догадываться, что людей высаживают и увозят на морских судах. В любом случае эта работа нам не под силу, почему мы и подходим к ней с другой стороны.
— Вообще-то, мне казалось, что у нас несколько иная специализация, сэр. А что делают все эти шустрые правительственные ребята с колледжским образованием, которые обучают японцев приемам дзюдо и за полсекунды расстреливают в клочья любую мишень, хотя начинают со связанными руками? Неужто они сами не справятся?
Мак поднял глаза.
— Ты забываешь про Эймса, — произнес он.
— Вы же сказали, что об этом человеке уже позаботились.
— О нем — да, — сухо сказал Мак. — Но в районе Аннаполиса, в каких-то сорока милях отсюда, остаются люди, которые также делят ответственность за смерть Эймса. Наша организация не имеет права смотреть сквозь пальцы, когда кто-то нарушает наши планы, а тем более — когда убивают наших людей. Вот почему я попросил, чтобы эту операцию поручили нам. — Мак криво усмехнулся. — Остальные были только счастливы. По-видимому, существуют какие-то политические соображения, которые делают эту миссию не самой желанной. Ты должен иметь это в виду, Эрик.
— Да, сэр, — сказал я. — Значит, главная цель состоит в том, чтобы научить чужаков уму-разуму: пусть в следующий раз смотрят, кого убивают.
— Скажем так, — терпеливо произнес Мак, — пусть не суются под топор, который уже занесен.
Мы оба замолчали. Я смотрел в окно, любуясь белоснежной стеной одного из видневшихся в отдалении зданий, в котором честные люди открыто трудятся на благо государства, не скрываясь от репортеров. Жаль, что нам никогда не суждено работать в таких условиях, подумал я.
А вслух сказал:
— Да, сэр. Значит, мы бросаем эту Джин в змеиную нору и смотрим, что из этого получится. А почему вы считаете, что они поверят в ее запои, сэр?
— А уж в этом ты их должен убедить, Эрик, — ответил Мак. — Не забывай: они сами хотят этому поверить. Не так уж часто к ним в руки попадает наш живой агент, который к тому же вовсе не прочь поболтать. Они бы хотели знать о нас побольше. Ведь до сих пор официально считается, что в загнивающем демократическом обществе не может быть организаций, подобных нашей; что мы просто выдумка, изобретенная противником, чтобы оправдать провалы своих агентов. Поэтому там давно мечтают предъявить нашего агента живьем. Так что они должны заглотить наживку, если мы ее представим как следует.
Я кивнул.
— А если не поверят Джин? Если она не сумеет убедить их в том, что готова переметнуться?
— Ей было поручено выяснить пути эвакуации и определить местонахождение их базы, а также, по возможности, узнать противника в лицо. После этого она должна любой ценой бежать оттуда. Ну и, разумеется, доложить. Вот и все, что от нее требуется.
— Я бы сказал, что это немало, сэр.
— Да. К сожалению, мне пришлось внести коррективы в первоначальный план. Мы получили новые сведения. — Чуть поколебавшись. Мак придвинул к себе лист бумаги, взял шариковую ручку и написал одно-единственное слово. Потом отложил ручку, перевернул бумагу и передал ее через стол мне. — Знаешь, что означает это слово, Эрик?
Я взглянул на бумагу. На ней печатными буквами было выведено слово “АПДОС”. Для меня оно не значило ровным счетом ничего.
— Нет, сэр, — ответил я. — Сейчас все так любят играть в аббревиатуры, что я уже отчаялся угнаться за всеми новинками.
Мак придвинул к себе пепельницу, поджег лист бумаги, подождал, пока он сгорит до конца, и аккуратно растер пепел.
— За этим словом укрывается одна из главных военных тайн Вашингтона, так что ты его, естественно, никогда не видел.
— Естественно.
— Это очень большая тайна, — серьезным тоном произнес Мак. — Кроме нас и русских, никто о ней не знает.
