Может быть. Но только мне в это что-то не верилось.
— Ну и замечательно, — сказал я. — Как незнакомец я бы продолжал учтиво стоять. Но на правах вашего родственника я, если не возражаете, сяду. Я прилетел из Нью-Йорка только сегодня утром, и день оказался очень длинным.
— Ох, извините! — сказала она поспешно. — Конечно, садитесь!
Я сел. Мы обсудили вопрос выпивки и поручили официанту обеспечить его официальное претворение в жизнь. Я дал ей прикурить новую сигарету — первую она, не докурив, затушила в пепельнице — и мы, откинувшись на спинки кресел, стали разглядывать друг друга с настороженным любопытством. Нэнси Гленмор обладала и впрямь миловидной внешностью, в которой угадывалась нервная неуравновешенность натуры. Лицо, правда, было чересчур костистым, но анатомия лица казалась мне довольно-таки привлекательной. Как бывший фотограф-профессионал, я не мог отделаться от мысли, что она, должно быть, очень фотогенична — с такими огромными глазами, сильными скулами и чистой линией челюсти.
В душе же у нее царил сумбур. Она так нервничала и дрожала, что мне захотелось по-отечески — точнее, по-братски — потрепать ее по темноволосой головке и сказать что-нибудь ободряющее.
Официант поставил на стол наши бокалы. Когда он удалился, я нарушил молчание.
— Итак, вы разговаривали с Уоллингом. Я виделся с ним, но он не смог мне ничем помочь. — Я постарался говорить как можно более небрежным тоном, когда как бы мимоходом вставил: — Мне он показался малосимпатичным джентльменом. Все разглядывал меня своими мутно-серыми глазами, точно я жук на булавке. Она нахмурилась.
— Что-то странно. У меня сложилось впечатление, что у мистера Уоллинга голубые глаза.
Что ж, она прошла этот тест. Либо она и впрямь беседовала с настоящим мистером Уоллингом, либо ее проинструктировали относительно его внешности. Я пожал плечами.
— Свет падал из-за спины. Возможно, я ошибся. Как бы там ни было, он мне не помог. Он просто сослался на книгу, которую посоветовал найти в библиотеке.
— Да, знаю. “Шотландские пэры”. По-моему, это довольно странный способ заниматься бизнесом.
— Угу, весьма странный, — согласился я, вспомнив мертвеца с раздавленными суставами пальцев и размозженным, затылком. — Значит, вы считаете, что нам следует поделиться друг с другом известными фактами?
— В общем, да, — сказала она невозмутимо. — Если, конечно, у вас на этот счет нет никаких возражений.
— Да нет же! Давайте все сбросим в общий котел. Мои бумаги лежат в конверте, который находится у меня в номере. — Я окинул ее нарочито оценивающим взглядом, и, не отрывая глаз от ее изящных лодыжек, предложил: — Давайте поднимемся ко мне и посмотрим, что там есть.
Похоже, размышлял я, Бэзилу пришлось изрядно попотеть, чтобы найти подходящую девицу для роли моей дальней шотландско-американской родственницы — то есть, иными словами, заманить меня в новую ловушку, которую он для меня, несомненно, расставил. Он был вынужден связаться с дилетантом или с неопытным неофитом. Он инструктировал ее и часа два одевал в этот маскарадный костюм, а в результате ни девица, ни ее грим не дотянули до профессиональных стандартов.
Она нервничала и трусила, а ее наряд был новехонек: я все искал глазами неоторванную магазинную бирку где-нибудь на спине. Когда она неловко скрестила ноги, я заметил подошву ее туфельки: ровная поверхность с еще фабричным блеском, чуть-чуть поцарапанная. В них она, пожалуй, успела прошагать по двум тротуарам.
— Я закажу в номер бутылку и лед!
При этих словах я быстро взглянул на нее, но она не подняла на меня глаз.
— Я, знаете, не взяла с собой свои документы...
— Дорогая, вы принесли достаточно: мне хватит того, что есть.
Она не ответила. Тогда я спросил:
— Ладно, так где вы остановились? Ваш адрес?
— Отель “Браун”.
— Отлично. “Браун” так “Браун”. Подождите минутку. Я принесу свой конверт.
