Неужели никто больше этого не замечает? – думал Норберт, и душу его переполняла болезненная жалость, смешанная с презрением. Отец не подозревал об этих чувствах. Ничьи чувства, кроме собственных, его также не интересовали.
Он протянул сыну для поцелуя холеную, пухлую руку, на каждом пальце которой красовалось не меньше двух перстней.
– Наконец-то соизволил пожаловать, – брюзгливо и в то же время ласково произнес Ян-Ульрих. – Садись рядом со мной и рассказывай… О тебе много разговоров этим летом. Что ж, хотя бы перестали болтать, что вино родит уксус…
Норберт едва не вздрогнул от этого замечания, но убедился, что отец имеет в виду всего лишь пересуды о Бесс. Он невольно оглянулся в ее сторону и убедился, что она мирно беседует с госпожой Эльфледой.
– Мы не часто имеем счастье видеть наследника, – говорила императорская фаворитка. – Раньше он появлялся хотя бы на больших охотах, но теперь не жалует и это развлечение.
– Боюсь, что это моя вина, – учтиво ответила Бесс. – Я не люблю охоту, и принц ради меня перестал ездить на ловлю.
Эльфледа внезапно сменила тему.
– А где это – Финнаун?
– Между Роуэном и побережьем. Это маленькое владение, вряд ли вы о нем слышали.
– А вы – младшая дочь в большом семействе?
– От вас ничего не скрыть, сударыня.
Эльфледа звонко рассмеялась.
– Ну, ничего, милая. Я возьму вас под крылышко. Уверяю, не стоит прятаться. Южанам при дворе его величества вполне привольно…
– Наши дамы, кажется, нашли общий язык, – сообщил Ян-Ульрих, также бросивший на женщин благосклонный взгляд.
– А почему бы нет, ваше величество? Им нечего делить.
– Нечего. Пока. Но женщины и без того находят из-за чего повздорить. Терпеть этого не могу. Хуже женских ссор только мужские. – Император усмехнулся. – А ты, кажется, пытаешься острить? Хвалю. Общество этой девицы пошло тебе на пользу. – И, позабыв о дамах, он вернулся к угощению.
Ранний обед был достаточно легким – цыплята, куропатки, зайчатина, воздушные пироги, разнообразные сыры, – но достаточно основательным, чтобы не проголодаться до обеда позднего, каковой ожидался после турнира и должен был продлиться до ужина. Все – и гости императорского шатра, и те, кто обивал ноги между шатрами, спешили насытиться, пока не возобновились поединки. А откушав в удовольствие и залив жажду вином, устремились – кто в ложи, кто на трибуны, а прочим полагалось довольствоваться местом у дощатой перегородки. При этом Норберт вновь оказался вдали от своей спутницы. Его место было в императорской ложе, рядом с отцом, а Бесс госпожа Эльфледа увела в ложу для благородных дам. Причины, по которым она старалась удерживать Бесс возле себя, были не только дипломатическими. Эльфледа учла, как они должны выглядеть. Блеск красного, зеленого и черного – и золотисто-голубое сияние… Их. безусловно, сравнивали, и большинство зрителей отдавало предпочтение старшей из женщин – голубке рядом со змеей. Пока герольды объявляли имена участников, Эльфледа, расточая улыбки, нашептывала на ухо соседке имена наиболее важных персон среди присутствующих.
– Первым делом вам следует попросить принца представить вас канцлеру… Он там, в императорской ложе, вон там, с редкой бородой…
– Но зачем? Какое дело до меня канцлеру?
– Дорогая, нельзя оставаться такой провинциалкой. Я представлю вас своему брату и кузену – они нынче здесь…
– Барон Жерон-и-Нивель!
– Владетельный господин Драмсак!
Это были бойцы не с самыми громкими именами, но все же не чета недавним юнцам, только вчера препоясавшихся мечами. Эти уже знали, каково, вылетая из седла, подниматься с переломанными ребрами, терять зубы, слепнуть от едкой турнирной пыли, пробивающейся сквозь щели забрала и покидать ристалище на носилках. Сие мало кого миновало, ибо хотя законы благородства установили правила, долженствующие уберечь бойцов от смертоубийства и тяжких увечий, бой есть бой, и этим все сказано. Особенно в последние годы, когда на турнирах стало модно сражаться не затупленным, а боевым оружием. Конечно, в противовес этому были введены особые турнирные доспехи, но они и движения сковывали больше, и падать в них опасней.
Противники съезжались дважды, а на третий раз барон Жерон-и-Нивель был выбит из седла. Господин Драмсак стал безусловным победителем, и заслужил золотой лист с императорского древа. Публика вопила. Госпожа Эльфледа продолжала нашептывать в ухо соседке.
– Вот увидите, принц Раднор найдет случай скитаться с Драмсаком. Жерон к принцу весьма близок… а еще ближе к нему – жена барона. А вон там в ложе другой приятель принца – Отт де Гвернинак, смотритель императорских замков. Он в нынешнем турнире не участвует, хотя вообще боец отменный, чем и заслужил благоволение его величества…
– А те важные господа?
– Гости двора. Английский посол, – у него удрученный вид, в их королевства смута, прямо как в недавние годы в Эрде. А вот, кстати, представитель герцога Эрдского. Французский посол. Дон Раймунд, посол короля Арагонского Хайме – весьма интересен…
Второй поединок по общему мнению, оказался интереснее, ибо победителя определить было не так легко. Бой завязался ожесточенный, противники пожелали продолжить его пешими, и здесь, в воинственном запале был нанесен удар, запрещенный правилами – по правой руке, не защищенной щитом. Если бы бойцы сражались верхом, нарушение правил не вызвало бы сомнений. А сейчас судьи принуждены были решать, не сам ли пострадавший не по времени развернувшись, подставился под удар. В конце концов возобладало мнение, что нарушение турнирных законов все же имело место, и победу присудили
