своего, вы, сир…
— …Я пополню казну, — кивнул Филипп-Август. — Наследство Иоанны, если не ошибаюсь?
— Проницательность вашего величества, — приторно залебезил Ангерран со своим всегдашним сарказмом, — достойна вашего великого предка Шарлеманя.[72]
— Когда? — Филипп выплюнул на блюдо горошинку черного перца, коим умащалось жаркое.
— Вечером или завтра с утра. Позволю себе дать совет вашему величеству. Вмешиваться в спор не следует. Когда дерутся два волка, лев должен только наблюдать и ждать, пока соперники не вцепятся друг другу в глотки. А потом подойти и забрать добычу.
— Что бы я делал без таких, как вы, умников? — Филипп состроил на своей розовой округлой физиономии недовольное выражение. — Ангерран, вам никто никогда не говорил о том, что вы редкостный мерзавец?
— Я счастлив, что великий король столь высоко ценит мои скромные таланты, — не остался в долгу де Фуа. — А насчет «мерзавца», сир… Весь мир таков, что стесняться нечего.
— Подите вон, — тряхнул щеками Филипп. — Или у вас есть еще, что сказать?
Ангерран, выставив вперед правую ногу и прижав руку к сердцу, поклонился и безмолвно исчез за легкой деревянной дверью каюты. Свое дело он сделал. Король Франции, выждав некоторое время, громко сказал:
— Мессир де Сиго! Немедленно позовите графа Карла Валуа и коннетабля! Затевается кое-что интересное…
Камердинер выглянул из-за двери, выслушал указания господина и быстро побежал на палубу.
Ангерран де Фуа, спустившись по деревянным сходням с разукрашенного знаменами корабля на каменный пирс мессинской гавани, окликнул рассматривавших суда молодых мессиров и, когда те подошли, картинно воздел глаза к небесам:
— Ах, шевалье де Фармер, как мне ни неприятно такое говорить, но его королевское величество Филипп Капетинг — просто жирная свинья.
— Он в нас вчера из лука стрелял, — мстительно наябедничал сэр Мишель. — Когда мы с Беренгарией в лодке катались. Едва не попал в мессира Сержа, моего оруженосца.
— Сержа… — произнес Ангерран. — Давно ли этот дворянин у вас оруженосцем?
— С прошлого месяца, — правдиво ответил рыцарь. — Мне бы хватило и одного, но за Сержа отец Колумбан попросил. Я вам о нем рассказывал — это отшельник из Ирландии. Живет в папенькином баронстве, в лесу.
— Понятно, — протянул господин де Фуа. — Впрочем, мессиры, я закончил все дела и теперь мы можем отправляться дальше. Например, в монастырь святой Цецилии.
Гунтер, Мишель и язвительный Ангерран гуляли по городу не меньше двух часов — хронометр германца, на который тот украдкой поглядывал, показывал без четверти семь вечера. В Мессине было спокойно — на улицах порядок, городская жизнь продолжается, в церквях служат мессы. Только появились лишние патрули стражи, внимательно надзиравшие за иностранцами. Если сицилийцы почти не обращали внимания на французов, то за подданными Ричарда следили в оба глаза. Гунтер и Мишель сейчас носили цвета Аквитании, а значит, подозрений не вызывали — герцогство хоть и подчиняется английскому королю, но все знают, что в действительности им управляет королева Элеонора.
— Попомните мои слова, — пророчески вещал Ангерран, когда троица подходила к гавани, — не пройдет и дня, как Львиное Сердце отомстит Танкреду за поражение на турнире. Не знаю, как именно, но, думаю, громко и бестолково. Вы меня подождете, мессиры? Сейчас я поднимусь на корабль Филиппа- Августа и передам французу… Одно известие.
— Подождем, — благосклонно согласился Мишель. Ангерран отчасти шокировал норманна. Для голубоглазого старика словно бы не существовало ничего святого — он поругивал королей, симпатизировал сарацинам, а что поражало больше всего — всегда и постоянно называл вещи своими именами, не обращая внимания на условности этикета. И все-таки общаться с мессиром Ангерраном было интересно. Он бывал во всех известных странах, встречался с самыми разными людьми, вспоминал об умершем от проказы несчастном короле Иерусалима Балдуине IV, о старых и новых монархах, о давно отгремевших сражениях — выяснилось, что Ангерран действительно участвовал во Втором Крестовом походе, кончившемся полнейшей неудачей.
