Бофранку, который с превеликим трудом успел поймать его.
– Зачем ты убил возлюбленную друга моего? – спросил Бофранк. – Не ты ли клялся, что не тронешь моих близких?
– Не клялся, а всего лишь обещал. Но ты первым нарушил договор, когда выстрелил в меня! Ты разорвал договор, а я разорвал девку твоего прихвостня. Мы квиты, хире Бофранк!
– Так зачем ты явился сюда?
– Вы, хире Бофранк, – один из немногих, кто понимает, что же происходит на самом деле и что может произойти в самом близком будущем, пожелай я того. Мне нужен посланник, если хотите, мой глашатай, мой язык. Станьте им.
– Стало быть, вы нуждаетесь во мне, – уточнил субкомиссар, и слово “вы” он сказал не случайно.
– До поры, хире Бофранк, до поры… Но могу обещать, что участь ваша не будет столь жуткой, как участь некоторых других, осмелившихся противостоять мне. Я даже отпущу вас прочь из этих земель… чтобы найти позже, потому что рано или поздно не останется такого места, где не властен будет тот, кто послал…
Клааке осекся.
– Тот, кто послал тебя?! – продолжил Бофранк. – Люциус Фруде?
– Не называй этого имени, червь, – прошипел упырь. Черты его исказились, а зубы, казалось, выдвинулись вперед.
– Вот кого ты боишься, Шарден Клааке. Вот кто твой хозяин и господин. А ты всего лишь пес, жалкий упырь на посылках. Но почему хозяин твой не явился сам? Или он тоже боится?!
Это выкрикнул Альгиус, выступив из-за спины Бофранка. Длинные волосы его разметались, в руке он сжимал сверток с Деревянным Колоколом.
– Я повторю: не называй этого имени! – завопил упырь, и ужасный крик его наполнил комнату, сотрясая стены ее. Затем Клааке вспыхнул, словно фальшфейер, а когда Бофранк и Альгиус вновь открыли ослепленные глаза, в дверях уже никого не было.
– Отчего он не убил нас? – спросил ошеломленный Бофранк. – И что изгнало его?
– Люциус… Очевидно, он услыхал, как мы именуем его, и тотчас призвал своего слугу. А убивать нас то ли нет покамест резона, то ли есть нечто, что предохраняет нас от смерти. Не ваш ли подарок, хире Бофранк?
– Подарок тот совершенно иного свойства, – покачал головою субкомиссар и уставился в угол, ибо внимание его привлекло подергивание членов трупа бедняги Ольца. Еще совсем недавно казалось, что ни капли жизни не осталось в исковерканном теле, а теперь оно шевелилось. Вот чуть согнулись пальцы и заскребли половицы… вот приоткрылся рот, из коего потекла густая красная жидкость…
– Страшно, когда мертвый ходит… – медленно проговорил Альгиус. – Уйдем отсюда и запрем двери, хире Бофранк, пока он не встал. Переночуем у меня – хотя сколько ее осталось, той ночи! – а с рассветом посмотрим, что станется с одноглазым.
Излишне будет говорить, что ночлег Альгиус и Бофранк нашли в ближайшей харчевне, где и уснули в окружении пролитого вина и обглоданных каплуньих костей.
Эти полуверные, чуть только заслышат гром, сейчас же говорят:
“Вот он, наведенный ветер”, и начинают его проклинать, говоря:
“Проклят язык, что его накликал! Вот бы ему отсохнуть!”
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
И ПОСЛЕДНЯЯ, в которой утро так и не наступило
Хаиме Бофранк с трудом оторвал голову свою от столешницы, и это было следствием не только тяжкого пьянства, но и того, что длинные волосы субкомиссара прилипли к засохшей винной луже. За маленьким оконцем, затянутым слюдою, подле которого они сидели, по-прежнему стояла ночь, однако Бофранк чувствовал себя так, словно проспал в неудобном положении не один час.
– Пробуждение ваше своевременно, – произнес мрачный Альгиус, сидевший рядом. – Утра нет; ночь длится и длится, хотя по всем расчетам моим давно уж пора бы взойти солнцу.
– Пророчество Третьей Книги оправдывается…
Харчевня была пуста, лишь хозяин стоял у раскрытой двери и с ужасом выглядывал наружу.
– Что же такое, благородные хире?! – спросил он, всплескивая руками, когда Бофранк окликнул его. – Отчего так темно?
– Принеси нам немного пива, – велел Бофранк, словно не услыхав вопроса. Хозяин, причитая и стеная, принес две кружки ячменного. После первого же глотка субкомиссару стало чуть легче, но сплошная чернота за окном говорила, что испытания только лишь начинаются.
– Не пристало ли нам посмотреть, что в свертке? – спросил Бофранк. Альгиус молча развернул тряпье и извлек на свет божий четырехгранную пирамидку из скользкого на ощупь, очень твердого дерева. Каких- либо знаков и надписей не имелось, а внутри пирамидка была пустотелой и, как у настоящего колокола, болтался там деревянный же язык.
– Как же отверзает он пространство? – удивился Бофранк.
– Нужно позвонить в колокол и сказать слова, сочетание которых мне известно.
– И мы окажемся в междумирье?
– Если вам так угодно. Правда, заведомо известно, что подстерегает нас там…
