— Шорак! «Мирмекам» — строй треугольника, дистанция пятьдесят, «делай, как я».
Шорак бойко затараторил в микрофон:
— КСГ борт семьдесят три к Эм-двести тринадцать, Эм-двести семнадцать, Эм-двести двадцать два. Даю перестроение.
— Уймись ты, — улыбаясь, проворчал Наан, и Шорак перешел на ключ.
Тем временем изображение «гостя» замерло на экране левого борта, и теперь Болл мог рассмотреть его во всех подробностях. Конечно, корабль был явно земной постройки. Вот только — что это за ребристые диски, расположенные перпендикулярно диаметральной плоскости примерно там же, где у крейсера серии «С» проходит гребораторная опояска? Словно на иглу-рыбу надели кружевной воротник.
— Айвор?
— Не знаю Это похоже.
— На рогановский, Айвор?
Наан кивнул.
Это был один из немногих кораблей, построенных в короткий период между открытием каналов Рогана — узких природных туннелей вырожденного пространства и появлением настоящих аутспейс- кораблей, превращающих на своем пути обычное пространство в аутспейс, где только и возможно движение со сверхсветовыми скоростями. Таких крейсеров было построено немного, коротким оказался их век, почти совпавший с веком легендарного Бовта, человека, первым увидевшего за nrjp{rhel рогановских каналов не космологический феномен, а дорогу к звездам, человека, почти пять десятилетий определявшего космическую политику Человечества. «Вот так оно и бывает, — подумал с горечью Болл, — прожил человек жизнь, долгую жизнь, и всю ее посвятил одному — прорыву к звездам, рогановским своим кораблям, рогановской астрогации. И всего через каких-то два-три года после его смерти пришли аутспейс-корабли, и об этих, которым отдал жизнь Борис Бовт, забыли. Только в учебниках да монографиях по истории астрогации остались их изображения — изящные заостренные обводы и эти огромные ребристые диски, выполнявшие функции нынешних гребораторов». Только как они назывались, эти «протогребораторы»? Болл никак не мог вспомнить. Впрочем, и не важно это.
— Свет! — отрывисто приказал он.
Неуловимое движение руки Наана — и на борту «гостя» вспыхнул яркий голубой овал.
— К корме.
Световое пятно томительно медленно поползло по броне «гостя». Если память не подводила Болла, то название и приписка должны быть обозначены где-то сразу после этих «протогребораторов».
— Увеличение, Айвор!
Изображение дрогнуло и поплыло навстречу. Болл ощутил легкую перегрузку — так бывает всегда даже после тридцати лет полетов: когда изображение надвигается на тебя, из-за отсутствия неподвижных ориентиров кажется, что это твое собственное движение, и тело привычно реагирует на него.
Место для надписи было выбрано с расчетом: здесь, позади дисков (они назывались синхраторами, вспомнил-таки Болл), броня пострадала меньше всего. Тем не менее прочесть можно было только:
«В..ОС. Земд. я». Земляндия — это ясно. Но как же он назывался, этот корабль?
— Свяжитесь с Коттем, Карел. И транслируйте ему изображение.
Котть возник на экране секунд через двадцать.
— Ну и динозавра вы поймали, Борис! Я такой только в «Истории астрогации» видел.
— Я тоже, — отозвался Болл. Он никак не мог оторвать взгляда от «динозавра», — есть в старых кораблях что-то завораживающее. — Откуда он, Миша?
— Это мы выясним. Ждите. — Котть отключился.
На выяснение ушло больше часа.
— Это «Велос», — сказал Котть, возникая на экране. — Первый из рогановских кораблей и, судя по всему, последний сохранившийся. Построен двести восемьдесят восемь лет назад на верфях Ганимеда Кстати «Велос» на каком-то из древних языков — «Быстрый». Каково, а? Только-только за световой барьер выскочили в каналы рогановские влезли и сразу же «Быстрый»? Самохвалов чуть не подскочил, когда я ему доложил, что мы рогановский корабль обнаружили.
Болл не мог не восхититься: за час отсюда, с Ксении, связаться с Землей, что само по себе непросто, ибо прижимистость связистов вошла уже в поговорку, и чтобы вышибить из них экстренный канал, нужно обладать административным гением Коття, а там, на Земле, добраться до самого Председателя Совета Астрогации Вот это да!
