роль, выслушать замечания режиссёра, сыграть ещё раз, исправив ошибки. У разведчика такой возможности нет, его ошибка чревата провалом целой агентурной сети, она ставит под удар не одну жизнь.
Я откинулся в кресле.
Меня устраивало всё, что я только что услышал. И это же пугало чрезвычайно. Казалось, моё согласие на такую работу превратит меня в патологическую сволочь с обольстительной улыбкой на лице. Но я понимал, что эта улыбка должна была служить не моей личной корысти, а моей стране. Одним словом, меня жгли сомнения. Не знаю, чего во мне было больше в те минуты – желания или протеста. Возможно, в других обстоятельствах я не согласился бы на предложение, но дело в том, что после смерти отца я никак не мог по-настоящему оправиться и жаждал каких-то перемен. Появление Бориса Леонидовича сулило перемены серьёзные.
Как ни странно, учёба в академии пришлась мне по вкусу, и я погрузился в неё целиком. Возможно, причина заключалась в том, что лекции и практические занятия сумели быстро оторвать меня от тяжёлых раздумий, связанных со смертью отца. Я стал постепенно нащупывать ориентир в жизни, появилась цель. Временами я вдруг начинал чувствовать себя персонажем какого-то детективного фильма, меня переполнял вес собственной таинственной значимости, хотя никакого такого веса у меня в действительности не было. Думаю, такие ощущения испытывал не только я. Иногда на остановке служебного автобуса я наблюдал за поведением моих сокурсников. Они держались уверенно, поглядывали вокруг чуть свысока, курили вальяжно, сунув одну руку в карман. Они считали себя особенными людьми. Я полностью разделял их мнение. Мы принадлежали к особой касте, своим обликом и манерой держаться мы пытались подчеркнуть друг перед другом наше отличие от остального мира.
Эта особенность – осознавать себя частью скрытой от посторонних глаз секретной организации – была для меня в те дни, пожалуй, самой важной стороной дела. Сознание того, что я попал в мощнейшую из спецслужб, вернуло меня кжизни по-настоящему, заставило почувствовать энергию невидимых потоков, наполниться ими, возродиться внутренне. Жизнью управляет некая невидимая Сила, а спецслужбы – сила этой Силы. Мысль не моя, это сказал кто-то из братьев Стругацких.
Я сделался частью Силы.
На выходные нас отпускали домой. Помню, как я ехал однажды в метро (после очередного недельного пребывания за высоким забором, колючей проволокой, под чужим именем) и вдруг взглянул на окружавших меня людей по-новому. Кто они, зачем они, спрашивал я, и как странно, как удивительно, что они совершенно не догадываются о том, кто я. В этот момент я готов был в каждом из них увидеть моего собрата по службе. Все мы чужие друг другу, но каждый из нас мог быть воином той самой невидимой армии, о которой в повседневной жизни никто не задумывается, но которая проникает всюду, присутствует возле любого из нас, неторопливо, но уверенно делая своё дело во благо
Дома я с огромным удовольствием бросал себя в объятия Татьяны. Она жила в моей квартире почти всё время. По крайней мере, когда я звонил из академии по вечерам, она всегда подходила к телефону. Когда я приезжал, Таня откладывала все свои дела и посвящала мне выходные дни. Мы не приглашали никого из наших друзей, наслаждаясь уединением. Нам было хорошо вдвоём. До настоящей моей работы, пронизанной натяжением нервов, было ещё далеко. И всё же Таня чувствовала, что напряжение во мне никогда не угасало.
– Почему ты отмалчиваешься? – спрашивала она. – Едва мы заканчиваем заниматься любовью, ты проваливаешься в свои мысли. Ты просто исчезаешь. Тебя нет рядом со мной. О чём ты всё время думаешь?
– Наверное, о контроле за передвижениями, о подслушивании телефонных переговоров, о перехвате почтовых отправлений, о наружном наблюдении, о вербовке агентов из среды сотрудников закрытых учреждений… Чёрт знает что творится в башке! Я даже не думаю, оно само крутится там…
– Неужели ты не можешь расслабиться? Я тебя как психолог спрашиваю.
