Все мы ему многим обязаны. Зачем ты пришла ко мне?
– Я тебе уже сказал а, – ответила она. – Учить язык.
– Ерунда, – сказал Чип, вставая. – Ты хочешь, чтобы я начал искать места, которыми Семья не пользуется, чтобы удостовериться, что твой «город» существует. Потому что я это сделаю, а он нет, потому что я не «рассудительный» и не старый, и не довольствуюсь подшучиванием над телевизором.
Она направилась к двери, но он поймал ее за плечо и развернул к себе лицом.
– Постой! – сказал он. Она с испугом посмотрела на него, он взял ее за подбородок и поцеловал в губы, схватил ее голову обеими руками и толкнулся языком в ее сжатые зубы.
Она уперлась руками ему в грудь и мотнула головой. Он подумал, что она перестанет сопротивляться, сдастся и примет поцелуй, но ошибся, она продолжала бороться с нарастающим напором, и, наконец, он отпустил ее, и она, оттолкнувшись от него, отскочила.
– Это – это ужасно! – сказала она. – Принуждать меня!
Это… со мной так никогда не обращались!
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Посмотри на меня, я дрожу, – сказала она. – Веи Ли Чун, это так ты любишь, становишься животным? Это ужасно!
– Человеком, – сказал он, – как ты.
– Нет, – сказала она. – Я не могу никого обидеть, схватить так кого-нибудь! – она потрогала себя за подбородок и пошевелила нижней челюстью.
– А как, по-твоему, целуют неизлечимые? – спросил он.
– Как люди, а не как животные.
– Извини, – сказал он. – Я люблю тебя.
– Хорошо, – сказала она, – я тебя тоже люблю – так, как я люблю Леопарда и Снежинку, и Спэрроу.
– Я не это имею в виду.
– А я это имею в виду, – сказала она, глядя на него. Она пошла к двери. – Не делай этого больше. Это ужасно!
– Возьмешь списки?
Она посмотрела так, будто собиралась сказать «нет», остановилась и сказала:
– Да. Я за этим и пришла.
Он повернулся, собрал со стола списки, сложил их вместе, потом вынул «Ре re Goriot»[5] из стопки книг. Она подошла, и он отдал ей все.
– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он.
– Все в порядке, – сказала она. – Только не делай этого больше.
– Я буду искать места, которые Семья не использует, – сказал он, – я просмотрю все карты в МСД и выясню, есть ли…
– Я это делала, – сказала она.
– Внимательно?
– Так внимательно, как только могла.
– Я снова это сделаю, – сказал он. – Это единственное, с чего можно начать. Миллиметр за миллиметром.
– Хорошо, – сказала она.
– Подожди секунду, я тоже ухожу.
Она подождала, пока он убрал курительные принадлежности и привел комнату в надлежащий вид, и затем они вместе вышли, прошли через выставочный зал и спустились по эскалатору.
– Город неизлечимых, – сказал он.
– Это возможно, – сказала она.
– В любом случае, его стоит поискать, – сказал он. Они вышли на тротуар.
– В какую тебе сторону? – спросил он.
– На запад, – ответила она.
– Я пройду с тобой несколько кварталов.
– Нет, – сказала она. – Правда, чем дольше ты на улице, тем больше опасность, что кто-нибудь увидит, как ты не трогаешь сканеры.
– Я касаюсь рамки сканера, а в этот момент загораживаю его собой. Очень ловко.
– Нет, – сказала она. – Пожалуйста, иди своей дорогой.
– Хорошо, – сказал он. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Он положил руку ей на плечо и поцеловал в щеку.
Она не отстранилась, она была напряжена и чего-то ждала под его рукой.
Он поцеловал ее в губы. Они были мягкие и теплые, слегка разжатые; она повернулась и пошла.
– Лайлак! – позвал он и пошел за ней. Она обернулась и сказала:
– Нет. Пожалуйста, Чип, иди!
Он стоял в нерешительности. Вдалеке показался какой-то член, направляющийся в их сторону.
Он смотрел, как она идет, ненавидя ее, любя ее.
Глава 5
Вечер за вечером он быстро (но не слишком быстро) съедал свой ужин, а потом ехал в Музей Семейных Достижений и изучал множество светящихся карт высотой от пола до потолка, до закрытия музея в десять перед началом вечернего телевизора.
Однажды ночью он пришел в музей после последнего сигнала – шел пешком полтора часа, – но обнаружил, что карты невозможно рассмотреть при свете фонарика, их обозначения терялись в отблесках, а он не рискнул включить их внутреннюю подсветку, как ему показалось, она была связана с освещением всего зала, а это бы означало такой скачок потребления энергии, который Уни мог бы заметить. Однажды в воскресенье он взял с собой Марию КК, отослал ее смотреть выставку «Вселенная завтрашнего дня» и три часа кряду изучал карты.
Он ничего не нашел: ни острова без города или промышленного предприятия, ни горной вершины, на которой не было бы центра космических исследований или климатономии, ни одного квадратного километра суши – или океанского дна, в крайнем случае – который бы не возделывался, на котором не было бы шахт или фабрик, или домов, или аэропортов, или. парков восьмимиллиардной Семьи. Начертанные золотом слова над входом в отдел карт – «Земля – наше наследие, мы используем ее мудро и рационально» – казались правдой, настолько правдой, что даже чуть-чуть места не оставалось для хотя бы минимального общества вне Семьи.
Леопард умер, и Спэрроу пела песни. Кинг сидел молча, дергая рычаги какой-то до-Объединенческой машины, а Снежинка хотела больше секса.
Чип сказал Лайлак:
– Ничего. Совсем ничего.
– Но ведь этих маленьких колоний должно было быть поначалу тысячи, – сказала она. – Хотя одна из них должна была выжить.
– Тогда это пять членов где-нибудь в пещере, – ответил Чип.
– Пожалуйста, ищи дальше, – сказала она. – Ты не мог проверить все острова.
Он думал об этом в темноте, сидя в автомобиле двадцатого века, держась за рулевое колесо и двигая разными ручками и рычагами; и чем больше он думал об этом, тем менее вероятным казалось существование города или даже колонии неизлечимых. Даже если он и проглядел какую-то область на карте, может ли существовать колония без того, чтобы Уни о ней не знал? Люди оставляют следы своего существования; тысяча людей, даже сотня, поднимет температуру воздуха в районе своего обитания, загрязнит реки и ручьи своими отходами, и воздух, возможно, тоже загрязнит своими примитивными кострами. Суша и море вокруг будут полны следов их присутствия в сотне форм, возможных для обнаружения.
