– Мария, – строго заявил Олег. – Я же позавчера попросил тебя подготовить отчет!
«Предатель!» – обиделась Маша.
– Маша, бля, ну че за дела? – всплеснул руками Толик. – Мне что, делать нечего? У меня время свободное появилось? Твою мать, ну что же вы меня все терзаете?
– Я займусь этим, – мрачно поддакивал Олег. – Взыщу по всей строгости.
«Ах ты, сволочь!» – возмутилась Маша.
Олега на радио не любили. С одной стороны, он – важная шишка, и его побаивались. Но на «Эстраде» никто не соблюдал субординацию: Анатолий мог в любую минуту ворваться в студию к диджеям и выложить байку о том, как он познакомился с моделью сказочной красоты, но в ресторане она ела, положив лицо в тарелку, и пришлось везти ее домой – к ней домой, без всяких там. (Женщинам Анатолий мог простить все, кроме алой помады, неэстетичного поведения за столом и чулок – особенно с подвязками. Женщины-вамп наводили на него ужас, а экземпляры вроде Памелы Андерсон провоцировали гастрит.)
Маша или там Лариса всегда могли зайти к Мизрахи и попросить больничный из-за того, что ее бросил парень и жить нету сил. Больничный Мизрахи ни за что не даст – работа прежде всего, но от души пожалеет и разрешит за счет редакции отдохнуть в СПА-центре.
А Олег, напротив, фамильярностей не выносил. Он был уверен, что начальник потому и начальник, что во много раз лучше подчиненных: когда простые смертные лезли к нему с вопросами о том, как с «Динамо» добраться до Внукова, интересовались, где он купил стильные мокасины, или садились за один с ним стол в кафе – Олег с таким непониманием взирал на них и так лаконично отвечал на вопросы, что его избегали, а втихаря обзывали долдоном и сухарем.
Но главное, Олег не понимал, что вечером можно напиться, а утром прийти на работу с квадратной головой, не понимал, что разбитое сердце – все равно что сломанная нога, не верил, что можно попасть в пробку и три часа проторчать на набережной. «Значит, надо выходить из дома за три часа», – утверждал он, не шутя.
Маша установила с начальником более-менее сносные отношения: не очень подчеркивала, что она – живой человек, у которого утром может случиться расстройство желудка, а Олег в благодарность за то, что она считается с его принципами, время от времени делал послабления – не зудел, если она опаздывала, и принимал на себя вспышки ярости Анатолия, который славился тем, что мог в любую минуту взорваться без всякого повода.
Но сейчас он вел себя как законченная сволочь – и без уважительной причины! Отчет о рекламных поступлениях Олег составил еще неделю назад – он лежал у него в папочке, распечатанный на цветной бумаге, с какими-то графиками, схемами и прочей бюрократической ерундой, и почему надо было выставлять ее, Машу, халтурщицей, она не понимала, пока они с Олегом не вышли из кабинета генерального.
– Ты чего... – начала было Маша, но босс перебил ее:
– Могла бы предупредить, что не пойдешь на «Стомпс», я бы пригласил кого-то еще, – сообщил он, не глядя на нее. – А то я оказался в глупом положении.
И тут Маша с ужасом вспомнила, что она обещала Олегу пойти с ним на выступление «Стомпс», и начисто забыла об этом! Ну, конечно, они же договорились за месяц до того... Олег все делал заранее и потом нудно требовал подтверждений, но за последнее время столько всего произошло, – она познакомилась с Никитой, – что просто из головы все остальное вылетело...
«Ну надо же! – возмутилась она про себя. – Не позвонил, не спросил на следующий день – нет! Отомстил, как Яго! Вот дундук!»
– Олег, извини... – пробормотала она.
Он вдруг остановился, развернулся и визгливо произнес:
– Попрошу вас, Мария, больше на работу не опаздывать! Иначе мне придется взыскать с вас штраф. Жду вас завтра в девять ноль-ноль у себя в кабинете. С отчетом!
