Прямо по замкнутому кругу

Вчера он первый раз остался на Ярославке. Один на четырехстах метрах без стен. Смотрел в большие окна без штор. Ел холодные гамбургеры. И размышлял о том, почему он так счастлив. Здесь и сейчас.

Он всю жизнь думал, что нельзя иметь все сразу – деньги, счастье, свободное время, женщину, которая тебя любит… Приходится выбирать. А может, не приходится? Может, те правила, что мы себе придумываем, – ужасный самообман?

Его квартира, некогда прекрасная, а теперь разоренная, была могильной плитой на его прошлой жизни. Сегодня он сидел на террасе и хоронил Андрея Панова, которого знал и, возможно, любил.

С новым Андреем роман только начинался – были и первые восторги, и эйфория влюбленности, и некоторые сомнения, но ему уже ничего не оставалось кроме того, чтобы полюбить себя таким, какой он есть.

Ему нравилось быть новым. Нравилось становиться хорошим.

И у него есть сюрприз для Маши. Он встретился с ее жильцами и предложил им денег за то, что они за два дня найдут новую квартиру. За пять тысяч евро те расстарались и тут же переехали – за его, Андрея, счет. Сейчас рабочие перекрашивают стены – из бежевого и голубого в насыщенный зеленый и цвет под загадочным названием «электра». В конце недели, когда Маша вернется из Черногории, привезут мебель.

Его бывшую мебель.

А он, Андрей, будет жить на бараночном заводике, и повариха из кафе будет жарить ему яйца на завтрак, и обедать он будет под разговоры заядлых байкеров о вилках и стаканах – не о тех, с помощью которых едят и пьют, а тех, без которых не поедет мотоцикл… И он будет проходить мимо гаража и вдыхать запах бензина, и не поедет в Чили, потому что не имеет значения, что ты видишь перед глазами, а важно, что ты об этом думаешь. Важно для человека, которому осталось жить два месяца. Полтора…

Андрей блаженствовал, предвкушая, но чего-то ему определенно не хватало.

Печаль застряла где-то в нем, как кость в горле.

И вдруг, после четвертой текилы, он понял. Понял!

Нужно все исправить. Повернуть время вспять.

Андрей с трудом удержался от того, чтобы не броситься вон из дома, но рассудил, что к пьяному человеку в три часа ночи серьезно не отнесутся. Он выпил еще текилы, чаю, посмотрел «Достучаться до небес» и лег спать, чтобы поскорее проснуться.

– Почему без звонка? – с неудовольствием поинтересовался Вадим Сидур, когда Андрей заявился к нему в три пополудни.

– Это срочно! – Андрей отодвинул писателя и вошел в квартиру. – Ты занят?!

– Конечно, занят! – воскликнул тот.

Выглядел Сидур неважно. Небритый, в растянутой майке, он источал легкий запах перегара.

– Ладно, иди на кухню, – смилостивился писатель. – Позавтракаем.

На завтрак у Вадима предлагали красную икру с блинами, осетрину холодного копчения и торт.

– Вчера были гости, – пояснил Сидур.

– Ну, ты помнишь тот день, когда мы познакомились… – начал Андрей. – Ты еще не поговорил с той женщиной, которую любил пятнадцать лет.

Сидур прикурил сигарету.

– Я думаю, надо ее найти! – выпалил Андрей.

– Да ты что? – Вадим откинулся на спинку стула. – Зачем?

– Послушай, эта женщина может изменить твою жизнь! – заявил писателю Панов. – Давай! Чего ты боишься?

– Я не уверен, что стоит продолжать этот разговор, так как сама идея твоего вмешательства в мое сугубо личное пространство мне отвратительна, – брюзжал Сидур. – Но раз уж я позволил тебе преломить со мной хлеб, то отвечу, чтобы раз и навсегда прекратить эту пустую дискуссию. Этого я и боюсь! Того, что она изменит всю мою жизнь. Тот звонок был ошибкой с ее стороны. И мы – я и она – это знаем. Поэтому она не оставила сообщения и не позвонила еще раз.

Андрей растерялся.

– Но… – пролепетал он.

– Никаких «но», Андрюша, – мягко сказал писатель. – У меня хорошая жизнь. И еще лет двадцать она будет такой же. Я богатый, знаменитый сукин сын, меня любят миллионы людей. И если сколько-то там лет назад я по наивности полагал, что этого мало, то теперь мне вполне хватает того счастья, которое я заслужил.

Андрей задумался.

– Это обман, – заявил он. – Ты даже выглядишь, как неудачник.

– Ты об этом? – писатель провел рукой по щетине. – Об этом? – пощупал майку. – Я пишу сценарий, а это работа не для творцов, а для грузчиков. Так что я и выгляжу как грузчик.

– Какой сценарий? – поразился Андрей. – Ты же его дописал.

– Другой сценарий. Моя работа понравилась. Мне предложили кучу денег.

– Но ты же… – смешался Андрей. – Ну, ты говорил… Ты же клялся, что никогда и ни за что! Вот! – Он вскочил с дивана. – Это начало конца! Ты делаешь не то, чего тебе хочется, а то, за что тебе платят!

– Начало конца… – передразнил Сидур. – Да! – заорал он, вставая. – Я делаю то, за что мне платят! Если бы не платили, я бы вообще ничего не делал! Шедевры, между прочим, рождаются из-под палки! Достоевский! Моцарт! Мария Шарапова, в конце концов! Что ты ко мне привязался? Чего ты хочешь?

Андрею вдруг стало трудно дышать.

– Ты охрененно запутался, – произнес он. – И не хочешь видеть очевидное. Ты хотя бы умом понимаешь, что уныние уже запустило в тебя когти?

Сидур хлопнул себя по лбу.

– Как это я сразу не догадался! – возопил он. – Свидетели Иеговы?! Сайентология?! А?! Что ты исповедуешь?

– Да ничего я не исповедую… – возразил Панов.

– Иди вон! – Сидур потряс указательным пальцем перед носом Андрея. – И чтобы этой гнуси не было в моем доме! Иди, приноси младенцев в жертву своему Ксену, но меня не впутывай!

И Вадим Сидур, знаменитый писатель и сценарист, вытолкал безработного Андрея Панова взашей из своего дома.

Настроение у Андрея было безобразное.

Он завел свою «Ямаху» и медленно покатил по Тверской.

Остается Екатерина Дроздова. Может, сбить ее? Но на такое Андрей не мог решиться.

Андрей заехал в ГУМ и приоделся. Такие, как Дроздова, считывают человека по внешности. Значит, внешность должна быть безупречной.

Старую одежду затолкал в багажник.

Роль детектива оказалась скучной и без слов. Он ждал Екатерину минут сорок, в семь двадцать она все-таки появилась.

– Девушка, вас подвезти? – Андрей нагнал ее, пока она шла к машине.

Вроде не вспомнила. Окинула презрительным взглядом: ну еще бы, парень на мотоцикле! Это вам не «Бентли»! Такие, как она, жертвы «Блондинки в шоколаде», начитавшиеся Робски простушки, настолько придирчивы, что всегда предпочтут стразы бриллиантам – они же больше и сверкают всеми цветами радуги.

– Нет! – отрезала она и открыла свою машину.

На ближайшем светофоре Андрей заглянул в ее окно.

– Может, передумаете? – спросил он.

Екатерина подняла стекло.

Он ехал за ней до Медведкова.

– Еще шаг – и я вызову милицию! – предупредила она, когда Андрей последовал за ней к подъезду.