– Я расслабляюсь. Ты не беспокойся, Танюша, у нас там психологов – выше крыши. Я тебе честно говорю, нас там постоянно проверяют и перепроверяют. То и дело какие-то тесты устраивают… Нет, я чувствую себя хорошо. Просто информации много, она не может улечься во мне абы как. Понимаешь, она подыскивает для себя наиболее удобные формы существования, пускает корни, вживается, прорастает, покрывается шерстью и мозолями… Мне хорошо. Однако я ещё не ощущаю себя в достаточной мере твёрдо.
– Ты никогда не рассказываешь мне ни о чём.
– Упрёк? – Нет.
– Очень хорошо. Если тебя что-то интересует, ты спрашивай. Всё равно тебе придётся со многим столкнуться в будущем. Может, даже потребуется твоё участие в каких-то делах. Жёны часто помогают разведчикам…
– Вот уж нет, милый. Во-первых, мы ещё не поженились. Во-вторых, это твои игры, а не мои.
– Это не игры. Это уже работа.
– Для меня твоя работа – литература. А ты давно не садился за свой стол.
– Знаю, – я притянул Таню к себе, – но у меня сейчас так много нового, что я не способен сочинять. В данный момент я не творец. Придёт время, и я вывалю из себя всё, что во мне сейчас накапливается…
– Конечно, о разведке?
– Зачем же? Ты полагаешь, что мои мысли только об этом?
– Ты же сам сказал: у тебя в голове сплошная вербовка агентов и всякая прочая шпионская мура… Прости… Я так люблю читать твои вещи. Я настолько успела привыкнуть к тому, что ты раньше каждую неделю давал мне читать… У тебя лежит много начатого, а ты не возвращаешься к этому и не пишешь ничего нового…
– Извини, Танюш, извини меня, малыш, но мне пока не до литературы. Потерпи…
– Разве я не терплю? Ты приезжаешь только на выходные. И всё время о чём-то думаешь… Осталось ли в тебе место для прежнего? За год я не увидела ни одного путного рассказа, ни одной готовой повести… Когда ты закончишь академию, ты вернёшься к своим сочинениям?
– Непременно. Я и сейчас накрапываю понемногу.
– Правда? Покажи!
– Нет, это лишь пометки.
– Покажи…
– Прочти лучше статью. Сейчас принесу её… Я должен работать для журнала «Поколение-7», тогда к окончанию академии у меня будет хороший запас публикаций, – я встал с кровати и, не накинув халата, вышел из спальни, чтобы достать из стола распечатанные листы. – Вероятнее всего, этот журнал станет моей «крышей», от него я буду ездить и по стране, и за границу…
– Вот ты сейчас прошёл через комнату, – заговорила Таня, когда я вернулся, – и я вдруг обратила внимание на твой живот. Это совсем не тот живот, который я знала раньше. Это не тот живот, который я видела в нашу первую встречу… Помнишь? Помнишь, как ты притащил меня сюда? Теперь у тебя совсем мужское тело. Посмотри, как бегут волосы, отсюда, от пупка к низу…
Она провела по моему животу ладонью.
– Всё так сильно меняется, неузнаваемо. Ты стал другим.
Ещё год назад мы с Таней намеревались сыграть свадьбу, но когда пришёл срок, она внезапно воспротивилась.
– Что с тобой, малыш? С чего ты вдруг упираешься? – я не понимал её позиции.
– Послушай, милый, я не могу обосновать это, но мне кажется, что семья будет нам мешать, – она пожала плечами.
– Мешать? Чему мешать? Ты закончила учёбу. Да и мне остался всего год.
– Меня пригласили в аспирантуру.
– Пожалуйста, учись себе в аспирантуре. Тебе учёба легко даётся, Танюш. Но почему ты против свадьбы?
– Семья свяжет мне руки, – серьёзно проговорила она и отвернулась.
– Почему свяжет? – я чувствовал себя выбитым из седла.
