благодетельницу!
– Значит, мать Розальба, вы отказываетесь подчиниться власти императора, коего я здесь представляю, – терпеливо произнес Бергамин, – и открыть нам ворота?
– А вам, капитан, стыдно угрожать святому месту и слабым женщинам, все же благородное имя носите! Но, видно, прошли те времена, когда дворяне помнили о чести! Так я вам напомню! Коли нет у вас уважения к дому Господнему, так почитайте вашего императора, которому служите. Ибо более ста лет обитель наша обладает имперским правом убежища, и права этого никто не отменял! Земля, у которой вы стоите, есть земля святая, преступите границу – нарушите закон и божеский, и императорский!
Именно этого Мерсер и опасался. Хотя, если верить Флану, правом убежища в монастыре Святой Евгении давно никто не пользовался, мадам Эрмесен не зря подкармливала эту обитель все время своего пребывания в Галвине. На всякий случай готовила убежище для себя.
– Мы не станем тревожить монастырь, – отвечал Бергамин, – если вы, матушка, дадите слово, что женщина, именующая себя госпожей Эрмесен, все еще находится здесь.
– Слово? – приоресса разгневалась окончательно. – Ты бы еще клятвы от меня потребовал, человек богооставленный! Разве ты не знаешь, что Спаситель запрещает нам клясться? Мало тебе, что с войском пришел мирную обитель осквернять, хочешь, чтоб мы сами осквернились? Видеть тебя не хочу!
Она резко повернулась и двинулась назад. Исповедник, спотыкаясь, едва поспевал за ней.
– Что будем делать? – спросил Мерсер.
– А что тут рассуждать? – Эверт поспешил влезть поперек старшего по званию. – Разнести по кирпичам это воронье гнездо, и дело с концом!
– Не торопитесь, корнет, – сказал Бергамин. – Может, они только этого и ждут. И нечего ухмыляться… не в этом смысле.
– Да, – подтвердил Мерсер. – Вьерна Дюльман могла убедить их задержать нас любым путем. А она умеет добиваться от людей преданности – вы наблюдали это утром.
Хольтвик сник, а Бергамин спросил:
– Так что вы предлагаете?
– Если вы настолько доверяете мне, чтобы послать со мной трех-четырех солдат, знающих окрестности, я могу осмотреть деревни…
– …а мы пока займем позицию здесь. Я согласен.
Изрядно переполошив пару соседних деревень, патруль не обнаружил следов беглянки. Оставалось предполагать, что она и впрямь укрылась в монастыре. Эта новоявленная язычница, поклонница колдовских ритуалов, утонченная отравительница – в монастыре?
Именно так.
Эта женщина очень хитра. Но Мерсер сомневался в том, что ее можно счесть умной. Она спрячется в убежище и будет ждать, пока ее сообщник за пределами Открытых Земель – или сообщники – не окажут ей помощь.
А что делать Бергамину? Либо штурмовать монастырь, либо прекратить подвоз продовольствия к обители и вынудить монахинь выдать Вьерну Дюльман. Сейчас приоресса настроена воинственно, но если ей придется поголодать с неделю, что при ее сложении весьма мучительно, да померзнуть, возможно, это убавит ей спеси…
Проблема в том, что мерзнуть придется солдатам. А взять монастырь штурмом, конечно, не составит труда, но, поступив так, капитан может перечеркнуть и карьеру свою, и нынешнее благополучие. Права убежища в монастыре действительно никто не отменял. И даже военный губернатор, если Бергамин к нему обратится, не сможет этого сделать. Короче, им сильно не повезло, что они не догнали преступницу на дороге.
По возвращении Мерсер понял, что Бергамин, по крайней мере в ближайшие дни, намерен вести по всем правилам осаду, судя по развернувшейся вокруг обители деятельности. Траншей на плацдарме, правда, никто не рыл и редутов не возводил по причине ненадобности, но развалины гостиницы кое-как приспособили для ночлега, закрыв бреши лапником, кругом монастыря развели костры и расставили часовых. Пленного кучера заставили рубить и таскать дрова, походная кухня чадила и бурлила. Бергамин выговаривал сержанту:
– Что за бардак, Спекле! Тут уже крутились какие-то девки! Где вы их здесь-то находите, посреди леса? Или это из монастыря засланные?