— К нам направили спецрейс, — продолжал Котть. — Не знаю уж, кого они там набрали историков, наверное из техотдела кого-нибудь Но начальствует не кто-нибудь — сама Баглай.
Тамара Баглай, специальный помощник Председателя Совета? Вот это уже совсем непонятно. Конечно, старинный корабль — это ЧП. Но не до такой же степени все-таки? Боллу никогда не приходилось сталкиваться с Баглай, но он знал, что пустяками она заниматься не станет. «В чем все-таки дело?» — недоумевал он. Но уже через несколько секунд все встало на свои места.
— Потому что Знаешь, откуда он идет? — В голосе Коття появилось что-то, заставившее Болла оторваться от созерцания старинного крейсера и уставиться на координатора Базы. — С Карантина.
Наан присвистнул. Болл почувствовал, что у него заныли скулы. И только Шорак пока ничего не понимал.
Карантин! Наан, тот знает о нем понаслышке. И то, что он тихонько рассказывает сейчас Карелу, — лишь сухая объективная информация. Боллу же в бытность свою стажером, таким же, как сейчас Шорак, случилось несколько месяцев проработать в орбитальном патруле у Карантина: тогда еще не был создан электронный барраж, не позволяющий ни одному кораблю совершить посадку, даже просто выйти на атмосферную орбиту, — независимо от воли экипажа.
Карантин! Единственная планета, оказавшаяся не только губительной ловушкой, но и до сих пор еще неразгаданной загадкой.
Первый корабль, посланный к НИС-981, второй планетой которой и был Карантин, — этот самый «Велос», неизвестно как оказавшийся теперь здесь. О судьбе его ничего не известно. Он стартовал с Пионерского космодрома на Плутоне, Земляндия. Все.
Семьдесят лет спустя туда ушел аутспейс-крейсер первого ранга «Хаммер». Они оставили на орбите спутник-капсулу, в которой дождалась третьей экспедиции информация об их полете, протекавшем вполне благополучно, дольше о них ничего не известно, если не считать того, что еще через девяносто три года третья экспедиция обнаружила в первые и единственные сутки работы на планете «Хаммер», целый и невредимый. И — никаких следов его экипажа, экипажа из ста двадцати человек. «Велоса» на Карантине ни тогда, ни впоследствии найти не удалось, что, впрочем, скорее естественно, чем удивительно: найти на планете корабль при условии его полного молчания можно разве Что случайно или же после многолетних систематических поисков.
Сама третья экспедиция достояла из аутспейс-крейсера первого ранга «Криста» и приданного ей вспомогательного каргобота «Анна», оставшегося на орбите, когда «Криста» пошла на посадку. «Криста» была вполне современным пo тому времени кораблем, а об ее шефпилоте, Юване Шайгине, Болл немало слышал от деда, ходившего с Шайгиным еще на «Океане». Экспедиций было предписано произвести детальную зонд-разведку и только затем сесть, и развернуться по процедуре «А». Но зонды передавали лишь белый шум, а на планете экспедицию не спасли ни защитное силовое поле, ни непробиваемая броня крейсера, ни умение людей. Первая передача сообщала об обнаружении «Хаммера» и заканчивалась традиционным: «Все в порядке». Вторая — шесть часов спустя — состояла из нескольких слов: «Высадка невозможна Это страшно Посадку запрещаю (последнее относилось к „Анне“). Только автоматы»!
С тех пор люди больше не пытались высаживаться на Карантин, объявленный запретной зоной. Была создана орбитальная станция. Вокруг планеты организовали патрулирование, потому что легионы энтузиастов ринулись туда на самых что ни на есть удивительных кораблях, вплоть до одномастных гоночных «арсов». На планете работали автоматы, но до сих пор не удалось выяснить ничего, хоть в малой мере объяснявшего бы гибель трех экспедиций. Когда вместо людей были высажены традиционные собаки — они попросту исчезли. Не погибли, а исчезли, как будто их некогда не было.
И что самое удивительное — от этого не спасали даже скафандры высшей защиты. Скафандры оставались целыми, но живые существа, в них заключенные, исчезали.
