– Что ты делаешь тут, дитя? – спросил ангел тихим голосом.
– Я… Я гулял по парку и заблудился, хире, – отвечал Хаиме, разумно рассудив, что к ангелу требуется почтительное обращение.
– Отчего же ты гулял по парку один?
– Я всегда хожу тут один, – признался мальчик, все еще не отпуская древесного ствола.
– Это плохо, – сказал ангел с наставлением. – Детям негоже бродить в одиночку в таких местах, ибо с ними может случиться все, что угодно. Что же скажут твои почтенные родители?
– Меня накажут, – прошептал Хаиме.
– Я, наверное, мог бы помочь тебе, – сказал ангел. – Но я не должен был…
– Я знаю, вы – ангел! – воскликнул Бофранк. – Я никому не скажу, что видел вас!
– И это разумно, дитя… Но ты должен понести наказание, и лишь потом я выведу тебя на тропинку. Ты, верно, знаешь, что господь страдал?
– Конечно, хире.
– Вот и ты обязан принять страдания – но что они в сравнении с господними? Иди же ко мне и сними эти штанишки с очаровательными сиреневыми бантами…
Хаиме совсем не хотел страдать. К тому же ангел вел себя странно: губы его тряслись, руки дрожали, и мальчик подумал, не происки ли это нечистого. В самом деле, мало ли кто может притвориться ангелом, бродя по темным заброшенным аллеям старого парка.
Подобные мысли устрашили Бофранка, и он, вместо того чтобы исполнить просимое ангелом, отпустил- таки спасительное древо и бросился бежать прочь, снова и снова проламываясь сквозь хищно растопырившие свои ветви кусты, перескакивая через едва заметные в высокой траве канавы… Он и сам не заметил, что выскочил на свободное пространство и давно уже под ногами омытые дождем плитки дорожки, что вела в основную часть парка. Вот уже и дом; споткнувшись о ступени, Хаиме растянулся на крыльце и заплакал в полную силу, останавливаясь лишь для того, чтобы набрать новую порцию воздуха, долженствовавшего превратиться в крик.
Наружу высыпали слуги, а среди них – донельзя взволнованные родители и сам дядюшка, раскрасневшийся, в распахнутом халате. Как выяснилось, мальчика уже давно искали, и кто-то даже предположил, что он упал в один из старых колодцев в северной части…
В тот же вечер успокоившийся, но все еще печальный Хаиме стоял перед отцом. Потрескивали дрова в камине, шипела отцовская трубка, а сам декан пристально смотрел на мальчика.
– Что такого случилось в парке? – спросил он наконец. Хаиме ожидал совсем иного вопроса или слов упрека. В голосе же отца читалась несомненная тревога.
– Я заблудился и видел ангела, отец. Ангел сказал, что я должен буду страдать, и в награду он выведет меня.
– Ангела? Что еще за ангел?!
– Я не знаю, отец… Он выглядел словно ангел. Он был добр ко мне, но потом я испугался и убежал.
– Что он хотел сделать с тобой?
– Он велел мне снять штанишки… Может быть, он хотел высечь меня? Но я не сделал этого. Я сразу убежал. Может быть, это был дьявол, отец?
– Тристану, возможно, я не сказал бы этого, но тебе… – Декан окутался клубами дыма и задумался. Хаиме стоял в смятении: отец редко разговаривал с ним вот так, как сейчас. С каким облегчением мальчик бросился бы бежать прочь, как от давешнего ангела! Но Хаиме стоял и дождался продолжения слов отца.
– Твой брат Тристан прилежен и богобоязнен. Ты не таков, Хаиме. Уж не знаю, к добру ли это или к худу, да только хочу сказать тебе: может статься, что ангелов вовсе не существует. Как не существует дьявола и много чего еще, о чем принято думать, что оно существует рядом с нами. Я посвятил учебе и учению большую часть своей жизни, но проку с того – я все чаще заблуждаюсь в своих знаниях…
Только сейчас Хаиме понял, что отец слишком много выпил. Обыкновенно он выпивал сидя вот так, у камина или в своем кабинете, бутылочку цветочной настойки, которую специально для него готовил повар Бренс, и Хаиме прекрасно знал эти бутылочки – небольшие, шестигранные, с притертой стеклянного пробкой…
Но сейчас таких бутылочек стояло на столике четыре, и все пустые. Может быть, поэтому отец и выглядел так странно, и говорил так необычно…
– «С каждым днем я ближе к раю и достоин той награды…» – продолжал отец. – Это строки из Калбена Вераля, и все не о том, что можно подумать, – дальше там идет: «Весь я с головы до ног предан той, что всех прелестней…» Тот, кого ты видел, Хаиме, вряд ли ангел. Нет, это скорее дьявол. Гнусный развратник, бог весть как попавший в этот парк. Я бы велел отыскать его и прибить, но уже поздно… Иди же и помни: не каждый, кто говорит, что он – ангел, ангел и есть. И не каждый, о ком говорят, что в нем дьявол, имеет в себе дьявола. Я не стану тебя наказывать, пусть это будет тебе в радость. Иди же.
Не раз после того маленькому Хаиме снился ангел. Почему-то он был страшен в тех снах, и мальчик просыпался с плачем и криками…
Впервые за много лет ангел вновь приснился Бофранку этой ночью. Он тянулся своими прелестными руками сквозь стекло окна, и конестабль порывисто вскочил, толкнув читавшего Клааке.
– Что с вами?! – спросил тот, с недовольством закрывая книгу.
– Дурной сон… Прошу меня извинить, – пробормотал конестабль.
– Лучшее средство от дурных снов – бодрствование, – с уверенностью сказал Клааке. – Я, например, полагаю себе на сон не более четырех часов перед рассветом, когда он наиболее спокоен, а разум невосприимчив к внешним воздействиям и не порождает кошмары.
