— Оште ветнаж, оште ветнаж!
Фандорин выслушал и решительно кивнул, но проигравшего его покладистость почему-то не устроила. Он заорал громче прежнего, замахал руками. Фандорин снова кивнул, еще решительней, и тут Варя вспомнила про болгарский парадокс: когда киваешь, это значит «нет».
Тогда неудачник вознамерился перейти от слов к действиям — он широко размахнулся, и зеваки шарахнулись в стороны, однако Эраст Петрович не шелохнулся, лишь его правая рука как бы ненароком нырнула в карман. Жест был почти неприметный, но на толстяка подействовал магически. Он разом сник, всхлипнул и буркнул что-то жалкое. На сей раз Фандорин помотал головой, бросил оказавшемуся тут же хозяину пару монет и направился к выходу. На Варю он даже не взглянул, но она в приглашении не нуждалась — сорвалась с места и моментально оказалась рядом со своим спасителем.
— Второй от к-края, — сосредоточенно прищурился Эраст Петрович, останавливаясь на крыльце.
Варя проследила за направлением его взгляда и увидела у коновязи целую шеренгу лошадей, ослов и мулов, мирно хрупавших сено.
— Вон он, ваш б-буцефал, — показал волонтер на бурого ишачка. — Неказист, зато падать невысоко.
— Вы его что, выиграли? — сообразила Варя.
Фандорин молча кивнул, отвязывая тощую сивую кобылу.
Он помог спутнице сесть в деревянное седло, довольно ловко запрыгнул на свою сивку, и они выехали на деревенскую улицу, ярко освещенную полуденным солнцем.
— Далеко до Царевиц? — спросила Варя, трясясь в такт мелким шажкам своего мохнатоухого транспортного средства.
— Если не з-заплутаем, к ночи доберемся, — величественно ответил сверху всадник.
Совсем отуречился в плену, сердито подумала Варя. Мог бы даму на лошадь посадить. Типично мужской нарциссизм. Павлин! Селезень! Только бы перед серой уточкой покрасоваться. И так бог знает на кого похожа, а тут еще изображай Санчо Пансу при Рыцаре Печального Образа.
— А что у вас в кармане? — вспомнила она. — Пистолет, да?
Фандорин удивился:
— В каком кармане? Ах, в к-кармане. К сожалению, ничего.
— Ну, а вдруг он не испугался бы?
— С тем, кто не испугался бы, я бы не сел играть.
— Но как же вы смогли выиграть осла с одного раза? — полюбопытствовала Варя. — Неужто тот человек поставил осла против трех курушей?
— Нет, конечно.
— На что же вы играли?
— На вас, — невозмутимо ответил Фандорин. — Девушка против осла — это выгодная ставка. Вы уж п-простите великодушно, Варвара Андреевна, но другого выхода не было.
— Простить?! — Варя так качнулась в седле, что едва не съехала на сторону. — А если бы вы проиграли?!
— У меня, Варвара Андреевна, есть одно странное свойство. Я т-терпеть не могу азартных игр, но когда приходится играть, неизменно выигрываю. Les caprices de la f-fortune.[1] Я и свободу у видинского паши в нарды выиграл.
Варя не знала, что сказать на это легкомысленное заявление, и решила смертельно обидеться. Поэтому дальше ехали молча.
Варварское седло, орудие пытки, доставляло Варе массу неудобств, но она терпела, время от времени меняя центр тяжести.
— Жестко? — спросил Фандорин. — Хотите п-подложить мою куртку?
Варя не ответила, потому что, во-первых, предложение показалось ей не вполне приличным, а во-вторых, из принципа.
Дорога долго петляла меж невысоких лесистых холмов, потом спустилась на равнину. За все время путникам никто не встретился, и это начинало тревожить. Варя несколько раз искоса взглядывала на Фандорина, но тот, чурбан, сохранял полнейшую невозмутимость и больше вступать в разговор не пытался.
