— У него есть кухарка?
— Кухарку он выгнал…
— Кто ему готовит?
— Не знаю… возможно, сам…
— В какие лавки он ходит за продуктами?
— Я, право… откуда мне знать, в какие лавки он ходит! Что за безумные вопросы?! Это имеет хоть какое-то отношение к делу? — случайно или нарочно Озирис сбил темп, который держал полковник. Но это было уже не важно.
Герасимов уловил главное: Озирис уходит от любого разговора о питании профессора. Случайность? Или за этим что-то есть?
Герасимов много слышал от своего предшественника на посту начальника Охранного отделения, как блестяще Озирис умеет входить в доверие к людям. Александр Васильевич ни секунды не сомневался, что полоумный Серебряков рано или поздно сам выложит все секреты.
А если это произошло? Если агент пытается скрыть именно эту, самую главную тайну? И следует ли понимать эту скрытность так, что профессор действительно изобрел нечто?
Герасимов молча смотрел в красивое лицо Озириса. Агент спокойно выдерживал взгляд. А полковник прикидывал в уме возможные варианты.
Первый. Озирис ничего не знает, чист как стекло. Профессор действительно просто безобидный сумасшедший.
Второй. Озирис узнал что-то, что может использовать в личных интересах. И теперь ставит дымовую завесу.
Третий. Профессор Серебряков перевербовал Озириса, а «охранка» проглядела новую революционную организацию.
Первый вариант Герасимов отмел сразу. Третий тоже показался ему невозможным. Ведь если бы профессор был причастен к какой-нибудь организации, он неминуемо попал бы в поле зрения других агентов. А сеть «охранка» раскинула обширную. Следовательно, остается только вариант номер 2.
Что же открыл профессор? Почему агент скрывает все, что касается питания Серебрякова?
Молчание затягивалось. Озирис по-кошачьи потянулся в кресле.
— Господин Герасимов, если у вас больше нет вопросов, позвольте мне удалиться. Время позднее…
— Я только вот что хотел спросить еще… — полковник нарочно сделал паузу.
— Да?
— Что за вещество регулярно принимает профессор?
— Кажется, какую-то микстуру. От нервов.
— У какого доктора выписан рецепт? В какой аптеке куплен? Сколько раз в день пьет?
— Полковник, вы понимаете, что такими вещами мне не приходилось еще интересоваться! — Озирис невинно улыбнулся.
— А вот теперь очень тщательно поинтересуйтесь. Где и у кого он получает это вещество? Или он сам его делает?
— Понятия не имею!
— Необходимо выяснить самым подробным образом все об этом веществе и доставить мне образец. Это возможно? — Герасимов говорил жестко, отдавая приказ.
— Возможно, господин полковник. — Озирис выражал полное равнодушие.
— Следующий раз жду вас здесь четвертого января. В полдень. Надеюсь, двух дней вам хватит? — спросил полковник уже менее строго.
— Постараюсь, господин Герасимов! — Озирис добродушно улыбнулся. — Это все?
— Вы свободны…
Александр Васильевич вновь подошел к окну и отодвинул шторы. Он видел, как на той стороне улицы агент садится на извозчика.
Вдруг неожиданно полковник подумал о том, что не знает, где проживает Озирис. Он стал вспоминать все их встречи. Первый раз Озирис позвонил сам. А потом каждый раз Герасимов назначал время и место.
Значит, если вдруг Озирис решит исчезнуть, полковник даже не знает, где искать агента. Это чудовищная, непростительная халатность с его стороны!
А почему, собственно, агент должен исчезнуть? Маленькая ложь — еще не повод для такого поступка. Если Озирис оборвет связь, это будет значить…
Герасимов даже не хотел думать, что это будет значить лично для него. И возможно, для всего Охранного отделения.
Непонятная тревога не покидала. Полковник Герасимов испугался того, что таинственное изобретение профессора Серебрякова окажется в руках Озириса. Чутье шептало Александру Васильевичу: эта неприятность может быть самой плохой из всех возможных.
Ванзаров не терпел выходных дней. Ехать с супругой и дочками по гостям или бездельничать дома было мучительно. И Родион Георгиевич решил отдохнуть на работе.
Он приехал в управление в половине седьмого вечера.
Сыскная полиция Петербурга делила четырехэтажный особняк на Офицерской улице, 28, с Управлением Полицмейстера Второго отделения и Третьим участком Казанской части. К зданию были пристроены еще и полицейские конюшни.
Порядок расположения на этажах определялся вертикалью полицейской власти в империи. Первый и второй — занимали полицмейстер и участок.
Ванзаров не любил долгие пешие подъемы и потому медленно поднимался в свой кабинет по ковровой дорожке, оберегавшей мраморные ступени лестницы.
В 1905 году столичная полиция управлялась градоначальником, а город был разделен на четыре Отделения, во главе которых стояли полицмейстеры. Каждое Отделение делилось на десять-двенадцать участков. В свою очередь участок делился на два-три околотка, находящихся под надзором околоточных надзирателей. Каждый околоток делился на посты, на которых несли службу городовые.
В этой полицейской пирамиде сыску отводилось особое место. Мелкие бытовые преступления расследовали околоточные. Сыскной полиции доставались только серьезные дела. Поэтому весь штат петербургского Управления состоял из двенадцати человек, включая начальника Владимира Филиппова и чиновника особых поручений Ванзарова. Эксперты и филеры привлекались по мере необходимости из других подразделений.
Ванзаров всунул ключ, повернул два раза и открыл дверь своего кабинета. Кажется, на всем этаже он был один. Родион Георгиевич нащупал на стене рычажок и зажег электрическое освещение.
Рабочий кабинет коллежского советника отличался скромностью и спартанской неприхотливостью. Кроме обязательных портретов государя-императора, министра внутренних дел и градоначальника, на стенах не было никаких украшений.
Письменный стол, с приставленным к нему столиком для совещаний, несколько венских стульев, кресло самого следователя, шкаф для хранения деловых бумаг, этажерка с необходимыми справочниками и Сводом законов, настенные часы и маленькая консоль с гипсовым бюстом Сократа составляли все убранство. На стене рядом с креслом помещался ящик телефонного аппарата.
Стол тоже содержался в строгом порядке. Массивный чернильный прибор с грифонами, настольная электрическая лампа, запасной подсвечник, пресс-папье и аккуратная стопка бумаги. Ничего лишнего. Не было даже пепельницы. Несколько лет назад, распрощавшись с папиросами, Ванзаров пробовал курить трубку, но, прочтя рассказы Конан Дойла, решил, что трубка в зубах сыщика сыскной полиции будет глупой пародией на Холмса.
Ванзаров повесил пальто, положил котелок и медленно направился к рабочему креслу. Он прикидывал, когда дело Марии Ланге может попасть на доклад к высшим сановникам. На рождественских каникулах никто в Петербурге не станет утруждать себя докладами о происшествиях. Потом Крещение, праздники продолжаются. А вот сразу после них — затребуют ближайшие отчеты.
