Алиса хмыкнула, но села.
Фая быстро подлила ей коньяку, сунула рюмку, и Алиса на автопилоте выпила все до дна. Облегчения и расслабления не наступило.
– Ну, выкладывайте... – устало произнесла она.
Лиза села рядом и взяла ее за руки.
– Алиса... Клуб сгорел.
Снова появился туман – он сгущался, чернел, но Алиса вынырнула – просто потому, что все было настолько нереально, что она поверить не могла.
– То есть? – прошептала она.
Она хотела произнести это громко, но с голосом что-то случилось – он пропал.
– Алиса, больше нет никакого клуба, так что в банке быстро подсуетились и...
– Как они могли подсуетиться?! Нужен суд!
– Не нужен. Если ты внимательно читала контракт... – бубнила Лиза, но Алиса ее не слушала.
Ей было дурно. Очень дурно! Такого просто не может быть! С другими – возможно, но не с ней! Это все ужасно, совершенно ужасно... Несправедливо. Гнусно.
Очень хотелось схватить кастрюлю с креветками и швырнуть в стену, но она сдержалась. Однако все услышанное просто не умещалось в голове – и она все-таки разревелась. Лиза попыталась ее обнять, но Алиса с силой оттолкнула ее.
– Отвали! – завопила она. – Это все ты!.. Затеяла всю эту историю, впутала меня! Это твоя сука, блядь, Наташа сейчас купается в моих деньгах! Видеть тебя не могу! Уйди!
Сквозь рыдания она слышала Лизу – та уверяла Фаю, что все в порядке, что Алисе просто надо на ком- то сорвать зло, а она – Лиза – действительно, виновата...
Когда Алиса оторвалась от подушки, Лиза уже ушла. Девочки сидели как на похоронах.
– Я в ванную, – Алиса поднялась с дивана.
Она приняла душ – хотелось смыть все ужасные впечатления, закуталась в ярко-голубой Файкин халат, расчесала волосы и вернулась в комнату. Если у тебя трагедия, в этом есть один плюс – можно капризничать, сколько угодно, и близкие тебя поймут.
– Фай! Можно подогреть креветки? – осведомилась она, забравшись с ногами на диван. – И прошу вас об одном – не ведите себя так, словно у меня обнаружили рак в последней стадии. Все очень плохо, но я жива и здорова.
– Ладно, – кивнула Нина. – А тебя уже можно спрашивать, что ты будешь делать?
Алиса задумалась.
– Да, – разрешила она. – Я буду спать и искать выход. Что-то здесь не так. Ощущение такое, словно все было спланировано. Как будто то, что сейчас происходит – и даже вы, и креветки, и коньяк... – некто все это предусмотрел. Хотя, возможно, я просто в шоке и брежу.
Фая принесла заново разогретые креветки, Алиса набросилась на них – никто из подруг даже не притронулся, а, наевшись, поняла – единственное, чего она хочет – спать. Долго.
Правда, на следующее утро она проснулась в семь – решила, что это настоящий нервный срыв, пока не вспомнила, что легла часов в десять. Первый раз лет за десять.
Она написала записку, села в машину и отправилась в клуб. Зрелище было страшное. Алиса даже из машины не вышла, но провела напротив входа не меньше сорока минут.
А потом поехала в банк.
В банке сказали, что все понимают и очень ей сочувствуют, но перед тем, как пустить ее в квартиру за личными вещами, они должны убедиться, что ей выплатят страховку, которая пойдет на погашение кредита. Поэтому Алисе в первую очередь нужно обратиться в свою страховую компанию.
Алиса обратилась, но выяснилось, что полис поддельный. Конечно, Алиса закатила страшный скандал: она подозревала страховщиков в махинациях – им просто не хочется выплачивать взнос, но те предложили подать на них в суд – потому что больше они ничем не могут помочь – у них нет копии контракта либо других свидетельств о том, что они когда-либо заключали взаимные обязательства с представителями Алисы. Черт! Как она могла быть такой дурой? Все же люди страхуются: с банковского счета ни копейки нельзя снять без подписей генерального директора, финансового и главного бухгалтера! А она, дура, выдала этой прощелыге, управляющей, доверенность, и у нее даже устава нет! Чем она думала?!
