— Родион Георгиевич, никак вы? — растерянно спросил он.
— Я, конечно. И Джуранский со мной! — Ванзаров протянул руку полицейскому. Он помнил его по прошлому лету, когда расследовал «утопление от несчастной любви» студента Горного института в Большом озере.
Заблоцкий шагнул к сыщику, резво отдал честь и лишь потом уважительно пожал руку. С Джуранским он обменялся приветственными кивками.
— А мы, это, быстрее хотели поспеть… — вздохнул околоточный. — Постовой прибегает, говорит: «Стреляют», а где — не понять. Извозчика остановили, он говорит: «Привез на зеленую дачу двух господ, велели ждать, как стрельба началась, так и драпанул от греха подальше». Я сразу смекнул, что к профессору опять полезли.
— Что значит «опять»? — Ванзаров насторожился.
— Да вот, повадился кто-то на этой даче шалить, — околоточный солидно кашлянул. — Мы уж два раза как гоняли.
— Когда это было?
— Значит, это, вчера и третьего дня…
— Приметы запомнили?
Околоточный повернулся к пожилому городовому.
— Медведев, ты гонял? Докладывай.
Смущенный вниманием важных господ, Медведев поправил портупею.
— Вашбродь, так докладывать нечего… — просипел он.
— То есть как «нечего»? — с нарастающей угрозой начал околоточный. — Да ты знаешь, кто перед тобой? Сам чиновник особых поручений сыскной полиции!
Городовой смутился окончательно.
— Так темно уже было, почитай, сумерки… — выдавил из себя Медведев. — Я обход делал, вижу, по заднему двору кто-то пробирается…
— Мужчина или женщина? — быстро спросил Ванзаров.
— Не понять, может и баба… — городовой задумался. — А может, и нет.
— Вот так и работаем! — развел руками околоточный.
Сыщик дружески похлопал Заблоцкого по рукаву.
— Прошу прощения, Родион Георгиевич, а в кого вы стреляли? — вежливо спросил полицейский.
— Стрелял не я, а ротмистр, — совершенно спокойно ответил Ванзаров. — Что же касается цели, то могу лишь сказать, что она спешно удалилась на санях.
Заблоцкий смущенно кашлянул.
— Я, конечно, понимаю, у вас сыск, но… не подаст ли профессор жалобу, что вы оказались на его даче?
Ванзаров решил помочь исполнительному Заблоцкому.
— Обстоятельства таковы, Андрей Игнатьевич, что профессор не сможет предъявить претензии уже никогда. Серебряков погиб. Мы подозреваем убийство. А в дом проникли потому, что непосредственно преследовали подозреваемого.
— Ясно… — кивнул околоточный.
— В углу, — показал Ванзаров, — вы найдете коровью тушу и бочку. Судя по всему, там ее моча. С останками животного можете поступать по своему усмотрению.
Заблоцкий озадаченно покашливал.
Уже выйдя на улицу, Родион Георгиевич попросил околоточного обратить на эту дачу особое внимание. Не исключено, что ее попытаются поджечь еще раз. И самое главное, Заблоцкий должен задерживать любого, кто будет пытаться попасть сюда. Особенно женщин.
— Как задержите, сразу телефонируйте мне в Управление, — Ванзаров натянул перчатки. — Прибуду я или ротмистр. Жалоб не бойтесь.
Городовые, стоя рядом, внимательно слушали наставления. Когда Ванзаров на прощание протянул Заблоцкому руку, Медведев несколько смущенно попросил у начальника разрешения обратиться к господину сыщику.
— Вот вы говорите, задерживать всех… — неуверенно начал городовой. — А как быть с вашими сотрудниками?
— Что ты мелешь, Медведев?! — рявкнул околоточный. Но Ванзаров неожиданно заинтересовался и попросил городового объяснить.
— Вчера это было, часу в третьем дня, — начал Медведев. — Подъезжают, значит, сюда сани, а в них барышня. Я, конечно, подошел, спрашиваю, кем будете, что делаете. А она посмотрела и говорит: «Я служу агентом в сыскной полиции, у меня секретное задание». Вот так.
— Как выглядела дама? — резко спросил Ванзаров.
— Не могу знать, вашбродь, у ней на лице была вуаль черная насунута, — с серьезным видом отрапортовал городовой.
Ванзаров ждал такого ответа. И очень не хотел его услышать.
— А не спросил, у кого она служит в сыскной полиции? — на всякий случай поинтересовался сыщик.
— А как же, спросил! — просиял довольный Медведев.
— И что она сказала?
— Сказала, у вас и служит, господин Ванзаров. Секретным помощником!
Дама в вуали остановилась на углу Малого проспекта и Седьмой линии Васильевского острова поправить сбившуюся накидку и ознакомиться с витриной кондитерской лавки. Она тщательно расправляла складки и долго разглаживала меховую опушку.
В вечерних сумерках прохожие спешили быстрее попасть домой, чтобы спрятаться от нарастающего мороза. На противоположной стороне проспекта мерзли трое городовых.
За последний час дама сменила трех извозчиков.
Она постояла еще немного, изучая выставку сластей, а на самом деле следя за улицей в отражении витрины. Не заметив ничего тревожного, она двинулась по заснеженному тротуару.
У подворотни одного из последних домов за ее спиной послышался сухой кашель. Дама резко повернулась. В двух шагах стоял невысокий старичок в драном зипуне и лаптях. Дедушка, сильно горбясь, поклонился и, сняв с седой головы грязную ермолку, протянул ее.
— Подайте на хлеб, матушка, — сказал он высоким, хриплым голосом.
По виду это был один из тех странников, что ходят по дорогам из города в город, по монастырям и живут на то, что Бог пошлет. Таких старичков и старушек было много во всех городах России. Но только не в столице империи. Беспаспортных бродяг задерживали еще на заставах, держали в «сибирках» несколько суток, а при случае воспитывали двумя-тремя ударами розог и высылали из Петербурга. Конечно, ловили не всех. Нищие толклись у папертей храмов или возле ночлежек. Но вот так запросто, у жилого дома просить на хлеб не каждый бы осмелился!
Дама быстро оглядела старичка с ног до головы. Классический «калика перехожий». Курчавая нечесаная бороденка, длинные, давно не стриженные космы, котомка за плечами и личико, как печеное яблочко. Лишь глаза старичка под черными бровями смотрели странно молодо. В них горел огонек силы.
— Поди-поди, нету у меня… — брезгливо сказала дама.
Старичок нахлобучил ермолку и горестно вздохнул.
— Не дашь, значит, на хлебушек. А чайком с сахарком не угостишь? — пробормотал он. И вдруг назвал даму по имени и фамилии.
Барышня замерла.
— Откуда ты… — от удивления она не договорила.
— Давно живу, много видел! — усмехнулся старик.
— Вы кто? — тихо спросила дама.
— Ты, девушка, меня еще не знаешь. А вот я за тобой давно присматриваю, любуюсь! Такая умница! Всех провела, всех обманула. А меня, старика, не приметила.
