалу Таня испытывала в его присутствии, его резкие замечания, его провокационные, подчас циничные замечания о ее жизни и браке – все это не имело ничего общего с тем человеком, с которым она общалась теперь. Дуглас теперь был понимающим, добрым, интересным и внимательным и делал все, чтобы Тане было хорошо и спокойно. Он старался отыскать для нее что-нибудь необычное, что могло бы заинтересовать их обоих. Он был вежливым, обаятельным, любезным, уравновешенным, и Таня почувствовала, что теперь он даже осторожно защищает ее на совещаниях и на съемочной площадке. Он делал все, чтобы ей стало легче.
Их воскресные встречи у бассейна превратились в ритуал. Таня разгадывала кроссворды, а Дуглас в это время играл на пианино, либо она лежала на солнышке и загорала. Это было приятной сменой обстановки после рабочей недели, особенно после начала съемок. К съемкам группа приступила с недельным опозданием в начале октября, и, учитывая содержание фильма и строгие требования к игре актеров, атмосфера на съемочной площадке воцарилась нервная. Таня и Дуглас часто отправлялись куда-нибудь вечером, чтобы сбросить напряжение. Иногда Дуглас ненадолго заходил к Тане, и они заказывали еду в номер или ужинали в «Поло Лаундж», хотя там им было не так спокойно, как в ее бунгало.
У них с Дугласом, к счастью, оказалось немало общих интересов и общая нелюбовь к шумным и многолюдным сборищам. С каждым днем Таня все больше удивлялась тому, до чего же хорошо они поладили. Раньше ей бы и в голову не пришло, что с Дугласом может быть настолько интересно – хотя поздно вечером, оставшись в одиночестве в бунгало, она до сих пор признавалась себе, что скучает по Питеру. Да и странно было бы, если бы она по нему не скучала. Двадцать лет одним махом из памяти не выбросишь. Может, Питер и выбросил, но Тане до сих пор было странно не звонить ему по вечерам, чтобы пожелать спокойной ночи. Пару раз, когда ее особенно сильно терзали одиночество и тоска, она еле сдержалась, чтобы не позвонить ему. Тане не хватало домашнего уюта и его близости и тепла, которые двадцать лет скрашивали ее жизнь. Ей все еще трудно было свыкнуться с мыслью о том, что она и Питер уже никогда не будут вместе. Таня часто пыталась себе представить, как живет он теперь с Алисой, счастлив ли, или, может, он раскаивается и жалеет. Ей было трудно поверить, что их погоня за счастьем, включавшая в себя предательство жены и подруги и разбитые сердца, принесет им счастье. Дети в разговорах с Таней всегда были очень осторожны и избегали упоминаний о Питере с Алисой, и Таня была признательна им за это. Ей не хотелось ничего слышать о них, особенно из уст детей. Бракоразводный процесс должен был закончиться через два месяца. Таня отгоняла все мысли о нем. А Дуглас давал ей возможность отвлечься от печалей.
Как-то в воскресенье, у бассейна, Дуглас сам спросил ее о разводе. Они только что расправились с приготовленной Дугласом закуской, салатом из эндивия и крабом в панцире. Таня заметила про себя, что она совсем избаловалась. Нынешняя ее жизнь, от ужинов в «Спаго» и людей, узнающих ее на улице, и до комфорта бунгало номер два в «Беверли-Хиллз», разительно отличалась от жизни в Россе. Изменилось все, и большая часть этих перемен произошла по воле и желанию Дугласа.
– Таня, а когда завершится ваш бракоразводный процесс? – небрежно поинтересовался Дуглас, глотнув из бокала белого вина. У Дугласа был потрясающий винный погреб, и он познакомил Таню со множеством вин, о которых она слышала или читала, но никогда не пробовала. Кроме того, он был страстным поклонником гаванских сигар. С некоторых пор Тане стал нравиться их запах.
Вопрос Дугласа удивил Таню. Теперь, когда Дуглас был так внимателен и заботлив, он не задавал ей прямых личных вопросов. Он не затрагивал болезненные темы и вел разговоры главным образом на безопасные темы. Таня чувствовала, что Дугласу приятно ее общество, но он прочно держал дистанцию в их отношениях.
– В конце декабря, – ответила она. Тане не понравилось, что Дуглас спросил об этом. Его вопрос снова вернул ее к болезненному периоду, который она, пока еще тщетно, пыталась стереть из памяти. Таня пока представить себе не могла, что наступит день, когда мысли о Питере и его уходе к Алисе не будут причинять ей боль. Дуглас очень помог ей, занимая ее работой и новыми впечатлениями. И вдруг этот неожиданный вопрос застал ее врасплох.
– Вы уладили имущественные вопросы? – как ни в чем не бывало продолжал Дуглас. Его, как всегда, интересовала сугубо деловая сторона вопроса, эмоции значили для него намного меньше. Это была уже Танина сфера.
– Да нечего улаживать. Ценные бумаги мы поделили пополам, дом тоже. Мы владеем им совместно, но Питер согласен, чтобы я с детьми пока что жила в нем. Возможно, позже мы его продадим. Но пока дети учатся, его стоит сохранить. Чтобы было куда всем съезжаться на праздники и каникулы. И, наверное, я буду там жить в перерывах между фильмами – если, конечно, я и дальше буду работать в Голливуде. – Таня улыбнулась Дугласу. – Если же нет, то я вернусь в Марин и буду писать. Питер сказал, что может подождать с продажей дома. Он хорошо зарабатывает, но учеба детей обходится дорого, а нам надо платить за три колледжа, так что рано или поздно мы все-таки продадим его.
Плата за обучение влетала в кругленькую сумму.
А деньги, которые Таня получила за два ее сценария к фильмам, она вложила в ценные бумаги через брокера в Сан-Франциско, и они принадлежали ей лично. Питер не претендовал на них и не хотел от Тани ничего, хотя их имущество и находилось в совместной собственности. Он не был жадным до денег, просто
