Малик придвинулся ближе:
– Если бы удалось поссорить султана с русским царем… То французы с радостью бы приняли условия Дивана и помирились бы с нами. Мы оставляем им порты в Африке, даже Александрию. Пускай сами разбираются с мамлюками. От Египта все равно никакой пользы. Но зато приобретаем могучего друга и земли в Адриатике. Наши земли!
– Как?
Малик усмехнулся. Узкие глаза его загорелись:
– Если до султана дойдет послание, что русские готовят восстание среди местного населения, то он рассердится. А это – нам на руку.
– Что-то я не понял… То, уважаемый эфенди, ты просишь меня не жать на местных реайа, то требуешь… устроить мятеж?
Эфенди погладил бороду:
– Ты неправильно понял меня, могучий ага. Слухи и мятеж – суть дела разные… Я, вот например, слышал, твои воины словили русского эмиссара?
Дахий махнул рукой:
– Как словили, так и упустили. Тут шпионов – тьма. И русские, и французы, и немцы.
Малик задумчиво произнес:
– И еще я слышал, что этот русский объявился в Черногории, в селении у границы самой. Вроде бы, он – родственник одного из местных разбойников?
– У тебя есть люди в Цетине?
– У Дивана, – эфенди сделал ударение на названии высшего султанского совета. – У Дивана есть люди везде.
Ага пожал плечами:
– Не знаю… Мало ли что говорят.
Эфенди нахмурился, расстроенный непониманием собеседника:
– И было бы как нельзя вовремя если бы этот кяфир признался в том, что именно он готовит мятеж.
Салы-ага потянулся, громко выдохнул. До него дошло, что от него просят.
– Ну, а мне-то какая с этого выгода, уважаемый? Ты же знаешь, что земли у меня в той же Сербии – с кадилук добрый.
Малик усмехнулся:
– Земли не бывает мало. Как и золота с серебром.
По знаку османа один из онбаши начал расшнуровывать прихваченный кожаный мешок. Охранники янычары ухватились крепче за сабли, но ага знаком показал, чтобы не мешали.
На столик перед дахием легли два свертка.
– Ты принимаешь франки, уважаемый ага?
Дахий рассмеялся. Все становилось еще более понятно:
– Я принимаю золото, эфенди. И мне все равно, чей профиль на нем.
– Мы договорились?
Салы-ага положил руку на сверток:
– То, что нужно Великой Порте, мне просто необходимо.
Малик довольно улыбнулся и поднялся:
– Тогда я жду новостей.
– Это не займет много времени.
Эфенди довольно улыбнулся.
Уже попрощавшись с хозяином и выйдя из беседки, эфенди приметил скрученную фигурку пленницы.
Малик хлопнул себя по лбу и повернулся к идущему следом дахию:
– Я знаю, как ты ценишь юную красоту, уважаемый. Это – мой тебе подарок.
Губы Салы-ага раздвинулись в плотоядной усмешке.
Глава 11
Разборки местного значения
1
Утром гайдуки подтвердили слова Френи. Даже имя рыбачки не забыли – Нелли. Я весь день провел как на иголках. Не знал: то ли радоваться, ожидая обещанного возвращения долгожданной гостьи, то ли самому броситься по ее следам. Кто-то вспомнил, что пришедшая с побережья незнакомка утверждала, будто именно арамбаши вызволил ее из турецкого рабства у стен Котора. Раз так, то это была, несомненно, та самая смуглянка, на лечение которой я оставлял деньги. Даже лицо ее вспомнилось…
Френи скулила, чтобы я позволил ей уйти. Настойчивость, с которой цыганка повторяла свои просьбы, настораживала. Она боялась находиться рядом со мной. Может, за этим что-то кроется? Сама Френи не желала разговаривать об этом, настаивать я не стал – не до того было.
Грабичи искренне радовались моему возвращению. Гайдуки перебирали оружие, восхищенно цыкая над новенькими карабинами и пистолями, пробовали заточку сабель. Женщины делили рулоны красной и голубой ткани, спорили за фарфоровые чашки и ковры. Перед самым отъездом из Рима Белли прислал два сундука положенных мне трофеев. В палаццо и в домах сторонников старого режима осталось куча ценных вещей, принадлежавших завоевателям по праву. Один из сундуков, с серебром и одеждами, я оставил себе, второй, с посудой и безделушками попроще, презентовал жителям Грабичей. Ну а малышня наслаждалась леденцами и сдобными булками – этого добра я прикупил на побережье.
Гайдук Велько, старший в селении в отсутствие моего брата, утверждал, что Карабарис появится тут со дня на день. Четник советовал обождать, не пороть горячку с поисками. Раз уж объявилась та, которую я разыскивал, то никуда она уже не денется. Или сама придет, или люди Карабариса разыщут.
В деревне закололи двух баранов, выкатили бочку вина.
Я заметил, что вокруг нынче появилось много новых лиц. В опустевшие дома перебирались беженцы с побережья, теснившиеся в соседних деревнях у родственников. Мужчины их пополняли чету и ремонтировали дома, юноши пасли овец, женщины помогали убирать немудреный урожай: капусту, свеклу, морковь. Незнакомые люди подходили, благодарили за подарки, жали руку.
Когда веселье перешло экватор, когда песни стали фривольней, тосты длинней, а слова короче, я незаметно улизнул. После прибытия, я еще не успел сделать то, что должен был.
Деревенское кладбище немного заросло. Затянулись редкой травой свежие могилы, уже не выглядя ранами на теле земли, принялись посаженные деревца и кусты сирени. Обновленная часовенка красовалась свежей дверью взамен сожженной.
Вот и могилы.
Я стоял и молчал. Вряд ли покоящиеся в земле услышат мои слова. Для этого надо иметь чистую душу, а я весь залит чужой кровью и не собираюсь останавливаться.
Я молчал… Положил к крестам по букетику полевых цветов, да постарался запомнить ориентиры: скалы, изгибы склонов, расщелины и валуны. Если уж выберусь в свое время, то не оставлю вниманием.
Деду Мирко поставил налитый стопарь лозовача и положил кусок хлеба, Саво – забавного глиняного бабая, купленного зачем-то еще на Корфу. Я хотел попрощаться.
Что-то шептало сердцу, что другой возможности может и не представиться.
2
Во сне я летал. Необычное чувство. Все больше в последнее время я сплю без сновидений – закрыл глаза, открыл – ночь долой. А тут – полет.
Сначала покружил над замершими Грабичами, пробросился до моря. Спустился до водной глади, заглянул в города бухты, потом рванул к звездам.
Когда устал купаться в волнах призрачного света, то задал резонный вопрос сам себе: откуда такая реалистичность? Я сплю, вижу сон, причем четко осознаю, что это сон, но вокруг все не просто узнаваемо – оно такое, как и должно быть.
Я камнем рухнул вниз с небесных высот.
