– Нет, что-то такое я припоминаю…
– А если они объединились и взялись за оружие… он ведь был воином, их патрон. Мало того что это вызовет беспорядки… еще и горожане будут их поддерживать, не то что ангелистов! Нет, право, почему Святой Альдрик пал в сражении с императорскими войсками, а не наоборот!
Далее Китцеринг поспешил на службу, Тигра Миккель выставил из господских комнат, а Мерсер с Анкрен поднялись к себе.
– Совсем забыл. Я тебе яблоко принес. А то чахнешь тут в затворничестве. – Мерсер вынул покупку из кармана и протянул ей.
– Спасибо, заботливый ты мой… – Анкрен откусила от яблока, но, видимо, ее отвлекло новое соображение, и есть она не стала. – Скажи-ка мне лучше, что за братство Святого Альдрика появилось в Эрденоне? Уж нам-то лучше всех известно, что к нападению на тюремный возок оно не причастно. Знаешь ты что-нибудь об этом?
– Еще бы не знать, когда я это братство и придумал. Раз я распустил слух, который привлек к тебе внимание Форсети, надо было принять контрмеры. И всю неделю я старательно распространял этот слух в Эрденоне. А ты думала, я ухожу только кофий к мадам Омаль распивать? Нет, были у меня и другие занятия…
– И сколько трактирных служанок тебе пришлось перетрахать для успеха этого предприятия?
– Анкрен, что за выражения! И потом, ты думаешь, после тебя у меня еще остаются силы на служанок?
Она рассмеялась.
– Кроме того, – продолжал Мерсер, – если бы почитатели Альдрика… настоящего Альдрика… он же Рик Без Исповеди… впрямь объединились… публика бы там собралась специфическая. Потому что я слышал кое-что о привычках Альдрика Руккеркарта в его земном существовании, но говорить людям об этом не стал. Зачем бросать тень на память о герое? Тем более что героем он был, с правдой не поспоришь.
– Так что вместо мифической ангелистки Форсети ищет не менее мифических участников братства. Умный ты, просто страх берет. – Анкрен подошла к нему, обняла, и он подхватил ее на руки.
– Не сильно ты испугалась, как я погляжу.
– А у тебя, видно, силы еще остались… – И, тихо, в самое ухо, пробормотала: – В прошлый раз ты меня на руках нес, когда убийцам хотел сдать…
– Кто старое помянет…
Несколько позже, когда сил действительно не осталось, Мерсер заметил:
– Да, это точно не медовый сироп.
– Ты о чем?
– Так Мария Омаль называет идеальную любовь.
– Значит, ты опять был у этой старой шлюхи? Как будто тебе там медовым сиропом намазано.
– Анкрен, это уже не смешно. Мы почти не продвинулись в наших розысках. И у меня предчувствие, что разгадку я обнаружу не в банке Сигурдарсона, не в канцелярии наместника, не в кабаках и гостиницах, а в доме Марии Омаль. Что-то ей известно…
– Если ты так упорно привязываешь наше дело к гражданской войне в Эрде, при чем тут мадам Омаль? Она приехала из Тримейна. Вдобавок совсем недавно.
– Но у нее бывают люди, принимавшие участие в тех событиях. И, вероятно, кого-то она знала в Тримейне. Нет, я не могу так просто распроститься с Марией Омаль. И кроме того, я люблю кофе, а кроме как в ее доме, в Эрденоне я хорошего кофе не пробовал.
– А напиток из чайных листьев в Эрде вообще не варят. И в столичном округе тоже. А нам бы не помешало…
– Что за напиток такой и зачем он нам сдался?
– Потому что мозги прочищает и мыслям ясность придает. Его даже не во всех колониях попробуешь, разве что в некоторых факториях…
Это был чуть ли не единственный случай, когда Анкрен косвенно упомянула о своем прошлом, и Мерсер осторожно сказал:
– Далеко, однако, тебе приходилось путешествовать…
– Далеко… дальше, чем ты можешь представить.