Однако хорошо же она будет выглядеть, явившись в Царевицы в таком наряде. Ну, Пете, положим, все равно, ему хоть в мешковину нарядись — не заметит, но ведь там штаб, целое общество. Заявишься этаким чучелом… Варя сдернула шапку, провела рукой по волосам и совсем расстроилась. Волосы и так были не особенно — того тусклого, мышиного оттенка, который называют русым, да еще от маскарада спутались, повисли космами. Последний раз вымыты третьего дня, в Букареште. Нет, лучше уж в шапке. Зато наряд болгарского крестьянина совсем неплох — практичен и по-своему эффектен. Шальвары чем-то напоминают знаменитые «блумеры», в которых некогда ходили английские суфражистки, сражаясь с нелепыми и унизительными панталонами и нижними юбками. Если б перехватить по талии широким алым поясом, как в «Похищении из сераля» (прошлой осенью слушали с Петей в Мариинке), было бы даже живописно.
Внезапно размышления Варвары Андреевны были прерваны самым бесцеремонным образом. Наклонившись, волонтер схватил ишака под уздцы, глупое животное резко остановилось, и Варя чуть не перелетела через ушастую башку.
— Вы что, с ума сошли?!
— Теперь что бы ни случилось, молчите, — негромко и очень серьезно сказал Фандорин, глядя куда-то вперед.
Варя подняла голову и увидела, что навстречу, окутанный облаком пыли, бесформенной толпой движется отряд всадников — пожалуй, человек двадцать. Видно было мохнатые шапки, солнечные звездочки ярко вспыхивали на газырях, сбруе, оружии. Один из конников ехал впереди, и Варя разглядела зеленый лоскут, обмотанный вокруг папахи.
— Это кто, башибузуки? — звонко спросила Варя, и голос ее дрогнул. — Что же теперь будет? Мы пропали? Они нас убьют?
— Если будете молчать, вряд ли, — как-то не очень уверенно ответил Фандорин. — Ваша неожиданная разговорчивость некстати.
Он совершенно перестал заикаться, и от этого Варе сделалось совсем не по себе.
Эраст Петрович снова взял осла под уздцы, отъехал на обочину и, нахлобучив Варе шапку на самые глаза, шепнул:
— Смотрите под ноги и ни звука.
Но она не удержалась — кинула исподлобья взгляд на знаменитых головорезов, про которых второй год писали все газеты.
Тот, что ехал впереди (наверное, бек), был с рыжей бородой, в драном и грязном бешмете, но с серебряным оружием. Он проехал мимо, даже не взглянув на жалких крестьян. Зато его банда держалась попроще. Несколько конных остановились возле Вари и Фандорина, гортанно о чем-то переговариваясь. Физиономии у башибузуков были такие, что Варваре Андреевне захотелось зажмуриться — она и не подозревала, что у людей могут быть подобные личины. Внезапно среди этих кошмарных рож она увидела самое что ни на есть обыкновенное человеческое лицо. Оно было бледным, с заплывшим от кровоподтека глазом, но зато второй глаз, карий и полный смертельной тоски, смотрел прямо на нее.
Среди разбойников задом наперед сидел в седле русский офицер в пыльном, изодранном мундире. Руки его были скручены за спиной, на шее почему-то висели пустые ножны от шашки, а в углу рта запеклась кровь. Варя закусила губу, чтобы не вскрикнуть, и, не выдержав безнадежности, читавшейся во взгляде пленного, опустила глаза. Но крик, а точнее, истерический всхлип, все-таки вырвался из ее пересохшего от страха горла — у одного из бандитов к луке седла была приторочена светловолосая человеческая голова с длинными усами. Фандорин крепко стиснул Варе локоть и коротко сказал что-то по-турецки — она разобрала слова «Юсуф-паша» и «каймакам», но на разбойников это не подействовало. Один, с острой бородой и огромным кривым носом, задрал фандоринской кобыле верхнюю губу, обнажив длинные гнилые зубы. Пренебрежительно сплюнул и сказал что-то, от чего остальные засмеялись. Потом хлестнул клячу нагайкой по крупу, и та испуганно метнулась в сторону, сразу перейдя на неровную рысь. Варя ударила осла каблуками в раздутые бока и затрусила следом, боясь поверить, что опасность миновала. Все так и плыло вокруг, кошмарная голова со страдальчески закрытыми глазами и запекшейся кровью в углах рта не давала Варе покоя. Головорезы — это те, кто режут головы, вертелась в голове нелепая, полуобморочная фраза.
— Пожалуйста, без обморока, — тихо сказал Фандорин. — Они могут вернуться.
И ведь накаркал. Минуту спустя сзади раздался приближающийся стук копыт.
Эраст Петрович оглянулся и шепнул:
— Не оборачивайтесь, в-вперед.