В теории Олег и правда мог наказать ее деньгами: в ее контракте было написано, что она должна являться на работу к такому-то часу, уходить на обед с такого-то по такое-то время, но если Олег не шутит, то она будет единственной, кроме утренних диджеев и секретарей, кто окажется на работе в девять утра. Сотрудники, как правило, стекались часам к одиннадцати, а то и к двенадцати, даже Олег подъезжал к десяти... И что, неужели она как дура будет теперь вставать в шесть, чтобы пару часов без дела сидеть на работе?
«Гадина! – подумала она вслед Олегу. – Хоть бы тебе кирпич на голову упал – тогда, может, мозги на место встанут!»
Мастерская у Лизы была на Преображенской площади. Пару лет назад она очень вовремя купила помещение на двадцать седьмом этаже устаревшего офисного здания, в котором не было ни охраны, ни уборщицы, даже телефона не имелось – отключили за долги. А потом здание кто-то выкупил вместе с Лизой, сделал ремонт, установил электронную систему охраны, и Лиза стала обладательницей современной студии с роскошным видом на Москву.
В десять утра она вышла из лифта вместе с соседом по этажу – владельцем туристической компании, который отправлял миллионеров в круизы, как всегда, по-дружески с ним пококетничала и, расплескивая энтузиазм, вошла в свою приемную. Там уже сидели Лена, Петр, худенькая шатенка в туфлях на шпильках, высокая холеная девушка в платье-мини, а по всей приемной были расставлены пакеты.
– Опаздываешь! – упрекнула Лена.
Лиза посмотрела на часы: десять ноль пять.
– Это Оксана, стилист. – Лена кивнула на шатенку. – А это Настя, модель. – Она покровительственно улыбнулась девушке в платье-мини. – Петь, давай, неси сумки. Только аккуратно, не помни там чего.
Через час Лиза с надеждой смотрела с двадцать седьмого этажа своей студии, думая о том, что, если придется совсем туго, можно просто выпрыгнуть...
– Я позавчера на Ямамото встречаю Стасика и говорю: японцы вышли из моды! А он вообще такой наивный, думал, что «Адидас» от Йоджи, – это прямо сенсация, но я ему, конечно, объяснила, что к чему! Они ж на меня молятся все – им только дай волю, все станут похожи на Пенкина! Никакого вкуса – провинция, – тараторила Оксана.
– Вообще-то Стас Пьеха не совсем из провинции, – не выдержала Лиза.
– Ой, да какая разница! – отмахнулась Лена. – Ты посмотри, с кем он общается?
– Я не знаю, с кем он общается, – раздраженно ответила Лиза, которая уже час выслушивала треп Лены и Оксаны, из которого следовало, что ни одна знаменитость без них шагу ступить не смеет.
– А я со Стасом хожу в один спортклуб, – гордо заявила Лена. – На той неделе притащил с собой такую клюшку... – Она закатила глаза.
– Он что, играет в хоккей? – удивилась Лиза.
– Да с девкой он пришел, с жуткой, – пояснила Лена.
Оксана гладила одежду, Лиза расставляла свет, модельку красила опоздавшая на полчаса визажистка Ира, Петя ковырял в носу.
К тому времени, когда манекенщице сделали прическу, Лиза готова была либо сама выкинуться из окна, либо выбросить хотя бы Оксану, которая выводила ее из себя визгливым нервным сопрано и такой очевидной завистью к богатым и знаменитым, что Лиза чувствовала, как из той капает желчь.
– У Собчак вообще никакого вкуса, – уверяла Оксана, а Лена поддакивала. – Желтое золото с бриллиантами – просто варварство! А бриллианты в пять карат носят только жены нефтяников из Сибири!
«Боже мой, боже мой! – страдала Лиза. – Не дай мне сойти с ума! Я ни в чем не виновата, честное слово».
– Лиза, ты чего делаешь? – спросила Варя, когда наконец-то дозвонилась до подруги.
– Ищу телефон дешевого наемного убийцы, – призналась та. – Говорят, вьетнамцы сейчас в ходу... Недорого и жестоко.