– А не приходилось ли тебе в этих странствиях… там, в Дальних Колониях… слышать фамилию Брекинг?
– Нет… Ладно, раз нет чаю, пойду пива выпью. Ты хочешь?
– Благодарю, не надо.
На столе лежало оставленное Анкрен яблоко. Мерсер протянул за ним руку, со вкусом хрупнул и сморщился: несмотря на свой завлекательный вид, яблоко оказалось ужасно кислым.
На утренний прием Мерсер нарочно явился попозже и обнаружил, что, кроме давешнего свантерского откупщика, других гостей у Марии Омаль нет.
– Слышали? – откупщик, кажется его фамилия была Эриксдорф, обращался к Мерсеру как к давнему знакомому. – Генерал-губернатор приказал провести следствие.
– Вы про ангелистов? – Мерсер принял у горничной чашку кофе.
– Ангелисты – это вчерашний день. Говорят, что существует тайный заговор, угрожающий власти наместника. И некий капитан Форсети, до сих пор устраивавший засады и облавы в кабаках и борделях – прошу прощения, мадам, – получил доступ в самые уважаемые дома.
– Да, контролер и олдермен Ховен были изрядно обеспокоены. И многие сейчас боятся если не за жизнь, то за доходы, – мягко сказала Мария Омаль. – Однако уверена: этот Форсети выдумал заговор, чтобы укрепить свое положение при наместнике, а оно после нападения на стражу изрядно пошатнулось.
– Вы говорите, будто нисколько его не боитесь. А он, я слышал, человек опасный.
– Что ж, пусть приходит. Я научу его, что такое хорошие манеры… – Обращаясь к Мерсеру, она сменила тему: – Приор Ларком тоже нас покинул. Уехал из Эрденона. Белинда огорчена. Она осталась без покровителя…
– При таких прелестях она без труда сыщет нового, – вмешался Эриксдорф.
Вновь подошла горничная и что-то шепнула на ухо хозяйке. Улыбка на губах Марии Омаль истаяла. Она коротко приказала служанке:
– Проводи в комнату рядом с гардеробной.
Затем обернулась к гостям:
– Господа, у меня крайне неприятный визитер… дама. Чем быстрее я с ней переговорю, тем скорее отделаюсь. Она просит принять ее тет-а-тет… однако я ненавижу сцены и скандалы… поэтому попрошу вас, господин Мерсер, побыть в соседней комнате. Если будет нужно, я вас позову.
– Чья-нибудь ревнивая супруга? – осведомился Эриксдорф.
– О нет. Клянусь, я предпочла бы встречу с десятком ревнивых жен, чем с этой особой.
Мерсер, нисколько не удивляясь, проследовал за хозяйкой. Конечно, у госпожи Омаль есть слуги, которые могли бы выдворить зарвавшуюся гостью. Но, возможно, этот маневр имеет отношение к деликатному делу, которое она хочет ему поручить.
Они оказались в длинной комнате без окон. Здесь Мария Омаль, приложив палец к губам, жестом велела Мерсеру остаться и вышла, неплотно притворив за собой дверь.
Какое-то время Мерсер скучал, прислушиваясь к слабо доносящимся из-за стены женским голосам. Его глаза привыкли к полумраку, но разглядывать платья, развешанные вдоль стен на распялках, было неинтересно. Сильно пахло лавандой, в углу тускло мерцало зеркало, высокое, почти в рост. В Эрденоне такие не делали; оно стоило огромных денег, если не сказать больше.
Прозвучавшее за стеной имя Форсети заставило Мерсера встрепенуться. Собеседница Марии Омаль, вначале говорившая тихо, теперь возвысила голос. От этого или просто от сквозняка дверь приоткрылась, и Мерсер увидел в зеркале отражение обеих дам.
Посетительница являла собой прямой контраст элегантной и цветущей Марии Омаль. Она была в черном, но дорогие ткани, из которых был пошит ее наряд, вряд ли свидетельствовали о приверженности гостьи учению Лютера или какой-нибудь секте. Широкая роба, собранная спереди складками, скрывала
