после вывоза ее из Екатеринбурга.
В общем, к моменту воспрещения уголовному розыску заниматься Царским делом версия, по данным уголовного розыска, вылилась в следующую фабулу:
Некоторое время Царская Семья будто бы проживала в Перми, сначала в бельэтаже одного дома, а затем - в подвальном помещении другого дома. В розыскном деле указывались свидетели, которые якобы видели Семью именно в этом втором помещении, и в качестве вещественного доказательства к делу была приобщена салфетка Дворцового ведомства, поднятая будто бы в комнате, где свидетель видел Великих Княжен. Затем Царская Семья была вывезена в направлении на Вятку и поселена в одной деревне, в 12 верстах от Глазова.
В этот период Великая Княжна Анастасия Николаевна с Наследником Цесаревичем будто бы отделились от Семьи и некоторое время где-то скрывались. Но однажды, неподалеку от Перми, на правом берегу Камы, в лесу близ железной дороги на Глазов, Великая Княжна наткнулась на красноармейцев, которые, приняв ее за воровку, сильно избили и доставили в Пермь в помещение чрезвычайки. Здесь был вызван доктор Уткин (еврей), который ее осматривал и прописал лекарства. Великая Княжна тайно сообщила ему, что Она дочь Государя - Анастасия. В своем показании доктор подробно описал наружность виденной девушки. На следующий день, когда доктор Уткин хотел снова навестить больную, ему было заявлено, что она умерла. Какой-то еврей показал товарищу прокурора Тихомирову могилу, в которой будто бы большевики похоронили Великую Княжну.
По делу имелся свидетель доктор Уткин и в качестве вещественных доказательств могила и рецепты на лекарства.
Вся эта история, скрывавшаяся от Екатеринбургских следственных властей, рассказывалась с детальными подробностями всем высоким лицам, приезжавшим из тыла и Омска; рассказывалась как факт установленный, опирающийся на живых свидетелей и вещественные доказательства. Благодаря этому, в Омске этой версии если не верили в полной мере, то все же допускали некоторое вероятие, тем более что данные официального следственного производства, которое вел в это время член екатеринбургского суда И. Сергеев, по причинам, о которых будет сказано ниже, не доходили до кого нужно, а если и представлялись, то в общих чертах, как предположения.
Весной 1919 года могила, которую указал какой-то еврей Тихомирову, как место погребения Великой Княжны Анастасии Николаевны, была вскрыта: в ней оказалось 7 мужских трупов и ни одного женского. Рецепты доктора Уткина оказались написанными на старых использованных бланках доктора Иванова, с требованием об отпуске спирта для комиссаров, почему на них и были пометки комиссаров - отпустить немедленно под угрозой расстрела. Обыкновенная салфетка гофмаршальской части, по расследовании, оказалась происхождением из одной конспиративной большевистской квартиры в Перми, которая подвергалась обыску уже при нашей власти в Перми.
Свидетель по делу доктор Уткин был допрошен судебным следователем Соколовым. Сильно нервничая, сбиваясь, он в общем подтвердил свое первоначальное показание, имевшееся в деле уголовного розыска. Тогда ему были предъявлены для опознания три самых позднейших фотографических группы Великих Княжен. На первой были сняты Великие Княжны Ольга, Мария и Анастасия Николаевны; он, всмотревшись, указал на Ольгу Николаевну. Следующая изображала Великих Княжен Ольгу, Татьяну и Марию Николаевен, - он указал на Татьяну Николаевну. Наконец, последняя фотография Великих Княжен Татьяны, Марии и Анастасии Николаевен, - он указал на Марию Николаевну.
Доктор Уткин производил впечатление или действительно ненормального человека, или, на всякий случай, симулировавшего ненормального человека.
На этом работа уголовного розыска была прервана. Ему было воспрещено заниматься розысками по Царскому делу, и все произведенное им расследование по этому делу было отобрано и поступило в дело следователя Соколова.
НАЧАЛО СЛЕДСТВИЯ
С освобождением 25 июля войсками Войцеховского города Екатеринбурга в нем создавалось Правительство, принявшее название “Областного Уральского”. Во главе его стал почтенный, уважаемый уральский старожил и делец Павел Васильевич Иванов, бывший Председатель биржевого комитета в Екатеринбурге, человек умеренно демократических принципов и глубоко честный. Но таких людей уже тогда оставалось немного, и правительственные аппараты, какие и создавались в то время волей или неволей, слагались из тех, которые или прошли через разврат разложения страны Керенской эпохи, или были специальными продуктами ее воспитания. Кроме того, сами условия нарождения тогда власти не обеспечивали от проникновения, даже в ее центральные органы, лиц совершенно низких моральных качеств, но умевших повсюду шуметь и кричать своими якобы высокогуманными, политическими лозунгами и популярными демократическими принципами. В частности, для Уральской правительственной власти положение серьезно осложнялось сильным закулисным влиянием на исполнительную часть работы правительственных органов, собравшихся в Екатеринбурге крайних левых элементов из бывших членов Учредительного Собрания с Черновым, Минором и Вольским во главе, нашедших себе покровительство и заступничество в среде влиятельного тогда чехословацкого национального совета в Екатеринбурге.
При таких условиях воспринятый по наследству от 1917 года общий характер правительственной организации отражался на деятельности и взглядах всех правительственных учреждений, в том числе и на возобновлявшем свою работу Екатеринбургском Окружном Суде. Прежде всего, в каждом мало-мальски серьезном деле обращалось внимание на политическую сторону вопроса: нет ли данных для реакционных начал? Не опасно ли для “завоеваний революции?” Не пища ли для монархических заговоров? И почти все, как в несчастном 1917 году, больше всего боялись показаться ретроградами, реакционерами и особенно монархистами. Это приводило ко взаимному недоверию между служащими одного и того же учреждения, подозрительности друг к другу, к массе, к былым корпорациям, как офицерским, так и к отдельным лицам и деятелям. Одни - скрытностью и замкнутостью, другие - ложной демократичностью, третьи - различными масками всех социально-политических платформ стремились прикрыть свое действительное лицо, свои взгляды, мнения, убеждения и деятельность. Это можно отметить как в отношении отдельных лиц и служащих, так и в отношении целых правительственных учреждений в общем. Так глубоко въелся за год общественно-политический разврат керенщины, и так напуганы были руководившие развратом интеллигентные круги общественности террором черни в 1917 году, по отношению ко всем тем, кого принимали за реакционеров.
Безусловно, и тогда у власти были отдельные люди, не разделявшие этого наследия 1917 года и понимавшие пагубность и узкую односторонность деятелей нашей социальной революции; и уже и тогда вся плеяда наших социалистов достаточно ясно показывала всю свою политическую несостоятельность и неспособность к созидательной работе, а главное, свое полное незнание, непонимание и отчужденность от народной массы. Но общая болезнь была все еще сильна, и отдельные элементы, по крайней мере на первых порах освобождения от советов, не в силах были бороться с общим развалом и болезнью интеллигентно-общественной мысли. Этим отдельным правительственным и общественным лицам приходилось действовать очень осторожно и осмотрительно в проведении каких-либо вопросов, дабы окончательно не провалить дела, если оно носило в глазах правительственной и общественной интеллигенции почему-либо признаки реакционности, политической опасности.
К числу таких дел на Урале было отнесено и дело об убийстве большевиками бывшего Государя Императора. Особая заинтересованность этим событием военного начальства с непосредственным горячим участием в розысках офицерства внушила черновско-минорским кругам серьезные опасения возможности