А Варя взяла и все-таки обернулась, только лучше бы она этого не делала. От башибузуков они успели отъехать шагов на двести, но один из всадников — тот самый, при отрезанной голове, — скакал обратно, быстро нагоняя, и страшный трофей весело колотился по крупу его коня.
Варя в отчаянии взглянула на своего спутника. Тот, похоже, утратил всегдашнее хладнокровие — запрокинув голову, нервно пил воду из большой медной фляги.
Проклятый ишак меланхолично перебирал ногами, никак не желая ускорить шаг. Еще через минуту стремительный всадник поравнялся с безоружными путниками и вздыбил горячащегося гнедого коня. Перегнувшись, башибузук сдернул с Вариной головы шапку и хищно расхохотался, когда рассыпались высвобожденные русые волосы.
— Гого! — крикнул он, сверкнув белыми зубами.
Мрачно-сосредоточенный Эраст Петрович быстрым движением левой руки сдернул с головы разбойника косматую папаху и с размаху ударил его тяжелой флягой по бритому затылку. Раздался тошнотворно-сочный звук, во фляге булькнуло, и башибузук свалился в пыль.
— Осла к черту! Дайте руку. В седло. Гоните во весь дух. Не оборачивайтесь, — рубленой скороговоркой отчеканил Фандорин, опять перестав заикаться.
Он помог онемевшей Варе сесть на гнедого, выдернул из седельного чехла ружье, и они понеслись вскачь.
Разбойничий конь сразу же вырвался вперед, и Варя втянула голову в плечи, боясь, что не удержится. В ушах свистело, левая нога некстати выскочила из слишком длинного стремени, сзади грохотали выстрелы, что-то тяжелое больно стукало по правому бедру.
Варя мельком посмотрела вниз, увидела пляшущую пятнистую голову и, сдавленно вскрикнув, выпустила поводья, чего делать ни в коем случае не следовало.
В следующий миг она вылетела из седла, описала в воздухе дугу, и ухнулась во что-то зеленое, мягкое, хрустящее — в придорожный куст.
Тут бы в самый раз лишиться сознания, но почему-то не получилось. Варя сидела на траве, держась за оцарапанную щеку, а вокруг качались обломанные ветки.
На дороге тем временем происходило вот что. Фандорин лупил прикладом несчастную клячу, которая старалась как могла, выбрасывая вперед мосластые ноги. До куста, где сидела оглушенная падением Варя, оставалось всего ничего, а сзади, в какой-нибудь сотне шагов, громыхая выстрелами, катилась свора преследователей — не меньше десятка. Внезапно сивая кобыла сбилась с аллюра, жалостно мотнула башкой, пошла бочком, бочком и плавно завалилась, придавив всаднику ногу. Варя ахнула. Фандорин кое-как вылез из-под силящейся встать лошади и выпрямился во весь рост. Оглянулся на Варю, вскинул ружье и стал целиться в башибузуков.
Стрелять он не спешил, целился как следует, и его поза выглядела столь внушительно, что никто из разбойников первым лезть под пулю не захотел, — отряд рассыпался с дороги по лугу, охватывая беглецов полукругом. Выстрелы стихли, и Варя догадалась: хотят взять живьем.
Фандорин пятился по дороге, наводя ружье то на одного всадника, то на другого. Расстояние понемногу сокращалось. Когда волонтер почти поравнялся с кустом, Варя крикнула:
— Стреляйте, что же вы!
Не оглядываясь, Эраст Петрович процедил:
— У этого партизана ружье не заряжено.
Варя посмотрела налево (там были башибузуки), направо (там тоже маячили конные в папахах), оглянулась назад — и сквозь негустые заросли увидела нечто примечательное.
По лугу галопом неслись всадники: впереди, на мощном вороном жеребце, по-жокейски оттопырив локти, скакал, а точнее, летел по воздуху некто в широкополой американской шляпе; следом догонял иноходью белый мундир с золотыми плечами; потом дружной стаей поспешал на рысях десяток кубанских казаков, а позади всех, порядочно отстав, подпрыгивал в седле какой-то несусветный господин в котелке и длинном рединготе.
Варя смотрела на диковинную кавалькаду как завороженная, а казаки тем временем засвистали и заулюлюкали. Башибузуки тоже загалдели и сбились в кучку — к ним на выручку