– Так, господин капитан, какие засланные? Это из деревни набежали… им же скучно по зимнему времени, а тут любопытно.
– Им любопытно, а мне потом от жалоб не продохнуть – от родителей, у которых дочки в подоле принесли, и от самих девиц изнасилованных!
– Да кто же их насильничает, господин капитан? Сами лезут, что же нам честь полка срамить? И потом, ваше благородие, ущерба же делу никакого. Девки за своей скотиной приглядывать привычные, так что ежели кто из наших ночью погреться решит, сторожить будут не в два глаза, а в четыре!
– Ну, коли так… – Бергамин все же сомневался, что присутствие деревенских девиц усилит бдительность охраны, однако он слишком долго прослужил, чтобы излишне беспокоиться о нравственности рядового и унтер-офицерского состава. Отпустив сержанта, он спросил Мерсера: – Как успехи?
– Никаких. Но вы их и не ждали, верно? Ничего, потерпим немного. Вряд ли они способны долго продержаться.
– Мои люди – тоже, – угрюмо констатировал Бергамин. – Будь это хотя бы летом…
– Если бы сейчас было лето, монастырь бы тоже долго продержался… Шли бы вы спать, капитан.
– Но мой долг – нести охрану.
– Я вас втравил в эту историю, я и посторожу.
Бергамин не стал возражать, хотя подобное поведение нарушало субординацию. Однако он устал – день был длинным и утомительным. А может, решил, что Мерсер возжелал последовать примеру Спекле и его товарищей.
Тут Бергамин ошибся.
Следующий день, помимо холодной и ясной погоды, явил на театре военных действий новых персонажей. И услышали их задолго до того, как увидели. Легко было представить себе, что находишься не в Открытых Землях, не знающих благородных радостей псовой охоты, а в имении какого-нибудь графа, выезжающего с егерями по зимнему лесу, – такой басовитый и заливистый лай стоял над дорогой.
Пара конных охранников, державших на длинных сворках псов из числа орановских живоглотов, и впрямь могла сойти за егерей. А вот Флан Гарб, восседавший, посверкивая стеклами очков, на облучке крытой по зимнему времени таратайки, на графа никак не тянул.
Поближе к таратайке и подальше от собак держался на пузатеньком рыже-чалом коне лейтенант Гионварк.
Прибытие последнего Бергамина не на шутку рассердило.
– Вы что, спятили, лейтенант? Оставили гарнизон без единого офицера! Крепость без командира!
– Так время же мирное…
– Мирное, не мирное, какая разница!
– Но я прибыл доложить обстановку…
– А доложить есть что. – Гарб, морщась, слез на землю. Охнул, ухватился за поясницу. – Спина болит, сил нет, – сообщил он Мерсеру. – В молодости упал неудачно в шахте, позвоночник повредил. Так ничего, а верхом ездить совсем не могу.
– Корнет, собирайтесь, поедете в город, – приказал Бергамин, – смените лейтенанта. А вы, Пао, докладывайте.
Эверт Хольтвик не стал медлить. Штурма и боев не предвиделось, и корнет успел заскучать, к тому же самолюбию юноши льстило, что он, хотя бы на день, примет командование гарнизоном. Но прежде надо было выслушать, что расскажет Гионварк.
– Мой капитан, как вы распорядились, я арестовал Филобет Сандер, Бонифаса Понсиба, Ролле Агута, а также слуг вышеназванных особ вместе с дворней Вьерны Дюльман и доставил в крепость. Разместил там господ в отдельных камерах, а слуг в общих. Кроме того, господин Гарб в присутствии моем и секретаря суда (сам господин судья прибыть не мог, у него приступ подагры) составили опись бумаг и неизвестного
