ты можешь забыть ее где-нибудь или ее могут выхватить у тебя. И побольше сообразительности. Что бы ни случилось с этого момента, никуда не ходи без револьвера, даже в ванну. И запомни то, что я сказал тебе, если только тебе он необходим.
— При необходимости, я постараюсь с ним управиться, — сказала она довольно неуверенно. — Но ты простишь меня, если я не смогу.
— Конечно. Второй случай всегда представится. Нам неизвестно, как обернутся события. В детских шайках девочка, как правило, носит палку, так что мальчик может быть чист, если его обыщут пушистые — полицейские, иначе говоря. Если нас обоих повяжут, ты должна мне его вернуть быстро и незаметно. Сигналом послужит то, когда я вот так пошевелю ушами.... Что тебе так смешно?
Она улыбалась. Она посмотрела на тупо выглядевший, деловито маленький, револьвер и перестала улыбаться. — Великолепно. Когда ты пошевелишь ушами.... И она снова расхохоталась.
— Теперь это кажется смешным, — сказал я строго, — но может подвернуться момент, когда все покажется иным.
— Я знаю, — прошептала она, — я буду очень, очень хитрой.
Я усмехнулся. — Мы хороший солдат, доктор.
— Ты еще меня не знаешь.
— Извини, если я перегнул палку.
Она колебалась какие-то две секунды. Затем она посмотрела на меня, — ты ничего не перегнул, — произнесла она обычным тоном. — Это я перегнула, Поль. Я поплатилась, что была осторожной прошлой ночью, но кроме всего, мы женаты. Твое требование совершенно законно.
Я обратился к ней, — доктор...
— Нет, — сказала она, — я протестовала очень громко, что с меня довольно романтичности и сентиментальности, и что я одобряла недостаток этого. Почему я должна рассчитывать, что ты обрядишь свое предложение мишурными цветами, как больной любовью мальчишка? Положи мой чемодан в спальню и дай мне пять минут, Поль.
Она повернулась, чтобы уйти. Я поймал ее за руку и повернул ее к себе лицом. Я сказал, — ты пытаешься заставить меня чувствовать себя отвратительным распутником....
Затем я остановился, потому что увидел в ее глазах слезы. Мы смотрели друг на друга несколько минут. Потом я протянул руку и взял револьвер у нее и положил его на ближайший стол. Я снял с нее очки и положил рядом с револьвером. Она стояла очень спокойно пока я проделывал все это. Я осторожно ее поцеловал. Ее руки обхватили меня за шею и я поцеловал уже не так сдержанно.
Мы оба находились в напряжении, какое-то мгновение, мы оба питались тем, чем питался другой, включая и себя тоже. Всегда наступает такое время, когда вам требуется другое человеческое существо по причине, которая никакого отношения не имеет к любви.
Наконец полузадохнувшись, она высвободилась из моих объятий. — Нет, дорогой, оставь мое платье в покое. Может быть в другое время ты уложишь меня на софу в этой комнате. Но сегодня мы используем эту спальню, как уважающие себя — замужние супруги. Только... только подожди меня минуточку, как воспитанный мальчик, пока я переоденусь во что-нибудь очень приятное и сексуальное.
— Хорошо, я подожду.
Глава 16
Гостиница 'Фламинго' находилась на первом этаже высокого нового здания на широком бульваре с пальмами посередине. Даже за все то время, что я провел в Калифорнии в во Флориде, не упоминая уже обширный Юго-Запад, я никогда не мог привыкнуть к мысли, что пальмовые деревья растут и в Соединенных Штатах Америки. Они всегда выглядели для меня очень экзотично и нереально и я ожидал всегда услышать звук тамтамов по ночам и рычащих в кустах львов. Напротив через улицу располагалась автостоянка. Я поставил 'Рено' на свободное место и вышел из автомобиля, чтобы помочь своей невесте выйти из машины.
