— Отдышись и объясни, что случилось. Зачем ты рассказал обо мне Эпини? Почему ты решил, что я мертв?
— Мне сообщила Эмзил. — Он глотнул воды. — Она вышла с поручением и прибежала вся в слезах. Она сказала, что твою лошадь и повозку нашли в окружении мертвецов. — Он глубоко вдохнул. — О, и разумеется, Эпини оказалась не в спальне, как полагала Эмзил, а на кухне и, когда та выпалила: «Все в городе говорят, либо Невар мертв, либо он их всех и поубивал» — влетела в комнату и потребовала объяснить, что все это значит и почему она ни о чем не знает. — Спинк пригладил волосы. — Потом начался совершеннейший беспорядок. Я пытался объясниться, но Эмзил меня все время перебивала. И в то же время я старался вытянуть из нее максимум новостей. А когда Эпини начала рыдать и кричать на нас обоих, Эмзил рассердилась на меня и заявила, что это я ее расстроил и она может потерять ребенка. Тогда Эпини расплакалась еще горше, и дети заревели вместе с ней. Тут Эмзил выставила меня из дома, сообщив, что я так же бесполезен, как и все мужчины, которых она знала. И пусть уж лучше я съезжу сюда и выясню, что сталось «с этим большим идиотом». Она тебя имела в виду.
Он вновь тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула.
— И вот ты сидишь здесь, живой и здоровый, а моя жизнь превратилась в кошмар и останется им до тех пор, пока ты не приедешь в город повидать Эпини, — сообщил Спинк, глядя в потолок. — Теперь тебе придется. — Он немного подумал и добавил: — Именно ты, Невар, заварил всю эту кашу. И ты это знаешь.
— Расскажи мне о мертвецах и о моей повозке, — тихо попросил я.
— В том смысле, что ты ничего об этом не знаешь? — быстро спросил он.
— Думаю, кое-что знаю. Вчера… нет. Наверное, позавчера, когда я последний раз был в городе и послал Эмзил предупредить вас о чуме… кстати, что Эмзил делала на улице? Почему ты сам ушел из дома? Разве она не передала тебе мое предупреждение? Вам всем нужно сидеть дома! Чума спеков может начаться когда угодно, Спинк. Она всегда приходит следом за танцем Пыли. Именно так спеки ее распространяют.
— Но пока еще никто не заболел! — стал оправдываться Спинк, а потом смущенно добавил: — Я сказал Эмзил, чтобы она не ходила. Однако Эпини очень плохо переносит беременность, а одна старушка в городе делает чай, который ей вроде бы помогает. И Эмзил настояла, что нам нужно запастись им. Я не мог удержать ее дома. Я тебе говорю, Невар: стоит под крышей твоего дома появиться женщине, и ты можешь забыть о том, чтобы распоряжаться своей жизнью. Две женщины — и жизни у тебя не останется вовсе. — Он тряхнул головой, словно отгоняя мошкару, а потом бросил на меня мрачный взгляд. — Но ты начал объяснять, как твоя телега оказалась в казарменной конюшне в окружении мертвецов.
— Нет, не так, — раздраженно проворчал я. — Я рассказывал тебе, что по дороге домой на меня напали. Я быстро потерял сознание, так что не могу тебе сказать, сколько их было и как они выглядели. Когда я пришел в себя, оказалось, что я лежу на земле ничком, а Утес и моя повозка исчезли. Я сумел добраться до дома и целый день приходил в себя, а потом вернулся к работе.
— И ты не отправился в город и не доложил о нападении? — сурово спросил Спинк.
— Нет. Спинк, я предполагал, что чума уже вспыхнула. Я удивлен, что ее еще нет, но думаю, что она вот-вот начнется. И тогда здесь будут готовые могилы. — Усевшись на стул напротив него, я потер лицо. Я вдруг показался себе столетним стариком. — Это все, что я могу сделать для других людей, — угрюмо добавил я.
