излишней гордости не страдал, поэтому заговорил первым:
– В печальной судьбе Гейрреда Тальви я вижу некий просвет: он не успел жениться на этой стерве. Правомочная наследница герцогов Эрдских – надо же!
Анкрен резко повернулась к нему. Ее острый профиль выделялся на фоне пламени.
– Почему ты не позволил мне разобраться с ними?
– Не сомневаюсь, что ты без труда размазала бы их по стенам башни. Только зачем? Они не те, кого мы ищем.
– С чего ты взял? Из-за того, что они наболтали? Ты им врал, они с успехом отвечали.
– Брось. Ты всерьез веришь, что этот куль сырого теста и есть таинственный хозяин, стоящий за всеми преступлениями? Правда, я и сам так думал… пока его не увидел. Его мамаша, конечно, опаснее. Она должна сознавать, что ее сын – полуидиот, но это еще больше подстегивает ее рвение. Она будет сутяжничать, интриговать, забрасывать власти прошениями, но нанимать убийц? Не тот образ мышления. Покойный господин Тевлис, как истый буржуа, повлиял на нее больше, чем она сознает. Кстати, думаю, Ормонд – его сын, что бы там ни говорилось.
– Но ведь этот… Ормонд… сам признал, что приказал убить меня.
– Приказал. Только он ничего о тебе не знал. Он приказал убить человека, укравшего регалии.
– И ты туда же. По-твоему, у меня нет ни глаз, ни памяти? Корона, цепь и меч… Не было там на совещании ничего похожего.
– Да знаю я, что не было там этих регалий и быть не могло! – Мерсер был так взволнован, что вскочил и обошел костер, чтобы быть рядом с Анкрен. – Теперь я понял, почему так долго не мог раскусить это дело и все время путался. Потому что в нем столкнулись два интереса! Первый – поиск герцогских регалий – на поверхности, служит прикрытием. Когда я сказал «дело в том, чего ты не увидела», это относилось именно к регалиям. Но настоящий хозяин Венделя – не Ормонд, и, безусловно, ищет он нечто иное. А деньгами Ормонда и банковскими кредитами семейства Олленше он воспользовался так же, как твоим Даром и моим умением разгадывать загадки. И здесь дело именно в одной из реликвий, представленных на совещании у примаса. Как раз там было представлено нечто, в существовании чего Вендель и его истинный хозяин желали убедиться. Получив от тебя отчет, они узнали то, что им было нужно, после чего поспешили от тебя избавиться как от лишнего свидетеля.
– Чепуха. В таком разе им пришлось бы убивать всех, кто там присутствовал, начиная с архиепископа.
– Эти люди им не опасны. Они смотрели на реликвии предвзято, убежденные в том, что ведают их истинное значение. Между тем что-то в этом наборе представляет собой не то, чем кажется. Ты, имея незамыленный глаз, могла об этом догадаться. Но важнее следующее – ты могла бы узнать, что Вендель состоит на службе у Тевлисов. Это относится и ко мне. Представь, что Ормонд узнал бы, что его обманывали в отношении вожделенных регалий, когда Вендель находился в сфере его досягаемости. Он, конечно, болван, но болван злобный. И приказал бы слугам прикончить Венделя, как сегодня приказал мне.
– А вдова? Какое она ко всему имеет отношение?
– Вероятно, это она внушила дитяти мысль, что обладание регалиями сделает его герцогом. Был тип, кстати, в конце войны, который примерно так же рассуждал: у кого Бодварский замок, у того и власть. Здесь то же самое применительно к символам власти.
– Но это не так?
– Разумеется. Скорее даже обладание ими в наше время близко к государственной измене. И Агнесса это знает. Не случайно она не пыталась вернуть регалии законным путем, хоть и твердит о праве наследования. Но тут мы попадаем в область, где разумные объяснения отступают. Женская логика и святая материнская любовь! Сколько бы дитя денег ни потратило, людей ни угробило, лишь бы не плакало!
Анкрен промолчала.
