поработать с беженцами, чтобы все-таки увести их на равнины. Легаты окажут всю необходимую помощь, какая потребуется. И надо довести до сведения каждого, что, если он предпочтет остаться, это его личное дело, но мы снимаем с себя всякую заботу о его защите. И решать людям придется в кратчайшие сроки, ждать нам некогда.
Ни в каком другом месте у нас не будет возможности поддержать их. Они пойдут, если дать им почувствовать себя защищенными. Что скажешь?
Картоганев пожал плечами.
— Приказ есть приказ.
— Точно, — кивнул Даваров.
На том разговор и кончился, но Даваров еще долго размышлял о том, действительно ли, бросая своих людей, он открывает им путь к спасению, либо же это всего лишь акт самосохранения. Одно было несомненно: в эту ночь ему опять не уснуть.
ГЛАВА 50
Ветра и течения благоприятствовали адмиралу Карлу Ильеву. Когда бриз все же сошел на нет, его гребцы изо всех сил налегли на весла, и теперь он приближался к острову Кестер со средней скоростью примерно девять узлов. На море Ильев чувствовал себя гораздо лучше: от слишком долгого пребывания в порту его всегда мутило. Здесь, в открытом океане, его сознание прояснилось и голова работала именно так, как требовалось. Не то что в постылом, заваленном бумагами кабинете на Холме. Однако Ильев все равно не мог выбросить из памяти крики несчастного Аркова — они чудились ему и в завывании ветра, и в визгливых криках чаек, и в скрипе снастей.
«Окетар», флагманский корабль флота, содержался в безупречном порядке и мог служить примером для подражания любому судну окетанов. Подтверждение приказов, отданных адмиралом при выходе из гавани Эсторра, было получено, а значит, все его каналы связи — эстафета флагов и птичья почта — работали без сбоев. Неопознанных судов пока не встречалось, и у Ильева имелись все основания полагать, что сеть патрулей, раскинутая по восточной части моря, прочна и надежна. Пока он на палубе, ни один корабль с мертвецами на борту сквозь нее не проскочит.
Приближаясь к острову, Ильев, как всегда, стоял на носу, глядя, как на севере постепенно вырисовываются, вздымаясь к небесам, каменные острия Пиков Окетара, величественные природные монументы, прославляющие морского бога. Перед ним из тумана и океанских брызг вырастали серые скалистые стены острова, у подножия которых разбивались о валуны пенящиеся волны.
Через увеличитель Ильев уже видел реявшие над каждой сторожевой башней флаги Конкорда, государственный и военно-морской. Они словно приветствовали его возвращение домой. Домой! Во дворец и в город. На остров, к его неброской красоте и спокойствию, к многочисленным прорубленным в скалах тоннелям. К волнению стихий, воспринимавшемуся как поцелуи самой жизни. Туда, откуда начнется спасение Конкорда и откуда он снова отплывет в море, но на сей раз в качестве командующего окениев.
Но к полудню, когда остров уже нависал над ними, отбрасывая на океан могучую тень, радость Ильева поубавилась, уступив место изводящему душу беспокойству. На острове не били в колокола, не звучали трубы, над морскими воротами не подняли адмиральский штандарт — но не могли же там до сих пор не заметить приближения флагманского корабля! Это могло означать лишь одно: на передовых сторожевых башнях нет караульных. Вот и на платформах рядом с наведенными на море метательными машинами тоже никого не видно. Более того, в течение четырех часов — и это только то время, которое он засек по приближении, — ни одна даже мелкая посудина не вошла и не вышла через западные морские ворота.
Это было более чем странно. В его голове вновь эхом звучали слова Аркова. Адмирал крепче вцепился в поручни, унимая дрожь и пытаясь уверить себя, что тут какое-то недоразумение. Никто не мог захватить остров Кестер! Никакие силы вторжения, даже самые многочисленные, не могли надеяться поднять свои флаги над этими башнями. Это невозможно! Если, конечно, мастер гавани не открыл ворота сам, будучи уверен, что встречает друзей.
Ильев направился на корму и остановился возле рулевого.
— Спустить паруса! Идем на веслах. Держать пятьдесят гребков. Старшине гребной команды приготовиться. Вперед!
— Есть, адмирал!
— Рулевой, меняем курс. Держать прямо на морские ворота!
Кормчий кивнул и налег на румпель. Корабль начал поворот.
Матросы забегали по вантам, паруса свернули и прикрепили к мачтам. На палубе воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь плеском волн о камни и о корпус триремы. Все взоры были прикованы к господствовавшему над горизонтом скальному массиву. Там ничто не двигалось, не было видно даже парящих под облаками птиц.
Ильев повернулся, обозревая проплывавшую мимо северную оконечность острова, за которой открывались первые западные морские ворота и гавань. За стенами высились мачты покачивающихся на мягких волнах внутренней бухты судов. Но и только. С такого расстояния — а они проходили от острова всего в паре сотен ярдов — уже должны были различаться обычные звуки шумного порта: гомон, выкрики, стук молотков в сухих доках. Не говоря уж о движении сквозь ворота, в гавань и из нее.
Адмирал снова обернулся к рулевому. Тот, явно нервничая, облизал пересохшие губы.
— Держи руль твердо, — приказал ему Ильев. — На веслах, внимание! Заходим в ворота!
Морские ворота стояли открытыми. У северной стены были пришвартованы четыре капера с носовыми таранами и две биремы, на палубах — ни единой фигуры. Внутри, на вырубленных в скальном ложе причалах, царила темнота. Нигде ни единого огонька.
«Окетар» вошел под свод огромных ворот. Матросы и окении из морской пехоты переместились к носу.
— Эй, на носу! — крикнул Ильев. — Докладывать, что видно! На веслах, сбавить ход. Держать десять гребков.
— Что тут происходит, командир? — растерянно пробормотал рулевой.
— Держись, сынок, — ответил Ильев. — Ничего хорошего эта проклятая тишина не сулит.
На палубе зажгли светильники. Корабль медленно двигался между высоких стен, под нависавшей аркой, направляясь в спокойные воды внутренней гавани. Вмонтированные в скальные стены огромные железные ворота, выдающееся творение механиков Конкорда, могли выдержать самый яростный обстрел или таранные удары. Но сейчас они были раскрыты настежь.
— Впереди на воде паруса! — крикнул с носа один из морских пехотинцев. — Трирема. Опознать не могу.
— С поднятыми парусами? Уверен?
— Так точно, мой адмирал.