Она явно колебалась. Мне было интересно наблюдать за ней. Я очень недвусмысленно продемонстрировал ей свои похотливые намерения. Если эта девушка и в самом деле невинная туристка, то она должна была перенести наши генеалогические консультации на дневное время. Или, что еще более вероятно, могла бы влепить мне пощечину и гордо удалиться. С другой же стороны, если она эмиссар Бэзила, то ей бесспорно приказали быть со мной как можно более услужливой, чтобы выманить туда, где меня ждут. Непорочность — добродетель не слишком ценная в нашем деле.
Через некоторое время Нэнси Гленмор нервно рассмеялась.
— Ну ладно... если вы уверены...
— Уверен — в чем? — спросил я. Она глубоко вздохнула.
— Неважно. Ладно. Поднимитесь к себе, мистер Хелм, возьмите конверт, а я подожду вас в вестибюле.
Когда я спустился, швейцар уже подогнал красный “спитфайер” к двери отеля. Ехать нам предстояло недалеко, и проще было взять такси, но если меня намеренно выманивали из “Клариджа”, то я предпочитал впоследствии располагать своей машиной. И, кроме того, все могло кончиться тем, что ее бросили бы на улице, где она простояла бы до тех пор, пока полиция не отогнала ее в участок. Но мне пришлось пойти на такой риск.
Девушка не сразу смогла занять свое место в машине. В эти спортивные модели просто так не сядешь: сначала надо опустить заднюю часть на сиденье — чтобы облегчить вам эту задачу, автоконструкторы предусмотрели специальный поручень на крыше, — после чего одновременно забросить обе ноги внутрь. Но она попыталась сесть, выставив вперед левую ногу и низко пригнувшись, благосклонно позволив прохожим полюбоваться своим нейлоновым бельем, прежде чем ей удалось полностью загрузиться. Она все еще приводила в порядок плащ и юбку, когда я уселся рядом за руль и запустил свою красную бомбочку, оглашая подернутую сумерками улицу стрельбой из выхлопной трубы.
Долгое время многие англичане — Кроу-Бархем в том числе — рекомендовали мне “Браун” как один из лучших в Лондоне отелей. “Кларидж”, по оценке сих британских гостиничных экспертов, более музей, чем общежитие. С тех пор, как я в последний раз останавливался в “Брауне”, много воды утекло, но я нашел, что здесь почти ничего не изменилось: заведение, отличавшееся от того, которое мы только что покинули, чуть менее показным шиком и чуть меньшим — но только чуть — количеством американок в мехах, порхающих по вестибюлю точно тополиный пух.
Номер на втором этаже, куда мы с довольно-таки вороватым видом проникли, мог бы с успехом заменить стенной шкаф в роскошных апартаментах, представленных нам с Уинни в “Кларидже”. Ну, или почти. Здесь было достаточно места для двух кроватей нормального размера, небольшого письменного стола, набивного кресла, пары стульев, комода, платяного шкафа и телефонного столика. Однако если бы вы вздумали заняться утренней гимнастикой в этом номере, вам пришлось бы удовольствоваться приседаниями, или же надо было выдвигать всю мебель в коридор.
Новенький пластиковый чемодан бледно-зеленого цвета стоял, открытый, на багажной подставке у изножья ближайшей кровати. На нем было нужное количество наклеек, извещавших о его передвижении по воде и по воздуху через Атлантику. Что же, никто из тех, кто занимается нашим ремеслом, не упустил бы столь важную деталь. В углу стояла закрытая сумка и шляпная коробка из того же материала, с такими же наклейками. Из раскрытого чемодана проглядывало новенькое симпатичное белье, явно еще не надеванное. У кровати на полу стояли новенькие симпатичные шлепанцы — такие, знаете, пикантные, состоящие всего лишь из подметки на каблучке и крошечной перемычки спереди.
Поскольку дело шло к вечеру, а европейцы относятся к своим служебным обязанностям очень серьезно, горничная уже разобрала одну из кроватей и приготовила ее для отходящей ко сну постоялицы. Длинная, бледно-зеленая, с блеском, нейлоновая ночная рубашка и такой же пеньюар были разложены на кровати. Оценив соблазнительность сего зрелища, я зачел одно очко в пользу хозяйки номера. Коротенькие ночнушки, возможно, и выглядят ангельски мило, но кому же охота ложиться в постель с премилым ангелочком? То есть я хочу сказать, что, не страдая синдромом Лолиты, затрудняюсь испытывать сексуальное возбуждение при виде женщины, закамуфлированной под чью-то младшую сестренку. Это
