Тэсс работает по строгому графику. По понедельникам, вторникам и средам она стирает и полощет белье. По четвергам и пятницам катает его, Крахмалит и гладит. По понедельникам она стирает полотно; муслин, крашеный ситец и шерсть – по вторникам; простыни и скатерти – по средам. Сегодня как раз среда. Если Тэсс не постирает что-нибудь в соответствующий день, сорвется ее недельный график, и это обязательно отзовется на всем хозяйстве усадьбы.
– Значит, мне нужно это сделать самой, – говорит она, ожидая, что Энни передумает.
Энни молчит.
– Ну ладно, – произносит Тэсс. – Я сделаю это сама, но это меня мало радует.
Она поворачивается и направляется к дому. Энни смотрит ей вслед, от души сожалея, что так случилось. У Тэсс достаточно своей работы для того, чтобы взваливать на нее чужую. До сих пор они хорошо уживались вместе. Энни так нравится болтать с ней, лежа в темноте спальни. Энни рассказывала Тэсс о низости миссис Гилби, Тэсс – о том, как голодала ее семья на севере Англии.
Энни идет дальше. Необходимо поговорить с миссис Дашелл о том, как ей дальше совмещать свои обязанности горничной с ролью модели для фотографий. Энни здесь всего несколько недель, и она не может допустить, чтобы Тэсс выполняла за нее ее работу. Это несправедливо.
Войдя в курятник, Энни поняла, что сейчас не время для разговора, Изабель, всклокоченная и раздерганная, мечется взад и вперед.
– Где ты пропадала? – раздраженно бросает она, когда Энни вбегает в студию. – Я посылала за тобой час назад. Свет уходит. Пошли. – Она сует камеру в руки Энни. – Бери это и иди за мной!
Она складывает раздвижные ноги камеры и распахивает перед Энни стеклянную дверь студии, жмурясь от яркого солнечного света.
С камерой в руках Энни бежит вслед за широко шагающей Изабель, стараясь не отставать.
– Простите, мэм, а куда мы идем?
– Топить тебя, – ответила Изабель. Слова ее звучат всерьез, и Энни приходится убеждать себя, что это все-таки шутка.
Горничных не убивают, даже случайно, так как они нужны в хозяйстве. И, однако, ей ведь до сих пор не пришло в голову осведомиться, что сталось с их предыдущей горничной, место которой она сейчас занимает!
Они пересекли сад и, пройдя через луг, стали спускаться по поросшему лесом склону. У его подножия тек маленький ручеек, матово мерцая в солнечном свете.
– Ну вот, – говорит Изабель. – Это нам подойдет.
Она берет камеру у Энни и осторожно кладет ее на траву у берега.
– Самое подходящее место, чтобы утопить тебя.
Изабель улыбается, увидев выражение лица Энни.
– О, да ты перепугалась! Ты что, подумала, я это серьезно?
– Нет, мэм, – говорит Энни, чувствуя, что краснеет.
– Ты говоришь неправду, – отвечает Изабель.
Энни чувствует себя глупо.
– Я, конечно, поняла, что вы не собираетесь, – защищается Энни. – Но я знаю, что вы могли бы.
– Хорошая девчонка! – хохочет Изабель.
– Теперь иди сядь там, на валуне, и прими опечаленный вид.
Энни покорно усаживается на большой, наполовину вросший в землю камень у края воды и, скосив глаза, наблюдает, как Изабель устанавливает камеру.
– Сегодня у нас будет обработка в полевых условиях, – сказала Изабель, пристегивая черный капюшон к задней части камеры.
– Это не всегда срабатывает, но ничего.
Она копается внутри деревянной коробки, доставая оттуда разные принадлежности и раскладывая их рядом с собой. При этом она что-то бормочет про себя, словно забыв о присутствии Энни.
– Мэм, – окликает Энни через некоторое время, – все в порядке?
– Нет, – весело отвечает Изабель, подняв на нее глаза. – Все ни к черту не годится. Еще секунда, и я закончу!
Она поглубже втыкает ножки камеры в дерн, пробует, устойчиво ли она стоит.
– Хорошо, – говорит она словно про себя и, осторожно переступив через разложенные на траве предметы, подходит к Энни.
– Расстегни воротник, – приказывает Изабель.
Энни неуверенно расстегивает несколько верхних пуговиц, но Изабель нетерпеливо тянется к ней и расстегивает еще несколько. Она обдергивает платье Энни назад так, чтобы обнажилась шея.
– Мне нужна эта линия, – говорит Изабель, дотронувшись до ее ключицы.
Прикосновение Изабель настолько бесцеремонно, что Энни невольно вздрагивает. До нее давно никто не дотрагивался, и это движение пугает ее до глубины души. Впрочем, Изабель не обращает никакого внимания на ее реакцию.
– Этот камень не подходит – слишком высоко, – раздраженно бросает Изабель. – Тебе надо сесть