— Я вижу, что ты удручен и встревожен. Как и все мы, Невар. Когда магия спеков не переполняет нас унынием, мы либо пьяны от зелья Геттиса, либо и так думаем о том, как бессмысленна наша жизнь здесь. Но то, что ты не доложил о нападении и краже, вызовет подозрения о твоей причастности к этим смертям. Ты знаешь, о тебе уже ходят слухи. Вот почему я просил тебя держаться подальше от неприятностей. А теперь люди говорят…
— Как умерли эти солдаты? — перебил я Спинка.
— Ну, я точно не знаю. Эмзил сказала, что они раскинулись вокруг твоей повозки, словно собрались вокруг нее, а потом сразу умерли на месте.
— Кто это был?
— Невар, я не знаю. Я не слышал этой истории из первых рук, а в промежутке между причитаниями Эмзил и последующей истерикой я не успел выяснить почти ничего. Только то, что сержант Хостер утверждает, будто ты убил солдат, чтобы прикрыть себе задницу, и тебя следует арестовать, пока мы во всем не разберемся.
— Чего еще ждать от Хостера! Он ненавидит меня без всякой на то причины. Думаешь, меня арестуют?
— Невар, я не знаю! Инспекция продолжается, и таинственная смерть четверых солдат в конюшне произвела не лучшее впечатление. Начальство захочет закрыть дело, как-то объяснить или найти козла отпущения. — Он потер лицо и умоляюще посмотрел на меня. — Ты ведь не имеешь к этому отношения, правда?
Если бы он не задал прямого вопроса, я мог бы уклониться от ответа. Но у Спинка всегда был этот искренний, открытый взгляд мальчишки, который хочет верить в лучшее, когда речь идет о его друзьях. И хотя на его лице уже появились ранние морщины, этот взгляд по-прежнему требовал честности. Если я сейчас ему солгу, значит, я окончательно отказался от надежды когда-нибудь стать тем, кем собирался.
— Вероятно, я их убил, — прямо признал я. — Но я не знаю как. И я не делал этого сознательно.
Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня. Его рот был слегка приоткрыт, и я слышал его дыхание. Он уже собрался заговорить, когда его лицо перекосила судорога боли.
— О, Невар. Нет. Я не могу вернуться и сказать это Эпини. Не могу. Это убьет ее. Убьет ее и ребенка, а больше у меня в этом богом забытом Геттисе никого нет. — Он наклонился вперед, закрыл лицо руками и продолжал охрипшим голосом: — Как ты мог, Невар? В кого ты превратился? Я видел, как ты меняешься, но я всегда был уверен, что знаю, какой ты на самом деле. Как ты мог убить солдат собственного полка? Как?
— Это сделала магия, — тихо ответил я. — На самом деле это не вполне я, Спинк. Это была магия.
Мои слова звучали как детские оправдания. Я не рассчитывал, что Спинк мне поверит, но он продолжал сидеть, закрыв лицо руками, и не перебивал меня. И я не выдержал. Я начал рассказывать ему все, что со мной произошло за последнюю неделю, и не мог остановиться. Я не подбирал слов и не искал оправданий. Я рассказал ему все, даже прервался, чтобы рассказать о своих отношениях с Оликеей. Это было как очищение — наконец честно во всем признаться. Пока я говорил, плечи Спинка опускались все ниже, словно он принимал на них мою ношу. Когда я закончил, я чувствовал себя опустошенным, а Спинк выглядел как человек, сокрушенный тяжестью целого мира. Точнее, двух миров, подумал я.
Я встал и налил воды в котелок. Горло у меня пересохло, и, несмотря ни на что, я вновь чувствовал страшный голод. Может быть, кофе его немного приглушит. Когда я поставил котелок на огонь, Спинк наконец заговорил:
— Они всегда знали, что деревья священны для спеков?
Я махнул рукой.
— Да, у меня сложилось именное такое впечатление.
Меня поразило, что Спинка это заботило.
— И они знали, что печаль и уныние, царящие в Геттисе, происходят от магии спеков?
— Трудно сказать. Они должны были подозревать. Что еще может вызывать такой страх, как в конце дороги? Они должны знать, что это магия спеков.
