Время творит чудеса. С помощью этого всемогущего старого джентльмена даже наемная карета преодолевает расстояние в полмили. Наконец, они остановились, и мистер Пиквик вышел у ворот Флитской тюрьмы.
Представитель шерифа, оглянувшись через плечо, дабы убедиться, что арестованный следует за ним по пятам, ввел мистера Пиквика в тюрьму; повернув налево, они через открытую дверь прошли в караульню, откуда тяжелые ворота, находившиеся прямо против тех, через которые они прошли, и охраняемые дородным тюремщиком с ключом в руке, вели во внутреннее помещение тюрьмы.
Тут они замешкались, пока представитель шерифа сдавал свои бумаги, и мистер Пиквик узнал, что здесь он и останется, пройдя предварительно через процедуру, известную посвященным под названием «позировать для портрета».
— Позировать для портрета! — воскликнул мистер Пиквик.
— С вас снимут портрет, сэр, — отвечал дородный тюремщик. — Мы здесь мастера по портретам. Снимаем в один момент и всегда точно. Входите, сэр, и располагайтесь здесь, как дома.
Мистер Пиквик принял приглашение и сел, а мистер Уэллер, поместившись за спинкой кресла, шепнул, что позировать — значит подвергнуться осмотру различных тюремщиков, чтобы те могли отличать арестантов от посетителей.
— Все это прекрасно, Сэм, — сказал мистер Пиквик, — только бы поскорее явились эти художники. Здесь слишком людное место.
— Я думаю, они не замешкаются, — отвечал Сэм. — Взгляните, здесь голландские часы, сэр.
— Вижу, — отозвался мистер Пиквик,
— И клетка для птиц, сэр, — продолжал Сэм. — Колесо в колесе, тюрьма в тюрьме. Не правда ли, сэр?
Когда мистер Уэллер сделал это философское замечание, мистер Пиквик обнаружил, что сеанс начался. Дородный тюремщик, которого сменили, уселся и время от времени досматривал на него небрежно, а долговязый худой субъект, сменивший первого, заложил руки под фалды сюртука и, поместившись напротив, разглядывал его очень внимательно. Третий, — довольно угрюмый джентльмен, которого, по-видимому, оторвали от чаепития, ибо он доедал корку хлеба с маслом, когда вошел в комнату, — расположился рядом с мистером Пиквиком и, подбоченившись, пристально созерцал его. Еще двое присоединились к группе и с глубокомысленными физиономиями изучали черты его лица. Мистер Пиквик сильно морщился во время этой процедуры и, казалось, чувствовал себя неловко, но, пока она длилась, он не сделал ни одного замечания никому, даже Сэму, который облокотился на спинку кресла, размышляя отчасти о положении своего хозяина, а отчасти о том огромном удовольствии, с каким он набросился бы на всех тюремщиков, здесь собравшихся, если бы это было дозволено законом и порядками.
Наконец, «портрет» был закончен, и мистера Пиквика уведомили, что теперь он может отправиться в тюрьму.
— Где я буду спать эту ночь? — полюбопытствовал мистер Пиквик.
— Насчет этой ночи я ничего не могу сказать, — ответил дородный тюремщик. — Завтра вам найдут сожителей, и тогда вам будет уютно и удобно. Первая ночь обыкновенно бывает неважной, а завтра вы будете устроены как следует.
После переговоров выяснилось, что один из тюремщиков «сдает» кровать, которой мистер Пиквик может воспользоваться на эту ночь. Он охотно согласился «снять» ее.
— Пойдемте со мною, я вам сейчас же ее покажу, — сказал тюремщик. — Она невелика, но спится на ней необыкновенно хорошо. Сюда, сэр!
Они вошли во внутренние ворота и спустились по небольшой лестнице. Ключ повернулся за ними, и мистер Пиквик впервые в жизни очутился в стенах долговой тюрьмы.
ГЛАВА XLI
Мистер Том Рокер, джентльмен, который ввел мистера Пиквика в тюрьму, спустившись по небольшой лестнице, круто повернул направо и, пройдя железные ворота, открытые настежь, поднялся по другой небольшой лестнице и вошел в длинную узкую галерею[131], грязную и низкую, с каменным полом и двумя окнами в противоположных концах, пропускавшими тусклый свет.
— Вот! — сказал джентльмен, засовывая руки в карманы и небрежно оглядываясь на мистера Пиквика. — Вот это лестница в подвал.
— О! — отозвался мистер Пиквик, посмотрев вниз на темную грязную лестницу, которая, казалось, вела в сырые и мрачные каменные склепы под землею. — А там, вероятно, находятся маленькие погреба, где заключенные хранят свой скудный запас угля? Неприятные закоулки, когда приходится туда спускаться, но, надо думать, очень удобные.
— Еще бы не удобные, — отвечал джентльмен, — когда видишь, сколько народу там живет, и довольно уютно. Это и есть Ярмарка.
— Мой друг, — спросил мистер Пиквик, — неужели вы хотите сказать, что в этих отвратительных подземельях живут люди?
— Хочу ли я это сказать? — отвечал мистер Рокер удивленно и негодующе.
— А почему бы мне не хотеть?
— Живут! Живут там, внизу! — воскликнул мистер Пиквик.
— Да, живут там, внизу! А также умирают там, внизу, очень часто, — отвечал мистер Рокер. — Что же тут такого? Кто может против этого возражать? Живут там, внизу? Да разве это не прекрасное место для жилья?
Так как Рокер при этих словах повернулся к мистеру Пиквику и вдобавок возбужденно пробормотал несколько невнятных ругательств, сей последний джентльмен счел уместным не продолжать беседы. Затем мистер Рокер начал подниматься по другой лестнице, такой же грязной, как и та, что вела в помещение, только что служившее предметом разговора. Мистер Пиквик и Сэм неотступно следовали за ним.
— Вот… — сказал мистер Рокер, останавливаясь, чтобы отдышаться, когда они добрались до следующей галереи таких же размеров, как и нижняя. — На этом этаже находится общая столовая, выше будет третий этаж, а за ним — еще один. А вы переночуете сегодня в комнате смотрителя, вот здесь, идемте.
Изложив все это одним духом, мистер Рокер стал подниматься еще на один этаж, мистер Пиквик и Сэм Уэллер следовали за ним по пятам. На эти лестницы проникал свет из нескольких окон, находившихся невысоко над полом и выходивших во двор, усыпанный гравием и обнесенный высокой кирпичной стеной с железными рогатками наверху. Как выяснилось из слов мистера Рокера, это был двор для игры в мяч, и далее выяснилось из показаний того же джентльмена, что был еще один двор, поменьше, в той части тюремных владений, которая примыкала к Феррингдон-стрит, прозванный и именуемый «Живописным двором», ибо его стены некогда были покрыты изображениями различных кораблей, идущих на всех парусах, и другими художественными изображениями, исполненными в былые времена каким-то заключенным в тюрьму рисовальщиком в часы досуга.
Сообщив эти важные сведения, скорее с целью от них освободиться, чем с намерением просветить мистера Пиквика, проводник добрался, наконец, до следующей галереи, свернул в маленький коридор в дальнем конце, открыл дверь и обнаружил помещение на вид отнюдь не привлекательное, где стояло восемь или девять железных кроватей.
— Вот комната! — сказал мистер Рокер, придерживая дверь и с торжеством взирая на мистера Пиквика.
Однако лицо мистера Пиквика выражало столь мало удовольствия при виде этого помещения, что мистер Рокер стал искать сочувствия на физиономии Сэмюела Уэллера, который до сей поры хранил величественное молчание.
