найти для них убежище на Мадагаскаре, подобно резервации американских индейцев. В то время гестапо выдавало выездные визы, организовывало транспорт и в некоторых случаях даже оплачивало дорогу. Но потом, видишь, границы рейха расширялись и все больше евреев вдруг оказывалось посреди нации, не желавшей их. И поэтому возник вопрос, что делать с таким большим количеством нежелательных людей. Переселить их в другие страны было уже невозможно.
Даже при бледном свете Анна видела, что лицо Ганса совсем побелело.
– Гитлер собрал своих сторонников, чтобы найти решение этой проблемы. Тогда они придумали «окончательное решение». – Кеплер откинул голову назад и взглянул Анне прямо в глаза. – Они решили окончательно уничтожить их.
– Какой ужас, такое трудно даже вообразить, – тихо произнесла она.
– СС поручили осуществить этот план. В самом же деле, moja kochana Анна, СС считало это не долгом, а честью.
– Но сколько же евреев…
Теперь ему пришлось коснуться пальцем ее губ. При этом его лицо исказила кривая гримаса.
– Анна, сейчас уничтожают не только евреев, но любого, кого в рейхе считают недочеловеком. Поляки тоже входят в эту категорию.
– Они не посмеют уничтожить нас всех!
– Нет, нацисты не столь расточительны. Без евреев они могут обойтись. Поляков же можно использовать в качестве рабов. По крайней мере, до тех пор, пока мы не сдохнем.
Анна вдруг прислонилась к нему и заплакала, прижавшись лицом к его затылку. Он обнял ее худое дрожавшее тело и терпеливо ждал, пока она успокоится. Он страдал от того, что приходится рассказывать ей все это.
– У меня такое чувство, будто я очнулась от жуткого сна, – сказала она, отстраняясь от него и вытирая мокрое лицо. – Несчастные люди. И тебе пришлось быть свидетелем этого кошмара!
Ганс сощурил глаза. Нет, он еще не все рассказал ей. У него не хватало сил. О тех страшных медицинских экспериментах в Аушвице, которые проводили на заключенных. Они больше напоминали пытки, нежели научные эксперименты. И это излюбленное развлечение в офицерской столовой, когда еврейским девушкам делали уколы стрихнина и все забавлялись их мучительной смертью. Он скрыл от нее самые ужасные преступления, достаточно, что Анна поняла смысл происходящего.
– Теперь ты знаешь, моя дорогая Анна, – прошептал он. – Ты знаешь все. Извини меня за то, что я причинил тебе боль.
Вытирая слезы, она нежно смотрела на него. Какое чудо, что Ганс вернулся к ней живым.
– Позволь мне помочь тебе, – тихо и настойчиво сказала она. – Позволь мне помочь тебе и врачам.
Но он твердо сказал «нет».
– Врачи не должны узнать, что тебе известно, чем они занимаются. Я дал им клятву, но мне все равно пришлось «умереть», чтобы они могли без помех осуществить свой план. Как они поступят, узнав, что еще одному человеку стала известна их тайна? Боюсь, из опасений, что ты можешь выдать их замысел, они совсем прекратят начатое. Тайна, известная пятерым, уже не тайна, разве не так? И я не хочу лишить их ощущения безопасности. Особенно после того, что они для меня сделали.
Анна согласно кивнула и добавила:
– Но если тебе в самом деле понадобится что-либо из больницы или еще откуда-нибудь и я смогу тебе помочь, дай мне знать об этом.
Ганс не ответил. Тронутый милым, наивным выражением круглого лица Анны и нежностью ее голоса, он взял ее за плечи и притянул к себе.
Леман Брюкнер стоял подбоченясь посреди лаборатории. Он только что сделал тревожное открытие. Весьма тревожное. Вчера он пересчитал запас конических колб Эрленмейера. Сегодня одной не хватало. И ее нигде не было. Что ж, он не смог выйти на след группы движения Сопротивления в этом крае, но, если медицинский персонал в Зофии замешан в подрывной деятельности, Леман Брюкнер теперь как никогда преисполнился решимости выяснить, кто эти люди и что они затевают. Он вышел из лаборатории и направился к кабинету Яна Шукальского.
Глава 19
Введение карантина не помешало тем, кто нашел убежище в пещере, заниматься своим делом. По мере того, как приближался день полномасштабного нападения, они без устали работали над осуществлением своего плана. Все по очереди вели наблюдение за складом, каждый день сообщая о том, что туда доставляется все больше бензина и оружия для весеннего наступления. Несмотря на карантин, работа на складе не прекращалась, прибывали и уезжали поезда с личным составом нацистов, которые не забывали о мерах предосторожности против тифа.
– Все же, – сказал Брунек Матушек однажды вечером, – немцы не могут ничего вывести до тех пор, пока не закончится карантин. Одно дело привозить боеприпасы, и совсем другое – вывозить их. Не станут же немцы подвергать риску солдат на фронте, и так страдающих от болезней.
– Как долго продлится карантин? – спросил Кажик Сковронь.
– Это мы никак не узнаем. Но одно известно. Немцы, должно быть, задумали большое наступление против русских с началом весны. Вот почему они на складе накапливают столько горючего и вооружения. Мы должны действовать быстро. Как только будет снят карантин, все запасы тут же отправят на фронт и нам нечего будет взрывать.
Они целыми днями учились обращаться с захваченным немецким вооружением и надеялись, что со временем это пригодится. Вечерами они приводили в порядок свое пещерное жилище, пропаривали одежду и проверяли, не завелись ли у них вши. Хотя никто не заболел и даже не жаловался ни на что, Бену Якоби поручили каждый день всех опрашивать и следить за появлением первых симптомов тифа.
– Я понимаю, что мы идем на большой риск, – сказал Брунек, – но нам сейчас нельзя рассредоточиваться из-за страха перед этой болезнью. Мы останемся вместе, пока не возьмем этот склад.