— Понимаю, — произнес я.
— С другой стороны, русским известно меньше, чем они хотели бы знать. Ты что-нибудь знаешь про подводные лодки, Эрик?
— Да, сэр. Они, как правило, плавают под водой.
— Еще совсем недавно твою остроту восприняли бы вполне серьезно, — сказал Мак. — До недавнего времени субмаринами называли надводные корабли, способные на короткое время погружаться в воду. Даже тогда они считались мощными боевыми средствами. Почему?
— Думаю — потому, что под водой их не видно.
— Совершенно верно. А с изобретением компрессоров, а затем и ядерного топлива это преимущество резко возросло. Подводные лодки получили возможность оставаться в погруженном состоянии длительное время. Радары под водой не работают. Сонары недостаточно мощны и ненадежны; к тому же они должны сами находиться в воде. Это не позволяет применять их на самолетах — единственном средстве эффективного патрулирования крупных акваторий. — Мак посмотрел на меня так, как смотрит строгий преподаватель на нерадивого ученика. — Знаешь, какого нашего оружия больше всего опасаются русские?
Я пожал плечами.
— Думаю, что тяжелых бомбардировщиков, сэр. Или ракет с ядерными боеголовками.
— Если они до сих пор не нашли противоядие против наших бомбардировщиков, угрохав столько времени на решение этой проблемы, они не так умны, как я думал. А у межконтинентальных ядерных ракет тоже есть крупный недостаток — их пускают с установок постоянного базирования, которые может засечь вражеская разведка — благо мы их не слишком укрываем, — и принять контрмеры. Нет, самое опасное для них оружие — то, которое они не в состоянии нейтрализовать, поскольку его не видно. Это оружие, которое мы разместили в Шотландии, в Холи-Лох, — подводные лодки “Полярис”. — Мак встал, прошагал к окну и продолжил, не поворачиваясь ко мне: — Конечно, то, что я тебе сказал, отражает точку зрения военного флота. Представитель сухопутных войск или авиации мог бы нарисовать совсем другую картину. Тем не менее, адмирал, с которым я беседовал, был весьма убедителен.
— Да, сэр.
— На борту каждой субмарины “Полярис” находится шестнадцать ракет “Полярис”, — сказал Мак, любуясь безоблачным небом. — В настоящее время радиус поражения у них — тысяча миль, но он постоянно увеличивается. Сейчас у нас — точные цифры составляют тайну — скажем, полдюжины таких субмарин, но их число довольно быстро увеличивается. Но даже полдюжины таких штуковин, рыскающих в северных морях, вызывают бессонницу у кремлевского правителя. Как-никак, девяносто шесть ядерных ракет, спрятанных под поверхностью моря, нацелены на его крупнейшие города. И, самое главное — субмаринам даже не надо всплывать, чтобы произвести пуск. И противник бессилен — если только не сможет обнаружить их заранее. — Мак замолчал, потом продолжил: — Слово, которое я написал, АПДОС, обозначает “авиационный прибор для обнаружения субмарин”.
Мак вернулся на свое место и уселся лицом ко мне. Сложив вместе кончики пальцев, он уставился на свои руки.
— Мы не знаем, — сказал он, — планов противника. Не знаем, насколько они готовы рисковать. Мы, однако, знаем, что подлодки “Полярис” представляют для них угрозу. Если же они сумеют заполучить в свои руки средство, позволяющее нейтрализовать эту угрозу... Мак выразительно пожал плечами.
— А это возможно?
— Нет, — ответил Мак. — Само средство надежно защищено. Чертежи тоже. Но вот человек, который его изобрел и разработал эти чертежи, исчез. Доктор Норман Майклс.
— Понятно. — Я задумчиво сдвинул брови. — Его похитили?
— Он был на отдыхе. А пропал, катаясь на маленькой яхте в заливе Чезапик. К вечеру, как часто случается, ветер стих. Проплывавший мимо катер предложил взять его на буксир, но Майклс отказался,