Что делать?! Она подаст в суд, банк все равно не вернет квартиру, судиться они будут бесконечно, и это ей не поможет. Может, годам к шестидесяти суд признает ее правоту, а Наташу с бухгалтером, подcевших на героин и потративших все деньги на наркотики, арестуют в Арабских Эмиратах – но будет уже поздно...
Какая-то дичь. Все настолько нелепо, что этого просто не может быть. Никогда. Не могла она так опростоволоситься. Она же не идиотка. Честно слово!
С Мясницкой Алиса резко свернула в Златоустьинский, припарковала машину в ближайшем дворе и впала в ступор. Пыталась здраво размышлять, но не получалось – все было таким абсурдным, словно ее засосало в сценарий, который отклонило двадцать киностудий.
Банкротство, пожар, предательство – и все сразу, три по цене одного...
Зазвонил телефон, Алиса дернулась так, словно ее ужалила змея, вытащила трубку, успела заметить, что звонит Лиза – за секунду до того, как телефон перекувырнулся, упал на пол и закатился под сиденье.
Алиса неловко согнулась, противоестественно скрючила руку и засунула ее под сиденье. В ладони у нее оказалось что-то теплое, мягкое – она схватила это, потянула и вытащила книгу. Наверное, завалилась во время переезда – когда Алиса вперемешку распихивала по машинам все самое ценное.
Это был дневник. Дальней родственницы, которая жила двести лет назад. Алиса закурила сигарету, приоткрыла окно, нашла бутылку колы и только после этой несложной церемонии приступила к чтению. Она волновалась. Это была часть истории – истории ее семьи, в которой не забывали, кем была твоя прабабушка – и даже прапрабабушка, семьи, которая из поколения в поколение передавала знания и ценности, семьи, в которой не теряли связи друг с другом.
Алиса чертовски растрогалась, пока не обнаружила запись от одиннадцатого января 1803 года.
Что за?..
Имеет это к ней какое-то отношение?
Разум говорил – «нет». Интуиция – «да».
И еще она убедила себя, что ей нужен совет. И не один. Набрала номер.
– Фай! – крикнула она в трубку. – Тут у меня немного странные новости! Можешь говорить? Ну, слушай! Я нашла дневник своей... сейчас лень вычислять, кем она мне приходится... в общем, какой-то родственницы... Ну, когда мы с Марьяной обокрали мой дом, то эта штука завалилась под сиденье... Не в том суть! Там всякие милые детали ее жизни, и вдруг я нахожу интригующую запись о моей благодетельнице – ну, о Елене, то есть. Когда-то давно Елена придумала Кодекс – законы для ведьм, но придумала не одна – у нее была подельница, Екатерина. Двести лет назад выяснилось, что Кодекс они сочиняли с разными целями – Елена хотела спасти ведьм от преследований, а Екатерина – наоборот, обезопасить людей от нас! Когда была инквизиция и все такое – ну, ты понимаешь – это все произошло не только потому, что к власти в церкви пришли сплошные параноики, но еще и потому, что ведьмы типа вышли из подполья. Они слишком широко заявили о себе – во-первых, не вовремя, а, во-вторых, некоторые решили, что им все можно и причиняли людям боль. В общем, двести лет назад Екатерина и Елена поругались. Причем, на тот момент чисто теоретически. Елена настаивала, что люди – жалкие твари, которые если что-то и изобретают, то лишь для того, чтобы им легче было есть, пить и меньше двигаться. Типа скоты. В общем, такая вот у нее была гуманная политика. Ты слушай-слушай, не сопи и не вздыхай! Короче, Елена считала, что светиться не надо, а люди – всего лишь материал, уважать их интересы нет никакого смысла. А Екатерина еще тогда, после инквизиции, считала, что люди имеют право возмущаться разгульным поведением ведьм, много лет обсасывала эту идею и решила в итоге, что ведьмы должны тихо и скромно нести людям знания. На этой высокой ноте они с Еленой и пацапались. Но! Тут есть параллельная завязка. Елена считалась самой сильной ведьмой, хотя, в принципе, они с Екатериной были бы равны, если бы не одна история, которая случилась с Еленой. В нашем, колдовском, мире существует легенда о красном алмазе – огромном, в сто карат, алом, как кровь, алмазе, который находился в недрах преисподней... Ты это, обращай внимание на стиль изложения – я стараюсь! Так вот, в недрах преисподней его нашел сам дьявол и тысячу лет носил на
