влетела в окно дома напротив. Взрыв… И на месте дома только дымящиеся развалины. Французы, согласившиеся ждать до утра решения православных разбойников, пробуют пулями задержать авангард, но гайдуки катятся ревущей и стреляющей волной. Улочка неширока, тут негде развернуть большие батальоны, которыми славится Франция. Людская масса сметает узенькую баррикаду, втаптывает в камень щуплых пехотинцев и врывается во двор дома.
По плану, нас должны поддерживать из цитадели почти половина юнаков. Они подойдут, когда ход откроют. Но кажется, что все гайдуки уже здесь.
Горцы седлают стены, волокут к ним телегу и скамьи, чтобы можно было стрелять через край.
Французы, ошеломленные глупой атакой и захватом ничего не значащего домика, собирают силы и не спешат.
Меня волокут внутрь.
Тайная комната открывается сразу. Зато ход ищем минуты две.
Трескотня ружей во дворе усиливается.
Вот и он – темный зев лаза. Всего то и нужно было – сдвинуть пару стеновых панелей.
Внутрь тут же ныряет доброволец. Через десяток минут он выскакивает обратно, сияющий, как свеженачищенный пятак.
Алекс выбегает наружу и пускает в небо одинокую ракету. Со стороны цитадели слышны крики радости. Через минуту к нам устремляется толпа. Все нагружены сверх меры – мешки с серебром, тканями, посудой. Добыча! За их спинами разгорается гигантский погребальный костер – тела погибших нести некому, да и крепость оставлять врагу не хочется.
Очнулись лягушатники. Под барабанный бой снизу топает отряд мушкетеров. Хаотичная стрельба юнаков, засевших на узкой улочке, казалось, не трогает их. Лишь то один, то другой из парней в голубых мундирах валится на камни. Его место тут же занимает сосед сзади, ряд смыкается.
Первый залп атакующей колонны французов крошит глину и кирпич стены. Гайдуки прячутся.
Большая часть второго отряда еще не добежала. Залп выкашивает многих.
Ряд стрелков сменяется. Новые стволы готовы выплюнуть порции свинца на застывшее людское стадо.
Алекс взмахивает рукой. Шипящая палочка кажется игрушкой, брошенной под ноги грозному противнику.
Взрыв! Тела солдат разлетаются, как тряпичные куклы. Но больше всего нам полезен шок, охвативший выживших.
Алекс машет застывшим бойцам второго отряда, орет на них. В сторону французов летит вторая палочка.
Я вжимаюсь в стены дома. БАХ!!!
Гайдуки бегут и бегут мимо. На второй этаж, к зеву лаза!
Снаружи только четники самого Карабариса.
Юнаки толпятся, лезут вперед, орут друг на друга. Им мешают свертки, кули и мешки, но никто не бросает награбленное.
Вбегает Алекс, кричит, чтобы поторопились. У него в руках взрывчатка, правда, последний брусок. Ее он оставил на то, чтобы завалить лаз.
Сзади меня трогают. Вскакиваю.
– Ты с ним? – невесть откуда взявшаяся чернявая незнакомка с красными, крашенными волосами кивает на командующего во дворе Алекса.
– Да.
Незнакомка улыбается.
– Я помогу вам.
Что мне сказать? Я только «за».
9
Эти отморозки тянут все, что захватили. Вместо того чтобы выскользнуть побыстрее, они волокут по узкому лазу свои богатства, обрекая оставшихся на лишние минуты боя. На смерть!
Реву, срывая голос, но это бесполезно. Гайдук добычу не бросает.
Французы очухались – по стенам дома и ограде защелкали пули. На приступ не идут, боятся подвоха – и то хлеб!
Со мной только ребята из четы брата – двадцать человек. Мы уйдем последними. Причем, первые десять поволокут добро, а последние уйдут только с оружием. Как только мы вылезем, я подорву лаз. Надеюсь, что ночью нас не найдут в кустарниках за городом, а к утру четники уже будут дома.
Глажу последний брусок взрывчатки. Неплохо получилось. Вот только Кмит – гадина! Орал мне о том, как они еще восстановят свою страну. Легионер хренов! По мне так – пускай восстанавливает, но не в Сербии же!
И я хорош. Попался, как профессор Плейшнер из фильма про Штирлица, – на мелочи погорел, расслабился дома. Тот цветок не посмотрел на окне, я – карту не спросил. О том, что почерк подделывать стали не в двадцатом веке, даже не подумал.
Ковыляю вдоль ограды. Парни – молодцы. Турок отбили, французов трепем, а вчерашние босяки из горных сел даже в ус не дуют – табанят себе стволы, да пули в карабины вколачивают. Возле каждого сабли обнаженные лежат.
Ко мне бегут из дома. Нелли, Френи и Георгий… Френи?! Она что тут делает?
Соседский арамбаши недовольно прорычал, волоча цыганку за руку:
– Это тоже – из твоих баб?
Нелли сверкает глазами, подает знаки. Даже не пытаюсь в них разобраться.
– Да… Откуда она здесь?
Георгий ухмыляется:
– Сам разбирайся. Выскочила, как черт из церкви – мои парни ее чуть не порубали. Если бы не эта мелочь, – он кивает на Нелли. – То тебе бы по кускам ее доставили.
Он убежал обратно в дом.
Смотрю на цыганку, она спокойна, как удав. Вокруг свистопляска, пули летают, за оградой барабаны бьют, а эта полоумная будто из села только.
– Что тебе здесь надо, блаженная?
– Долг пришла отдать. Я помогу тебе уйти туда, откуда ты пришел, человек не моего мира.
Нелли не выдерживает:
– Она обещает помочь нам вернуться. В ней есть сила – я чувствую.
Хмыкаю:
– Она из каменного мешка без моих рук вылезти не могла, а тут подальше путешествие будет.
Цыганка гордо вскидывает подбородок, отчего крашеная челка взлетает на ладонь вверх.
– Я знаю законы последней клятвы на крови. Пока не скажешь, что квиты, тебе помогать буду. Но не надо мне хамить!
– Я хамлю?!
Уже давлюсь истеричным смехом. Гайдуки удивленно поглядывают на нас. Через пяток минут прибудут республиканцы – пора и нам уходить, а арамбаши свару с бабами затеял.
– Я?! Да пошла ты…
Она сжимает губы, но мне не до бабских истерик.
– Снимаемся! – ору ребятам.
Барабанный бой все ближе. Французы идут на приступ.
Гайдуки бегут к дому. Здание самое высокое в округе – над нами только цитадель Кровавой башни, где еще нет лягушатников, так что бояться, что тебя подстрелят во дворе, пока рано.
– И вы пошли со мной, психопатки.
Нелли вырывается из рук:
– Она сможет – я чувствую! С ней дядька есть, он по ауре на деда похож!
– Какой дядька?!
