процедуру. Судя по оказавшейся в руке тяжести, павшие франки увеличили достояние владельца кабака ливров на семь-девять. То есть в наличии четыре ливра чистой прибыли. Остальное уйдет в уплату плотнику и гончарам за новую мебель и посуду. Неплохо. Если так пойдет дальше и вояки-крестоносцы станут наведываться в трактир ежедневно, к концу года можно будет переехать из занюханного Джарре в Мессину, а то и в Рим, открыв в апостольском граде приличную тратторию!
Однако хороший тон обязывал хозяина и далее взывать к высоким небесам о разбое, разгроме и разорении, о том, что его несчастные дети пойдут по миру и умрут от голода, жена продаст себя в лупанарий, а ему самому открыта прямая дорога в монастырь, где и закончатся его скорбные дни в стенаниях и плаче.
— Zvizdets, — повторил красивое слово один из троих и победоносно глянул на соратников. Теперь в его интонациях звучали переливы флейт Виктории и громовые раскаты триумфа. Безнадежно начавшаяся драка окончилась сокрушительным поражением французов, а не появись вовремя компания местных, с гербами короля Танкреда Сицилийского на одеждах, трактирщик обирал бы сейчас не разукрашенных золотыми королевскими лилиями вояк, а приезжих с севера.
— Это точно, — согласился невысокий молодой человек с едва пробивающимися усами соломенного цвета. Он уже научился понимать смысл некоторых речений нового оруженосца.
Однако следовало отдать дань вежливости. Повернувшись к новым знакомым, светловолосый куртуазно склонился, приложив правую руку к сердцу: — С позволения благородных мессиров, представлюсь. Шевалье Мишель-Робер де Фармер из Фармера, герцогство Нормандское. Могу ли я узнать, кто пришел на помощь мне и моим спутникам с столь тяжелый час?
— Я же говорил — свои! — бросил прочим mafiosi длинный предводитель сицилийцев. — Что до меня, то я прозываюсь Роже из Алькамо, младшая ветвь герцогов Апулийских, потомков Танкреда Отвиля и Гильома Железной Руки… Может быть, присядем, мессиры? Кажется, после нашего веселья здесь уцелела пара скамей. Эй, хозяин! Только не говори, что вина не осталось! Кстати, шевалье, с чего вы вдруг решили поссориться с французами?
«Schweinheit und Frechheit» — «свинство и наглость», или, если изволите сменить наречия на существительные, «Свинья и Хам». Именно так Гунтер фон Райхерт частенько думал о своем новом приятеле — господине Sergee Kasakoff’е из России. И вовсе не потому, что Гунтер был немцем и фашистом — если по крови потомок семьи Райхертов действительно вполне относился к цвету германской нации, то по убеждениям никогда и ни в коем случае не примыкал к коричневатым голосистым парням из уголовно- политической партии с аббревиатурой НСДАП. И не потому, что сам являлся дворянином, с уходящей в глубину веков заковыристой родословной, а Казаков, это непонятное порождение XX–XXI веков, скорее всего являлся плебеем из плебеев. Гунтер относился к тем редким людям, которым было плевать на сословия, политику или национальность. Лишь бы человек был хороший. Однако…
Immerhin… Дело в том, что мессир Сергей Казаков действительно был свиньей и хамом. Возможно, новый оруженосец сэра Мишеля таким оригинальным манером скрывал свои смущение или робость перед новыми обстоятельствами и людьми, но факт оставался фактом — в своей развязности, самоуверенности (кстати, как ни грустно, вполне оправданной…) и в познаниях в разноязычной сквернословной лексике новоявленный обитатель почтенного XII века достигал уровня невоспитанного сэра Мишеля, а частенько его превосходил. И это при условии неумения нормально говорить на норманно-французском языке, которому Серж только-только начинал как следует обучаться.
В латыни — международном языке Высокого Средневековья — Казаков не сёк вовсе, кроме двух-трех вульгарных фраз, наподобие вычитанной в какой-то глупой книжке «Quo vadis, infectia?», что по его мнению, означало: «Куда прёшь, зараза?» Однако Сергей отлично баял на современном ему английском, чуток разумел по-французски, а с посильной помощью Гунтера начал более-менее понимать немецкий язык образца ХХ века. И то слава Богу. Базис для освоения самого распространенного на материке норманно- французского имелся, а, кроме того, Сергей вполне мог сносно общаться с подданными английского короля Ричарда Львиное Сердце, хотя и не без труда. Как-то он заметил Гунтеру, что язык англичан времен королевы Елизаветы II Виндзор[46] и Ричарда I Плантагенета разнятся настолько, как разговорный русский времен какой-то там «Перестройки» с благородным наречием князя Игоря Северского. Когда до его сознания дошло, что столь знаменитый в России князь Игорь, коему столь же небезызвестный композитор последующих веков Бородин посвятил свою оперу, живет прямо сейчас, и к которому (имея большое желание, много денег и удачу на разбойных европейских дрогах) можно запросто съездить на Русь, Гунтер стал свидетелем по-детски фейерверкного взрыва восторга.
— Плач Ярославны! — вопил Сергей. — Круто! Никаких там опер с билетами и контролершами! Прямо под стеной стоять, слушать и тащиться! Blesk!!!
Гунтер счел эти крики просто истерикой и во многом был прав. Тевтонец фон Райхерт не знал, кто такая Ярославна и что крутого в ее плаче — плачут только слабые, это еще Бисмарк говорил. И потом, большинства русских слов он не понял. А если бы понял, то поморщился.
…Всех троих обуял сладкий средиземноморский климат, Сицилия-сказка, оливы-маслины-ракушки, терпкие вина, темноглазые красавицы, куча денег в карманах (эх, надо поставить свечку за упокой души канцлера де Лоншана!) и чувство собственной силы.
Прежде всего ощущалась Сила. Принадлежащая им троим.
Почему? А-а-а…
У Мишеля — потому, что в этом мире он был своим из своих. Дворянином, сыном барона, которого посвятил в рыцари сын короля и канцлер Англии Годфри Клиффорд. Мишель видел в снах, как первым входит в отбитый у сарацин Иерусалим.
Он был потомком осевших во Франции викингов и истинным христианином.
У Гунтера — потому, что он давно понял, что прошлое невозвратно, что он начал учиться новому, что не хочет бросать начатого дела и оставлять «на дядю» какую-никакую ответственности за самого себя и своих необычных (да что там! Самых обыкновенных и близких!!) друзей. Бог дал, Бог взял. Но пока взял только прошлое… Слава Ему!
Гунтер являлся готом, тевтоном, любителем свинины и пива, бывшим офицером Люфтваффе Третьего Германского Рейха управляемого вздорным австрияком по фамилии Гитлер… В общем, просто немцем.
А Сергею Казакову было просто нечего терять.
Этот был русским.
И все трое рванули вперед. Незнамо куда.
Первый — по долгу перед кровью, честью и Матерью-Церковью.
Второй — по взятой на себя обязанности и желанию педантично пройти новую дорогу до конца. До короны герцога, как обещал Лорду. Пусть подавится. Гунтер все заработает сам.
Третий… Ему было просто по пути. Он еще ничего не решил. Присматривался.
Француз, немец и русский.
Как в анекдоте.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СИЦИЛИЯ НАВЗЛЁТ