Мессир де Фуа был вхож к Ричарду, Элеоноре и Филиппу, как выразился Гунтер, «с черного хода», а значит, на самом деле являлся важной персоной. Но почему же указанная важная персона не имеет никакого громкого титула и ничего не рассказывает о своем происхождении и семье? Любой дворянин давно поведал бы о многочисленных благородных родственниках, своих владениях, сыновьях-дочерях… Мишель уяснил только одно: их новый знакомый имеет лен в королевстве Иерусалимском. К тому же норманна немного смущало произношение Ангеррана — судя по фамилии, он был выходцем из Лангедока, а речь звучала с едва заметным бургундским акцентом. Известно, что герцогство Бургундия тяготеет не к Франции, а к Священной Римской империи, и тамошнее наречие более германизировано.
Сейчас Ангерран, отвечая на бесконечные вопросы сэра Мишеля, проявлял отличное знание традиций Востока и красочно повествовал о сарацинских нравах. Рыцаря заинтересовал языческий обычай многоженства, и мессир де Фуа объяснил, что пророк Муххамед запретил своим последователям иметь больше четырех жен, но сарацины выкручиваются — четыре жены перед Аллахом, и сколько угодно наложниц. У багдадского халифа вроде бы по одной на каждый день года.
Аббатство встретило гостей тишиной и благолепием — все обитательницы монастыря и постояльцы странноприимного дома отправились в церковь. Именно там сэр Мишель с оруженосцем и мессиром Ангерраном обнаружили Беренгарию. Принцесса шепотом сказала, что Серж остался в комнатах — мол, ему необходимо находиться там по приказу Элеоноры. Туда и направились.
— О, явились! — увидев друзей, воскликнул Казаков, вскакивая. Судя по развернутой на столе огромной рукописной Библии, он старательно осваивал латинский язык, читая на торжественном слоге Рима знакомые главы Писания. — Вино в кувшине. Если хотите пожевать, остались пироги. Только они холодные.
— А где же ее величество? — поинтересовался де Фуа, подозрительно осматривая громоздящиеся возле стен коричневые сундуки.
— У нее неприятности с Ричардом, — ответил Казаков. — Кстати, тамплиеры приезжали. Видите ящики? Полно денег! Сижу тут на золотом запасе королевства.
Какое-то время прошло в разговорах. Мишель общался с Ангерраном, допытываясь у палестинского рыцаря, можно ли европейцу хоть одним глазом посмотреть на гарем. Гунтер и Сергей разговаривали по- английски, вызывая недоуменные взгляды со стороны не понимавшего странный язык мессира де Фуа — германец описывал события на турнире, а Казаков страдал, что не смог увидеть экзотическое зрелище.
Идиллию разрушила Беренгария. Принцесса, явившись с мессы, буквально ворвалась в покои, едва не сокрушив толстенную дощатую дверь. Сэр Мишель аж схватился за меч, увидев огромные перепуганные глаза наваррки. За плечом дочери короля Санчо Мудрого стояла невозмутимая мадам де Борж.
— Что случилось, ваше высочество? — озабоченно спросил норманн. — Вас кто-нибудь напугал или обидел?
Ангерран напрягся и подался вперед, будто ожидал новостей.
— Да, меня напугали, — отрывисто сказала Беренгария. — Мессиры, в монастыре закрыли ворота, а аббатиса приказала всем служкам вооружиться.
— Да в чем дело-то? — забеспокоился Казаков.
Принцесса, бледная и растерянная, опустилась на стул и совершенно не дамским жестом плеснула вина из кувшина.
— Волнения в городе, — ответила Беренгария. — К аббатисе прибежал десятник сицилийской стражи и сказал принять все меры к защите обители. Понимаю, в это трудно поверить, но, по известиям, английский король Ричард начал штурм Мессины с моря и суши…
