есть нечто твердое и неизменное, а ересь, в противоположность догме, есть результат страсти к нововведениям; догма дарована свыше, а ересь — случайный результат произвола мысли человеческой, противопоставляющей себя догме (ЛЕБ1 с. 72).
Но что даровано свыше и что является случайным продуктом человеческой мысли? Как отличить одно от другого? В рассуждении Евсевия мелькает словосочетание “страсть к нововведениям”; дает ли оно основание причислить к ересям реформы “отцов Церкви”, оформившие ритуалы православия и католицизма?
Чтобы обойти подобные вопросы, православные и католические богословы пытаются найти другие опорные точки. Такими могут быть, например, христианская традиция и апостольская преемственность.
На традиции (“деяния Святого Духа” на протяжении всего существования христианских церквей) особый упор делают католики. Они считают, что утвердившиеся обряды наряду со св. Писанием являются составными частями современного христианства.
Апостольская преемственность очевидно тоже является очень важной. На нее особое внимание обращали во время первых споров между христианскими общинами. Подтверждение этому находим в труде Егесиппа, в котором обсуждается вопрос о внешнем апостольском преемстве, выражающемся в непрерывности епископов, начиная от времен апостолов (ЛЕБ1 с. 40).
Католическая церковь утверждает, что ведет свое начало от самого апостола Петра, наследившего Иисуса Христа во главе христиан. Константинопольская патриархия ставит в свое основание первого апостола Андрея Первозванного. Как мы видели выше, болгарские христиане выводили свою веру “от апостола Павла”.
Но еще Евсевий заметил, что одной “правильной” апостольской преемственности мало для “правильности” соответствующего учения. Как Егесипп (IV, 22), так и Евсевий смотрят на ереси как на своего рода тоже “правильное преемство”, но только преемство во зле, а не добре (ЛЕБ1 с. 40).
Итак, вопрос о “критериях еретичности” в христианстве непростой. Вот как известный историк Церкви Баур объясняет один из возможных подходов к его разрешению:
Конечно, это только общая идея, но мы остановимся на ней, оставляя ее развитие богословам и историкам христианства. Из этих деталей можно сделать вывод, что для описания сути и анализа ересей их нужно сравнивать с “догмой”; и для нас особенно важно сравнение с базисом христианской догмы — а именно со старым христианством.
Раннее христианство
Перечислим очень коротко только отдельные отрывочные сведения, позволяющие провести сравнения со сведениями об ересях.
Считается, что Иисус Христос родился и проповедовал в Иудее, поэтому самые первые христиане были иудеями, воспринявшими Его учение. Есть данные о том, что официально они причисляли себя к иудеям, соблюдали иудейские обычаи и праздники, и поэтому в некотором смысле были “иудеями-реформаторами”. Но точно так же их можно рассматривать и как “еретиков” по отношению к традиционной иудейской религии. И действительно, ортодоксальные иудеи — “зилоты” — так к ним и относились.
Свидетельством официального иудейского порицания христиан около 70 г. считается добавка к Восемнадцатичастному благослову 'Шемы Израиля' ('Слушай, Израилю, Втор.' 6:4 след.), введенная примерно в это время. Христиане все больше и больше чувствовали себя в синагогах проклятыми и поставленными среди еретиков (ВИН с. 32–33).
Собрания первых христиан
В самом раннем периоде существования христианских общин все еще не было специальных построек или помещений для их богослужебных собраний. Они происходили по обычаю апостолов в домах зажиточных верующих, а во время преследований со стороны властей — в подземельях, катакомбах или банях. Кладбища считались священными местами, так как там совершались воспоминания по принявшим мученическую смерть собратьям. Кладбищенские собрания положили начало широко распространившемуся среди христиан культу к усопшим.
Наряду с этим, отсутствие у первых христиан богослужебных строений вызвано и эмоциональными причинами. В своем стремлении отличаться во всем от язычников, чьи храмы были богато убраны и украшены и чьи богослужения были перенасыщены торжественной обрядностью, христиане сознательно стремились к простоте и внешней скромности. Они верили, что Богу можно служить верой и правдой, которым не нужна церемонность. И хотя ни одна религия не может обойтись без культа, без обрядов и без специальных мест для молитв, христианский храм, каким мы знаем его сегодня, не является типичным для периода раннего христианства. В частности, считается, что изображение икон не одобрялось большинством верующих. Живопись напоминала языческую помпезность, и поэтому ее избегали. Но уже в III–IV в. стали допускаться изображения; например, часто встречаются изображения Доброго Пастыря — символа Христа, голубя — символа Святого Духа, якоря, греческих букв “альфа” и “омега” (КОБА с. 43).
Наличные данные указывают на то, что раннехристианское богослужение отличалось простым устройством. Во время богослужебных собраний обычно читали текст Священного Писания с толкованиями, произносили общие молитвы и пели песни. Кульминацией богослужения являлось таинство Евхаристии. (КОБА с.42)
Обязательные языческие публичные церемонии
Еще со времен глубокой древности почитания римским языческим богам воздавались путем частных жертвоприношений (sacra privata) и публичных церемоний (sacra publica). Во втором случае публичные церемонии рассматривались как проявление гражданственности и признания легитимности власти, т. е. как лояльное отношение к власти (БАК с. 48).
По-видимому, с точки зрения римских религиозных традиций вера людей не играла большой роли по сравнению с внешним проявлением культа: исполнением культовых обрядов и участием в них. Особое место в них занимали публичные церемонии и использование храмов. Их отсутствие вызывало подозрение, которое нашло выражение в словах современников 'презирать храмы означает отвергать императора' (КОБА с. 48– 49). Такое понимание тесно связано с начавшимся во времена Августа обожествлением императора. Понятно, что если церемонии проводились в честь императора, то их отсутствие воспринималось как неуважение к нему, а то и как прямой вызов. Поэтому, когда в конце I в. императорский культ усилился и
Ненависть к христианам охватила даже образованных представителей греко-римского общества. Известный историк Тацит определяет свое и своих единомышленников отношение к христианам