Некоторая принужденность чувствовалась в нас. Дело уже не предполагало разыгрывания пьесы, но реальность наши манеры так же не прибрели. Наши манеры были искусственны и я полагаю мы оба знали, что нам очень сильно придется напрягаться пока не закончится работа, мы оба понимали, что нам придется напрягаться и после, и поэтому напряженность присутствовала в полной мере.
Она надела другое, удобное и красивое, и в разумных пределах дорогое платье, которое могло бы слегка поднять подписку на журнал мод 'Вог', но ничего бы большего ей не прибавило. Платье было из шерсти, глубокого темно-коричневого цвета. Я осмотрел ее, но не заметил ненужных выпуклостей.
— Где револьвер? — спросил я.
Она рассмеялась и указала на свой бок где свободно свисала ткань.
— Игрушка закреплена у пояса юбки, — произнесла она. — Я молю бога, как бы она ни выпала на пол со стуком в самый неподходящий момент. — Она скорчила гримасу. — Ты наверно выдашь мне информацию, что пивная самое подходящее место, чтобы спрятаться всякому чьи размеры чуть поменьше, чем у джерсийской коровы, а я порвала совершенно новый чулок, пытаясь в нем спрятать эту игрушку.
— Хорошо. Мы еще не опаздываем, но нам надо уже отправляться.... Проклятье!
— В чем дело?
Мы вышли из дома. Я обычным образом начал проверять припаркованную машину. Но внезапно остановился, увидев низкую, скоростную, с большими колесами и с открытым верхом, машину. Я узнал ее. Я в ней приехал в Новый Орлеан и убыл из него. 'Вы узнаете его, когда увидите его, — загадочно сказал мне человек по телефону.'
— В чем дело, Поль? — спросила Оливия.
— Ничего, — сказал я. — Ничего, я бы только хотел, чтобы они оставили детей играть в свои игры, а грязную работу отдали бы взрослым. Идем.
В пять двадцать было еще светло, но во 'Фламинго' стояла облачная, безлунная полночь. Нам пришлось замереть на мгновение, чтобы наши глаза привыкли к потемкам.
— Ах, нет, — произнесла внезапно Оливия. Ее пальцы сжали мою руку.
— Какая еще проблема? — спросил я.
— Это блондинка. Она в баре.
Я не стал чесать в затылке. — Значит, блондинка в баре. Ты думаешь, я стану охотиться за ней?
— Медсестра у Грольда. Его секретарь. Ты ее знаешь. Я тебе уже говорила о ней. Та, что смеялась надо мной.
— Но ты говорила, что его офис как раз за углом. Может она просто забежала по дороге домой. Может ей нужна разрядка после целого дня разговоров по телефону, когда она сообщала тоскующим леди, что Гарольд отсутствует.
Оливия еще крепче ухватилась за руку. — Я не хочу находиться с ней в одном помещении, Поль. Или я страшно заболею, или кинусь на нее.
— Только мужчины кидаются на женщин, — сказал я, — в переносном смысле слова. Не смешите меня, доктор. Неужели кто-то может так ненавидеть другого, что откажется от ужина.
Через мгновение она рассмеялась, — о, дорогой. И преувеличить немного нельзя?
— Нет, при исполнении обязанностей нельзя. Твое о ней мнение?
— Должно быть забежала по дороге домой, как ты сказал. Она даже не переоделась.
— Прозрачный белый нейлон — ее униформа?
— С просвечивающим нижним розовым бельем. Не стоит упоминать где нижнего белья нет. Рядом с нею красивый парень — будто телевизионный демонстратор моделей, красиво загорелый, с вьющимися черными волосами и яркими белыми зубами. Одетый в гражданскую одежду, спортивный пиджак и брюки, но он носит их, как форменную одежду, я думаю, он моряк, с базы, возможно авиатор, в увольнении. У летающих моряков несколько иная выправка, чем у плавающих моряков. Живя в Пенсаколе их быстро научишься различать. Гарольд позеленеет от ревности, если узнает, что его маленькая королева из офиса гуляет с молодым человеком.