– Так я продолжаю. Вендель не назвал Ормонду твоего имени, убийц к тебе подсылал он сам, а когда дело в Аллеве сорвалось, нашли меня. Поскольку господа Олленше не помнят, когда в точности исчез их слуга, я вижу две возможности. Либо Вендель предоставил подчищать за собой своим наемникам, а сам спокойно уехал, либо он вынужден был свалить по причине провала в Хонидейле. Как бы то ни было, теперь ясно, почему мы не увидели его ни в Свантере, ни в Эрденоне. Думаю, он уже за пределами Эрдской провинции.
– Короче, все наши усилия пошли прахом. Мы ничего не узнали и ничего не добились.
– Я бы так не сказал. Мы живы, и это уже само по себе неплохо. Об остальном поговорим позже, ладно? День был чертовски утомительный. Давай спать.
– Ты ложись, а я посижу еще. Что-то мне не спится, и лучше, чтоб ночью кто-нибудь из нас сторожил. А то разнежились в городе.
Похоже, в ту ночь она так и не легла. Мерсер несколько раз просыпался и в полудреме различал фигуру Анкрен у дотлевающего костра.
Наутро они снова выехали на прибрежную дорогу. Анкрен поняла, что Мерсер, вопреки первоначальному намерению, решил вернуться в Эрденон, но не спросила почему. В городские ворота они проехали после полудня, но, когда собирались свернуть с улицы Черной Собаки, произошла заминка.
И эта улица, и прилегающие к ней были забиты народом, радостно возбужденным. Мерсер попытался припомнить, не выпадает ли на сегодняшний день какой-нибудь местный праздник, однако ничего похожего на ум не приходило.
Все прояснилось, когда веселящуюся публику с проезжей части потеснили конные стражники и по брусчатке загрохотала позорная повозка с решетками над деревянными бортами, а в ней, скованные по рукам и ногам, сидели двое. Совсем недавно (только тогда их было четверо) их видели под покровом ночи в закрытом возке. Теперь ангелистов перевозили из темниц генерал-губернатора в Фортецию, в церковное узилище, а главный нынешний борец с ересью епископ Деций заявлял, что Церковь вершит правосудие открыто.
Решетка над бортами была устроена не для того, чтобы помешать арестантам бежать, но чтобы защитить их от толпы, готовой учинить над еретиками самосуд, или от попадания особо крупных камней, которые, несмотря на усилия стражников, летели в сторону повозки. На счастье ангелистов, редкий камень долетал до цели, но похоже, что это была единственная доступная им разновидность счастья. Судя по их внешнему виду, начальную стадию допроса с пристрастием они уже прошли. Одному из сектантов только цепи, прикрепленные к бортам, мешали сползти на дно повозки. Другой оказался покрепче. Он не только не падал, но даже пытался проповедовать.
– Горе тебе, Эрденон, город крепкий! Погибнешь, блудилище диавольское! Ибо явился праведным отцам нашим Ангел-Мститель с мечом огненным, прекрасней всех, золотоволосый, и рек голосом, подобным шуму вод многих: «Ступайте в Эрденон, где копятся богатства неправедные, и разорите его, и сровняйте с землей…»
Конец речи потонул в улюлюканье, и в повозку снова полетели камни, грязь и тухлятина.
Мерсер с тревогой взглянул на Анкрен. Он не боялся того, что она снова ринется освобождать несчастных. Но ангелист мог запомнить ее лицо, а сегодня Анкрен не прикрывалась мороком. Однако она, также догадавшись, что ее могут узнать, сидела в седле, пригнув голову.
Повозка укатила, жаждущие зрелищ двинулись за ней, а Мерсер с Анкрен продолжили путь.
По возвращении в дом Китцеринга Анкрен сразу же отправилась переодеваться, а Мерсер вытащил из- за пазухи список реликвий (его он не сжег) и внимательно перечитал.
Вернулся со службы Китцеринг и прислал Миккеля пригласить гостей на ужин. Мерсер не был уверен, что Анкрен примет приглашение, но она спустилась, правда, за столом помалкивала.
– Вскоре, Роберт, мы прекратим бессовестно злоупотреблять вашим гостеприимством. Дня через два, от силы три…
– Я должен так понимать, что дело, которым вы занимались в Эрденоне, успешно завершилось?
– Можно сказать, что да.
Китцеринг, будучи хорошим чиновником, умел понимать собеседника с полуслова. Поняв, что более подробного ответа не дождется, он сменил тему:
– Слышали, что ангелистов передали Церкви?
– Даже видели.
