весело гонял по лужам и делал необходимые собачьи дела, я застегнул молнию на куртке Гранта Нистрома и нахлобучил на брови его стетсоновскую шляпу, чтобы поменьше промокнуть. Я проверил свою машину - никто к ней не подходил. Затем я проверил другие машины - маленький грязный 'мустанг' с разбитым ветровым стеклом отсутствовал.
- Прошу прощения, - услышал я мужской голос. - Это не Лабрадор? Какой красавец. А как его зовут?
Я обернулся и увидел полноватого мужчину лет тридцати с небольшим. Его городского вида шляпа и плащ, а также галоши поверх городских туфель представляли его как туриста. За ним стояла столь же полная женщина, почти целиком завернутая в полупрозрачный полиэтилен, из-под которого виднелись лишь ноги в узких зеленых брюках до икр. Ее голые лодыжки явно сильно замерзли, да и тоненькие туфли защищали не больше, чем домашние шлепанцы, каковыми, похоже, они и являлись.
- Да, это Лабрадор, - отвечал я мужчине, - а зовут его Хэнк.
- Нет, я имею в виду его полное имя. У него же хорошая родословная?
- Его официальное имя - принц Ганнибал Холгейтский.
- Спасибо, - сказал человек и обернулся к женщине. - Я же говорил тебе, что это Лабрадор, - произнес он.
- Я замерзла и промокла, - отвечала та, - давай лучше выпьем кофе и двинемся дальше, а то тут будет наводнение. И кому это взбрело в голову ехать на Аляску?
Они вошли в кафе. Я взглянул на часы. Десять минут спустя я посвистел Хэнку и запер его снова, поскольку Либби ясно дала понять, что не жалует даже очень сухих собак, а Хэнк успел основательно промокнуть. Ровно через пятнадцать минут после того, как толстый специалист по собакам с супругой вошел в кафе, я также отправился туда.
Внутри кафе очень походило на вагон-ресторан поезда - будочки по стенам и проход между ними. Мои недавние собеседники заняли одну из средних будок справа. Они быстро допили кофе и собирались уходить. Никто не претендовал на освободившиеся места, и я без проблем устроился за столом, который они только что оставили.
Я заказал кофе, апельсиновый сок, яичницу с беконом. Я стал пить кофе и сок и ждать главного номера программы. Когда мне подали яичницу, я взялся за солонку. Аккуратно соля яичницу, я отъединил пакетик из фольги, прикрепленный к донышку дешевого стеклянного прибора, после чего можно было считать контакт состоявшимся, хотя для взрослых мужчин и женщин игра эта казалась глупой.
Когда я вернулся в номер, из ванной вышла полностью одетая Либби. Поприветствовав меня, она поспешно отступила, поскольку Хэнк тоже выразил желание сказать 'доброе утро'.
- Что за пес! - буркнула она. - Ну, почему он постоянно норовит пустить в ход свои грязные лапищи?.. Ну ладно, черное чудовище, иди сюда, я не хотела тебя обидеть.
Она протянула Хэнку руку, тот ее обнюхал и пару раз лизнул, затем она почесала ему за ухом и, усмехнувшись, сказала:
- Что за беда несколько следов от лап, дружба дороже. После вчерашнего дня у меня все равно такой вид, будто я чистила стойла. Но что толку переодеваться во что-то чистое, пока вокруг нас такая пыль и грязь! Просто не верится, что мы когда-нибудь попадем в другие края. - Потом она кинула на меня быстрый взгляд, словно только сейчас вспомнила, что именно мы делали сегодня с утра пораньше. - Боже, я совсем забыла. Как твоя встреча? Ты получил, что хотел?
- Получил, - отозвался я, - и решил, что поскольку ты сама себя назначила моим партнером, то тебе будет интересно взглянуть, как я упрятал полученное. Потому-то, собственно, я и притащил сюда Хэнка. Эй, Хэнк, сидеть.
Пес послушно уселся на пол, я было наклонился к его ошейнику, но снимать его не стал. Да, все было почти как прежде - те же заклепки, примерно на тех же местах, тот же цвет. И все-таки это был не тот ошейник, который я успел узнать и полюбить.
Я стоял и думал. Впрочем, ответ на мой вопрос был достаточно очевиден. Вчера ошейник был настоящий. Сегодня его подменили.
- Ты случайно не его ищешь? - услышал я голос Либби, обернулся и увидел в ее руке старый ошейник. - Как твой самозваный партнер, милый, я решила, что ты проявляешь беспечность, позволяя Хэнку бегать с этой бесценной информацией на шее. Поэтому ночью, когда ты заснул, я поменяла ошейники, чтобы ты понял, как это легко сделать.
- Откуда у тебя второй ошейник?
- Он у меня был с собой. А как же иначе - всегда может пригодиться. Ну, бери его. - Я не пошевелился, и она пристально посмотрела на меня. - Мэтт!
- Грант, черт возьми! - рявкнул я.
- Да ну тебя, Мэтт! Неужели ты и вправду подумал... Ты что, никогда никому не верил?
- Верил, верил. Могу показать все шрамы, какие получил, когда верил.
- И после всего ты и впрямь мог подумать, что я его украла? - Голос ее дрожал. - К черту, к черту, к черту! Возьми эту проклятую штуковину!
Я увернулся от полетевшего в меня ошейника, а Либби спешно надела пальто, схватила чемодан и вышла вон. Спектакль получился первоклассный.
Она вообще оказалась блестящей актрисой, мрачно размышлял я. Она была профессионалом. И это не могло не вызвать восхищения. Я не испытывал обиды, негодования, чувства уязвленного самолюбия. Честное слово. Просто было жалко, что ей пришлось играть в столь слабой мелодраме. Она заслуживала чего-то лучшего. Хольц и его партнеры должны были сгореть со стыда, поручив такой актрисе столь бездарно написанную роль.
Для начала образ богатой стервы сам по себе был малоубедителен, но превращение ее в американскую шпионку и вовсе было курам на смех. И тем не менее ей удалось скрыть бездарность сценария, лихо втирая мне очки насчет того, что она работает на мистера Смита, который, мол, не так прост, как кажется, и сбивает с толку своих оппонентов, принимающих видимость за сущность. Видать, на меня что-то нашло, раз я купил все это, но что поделаешь - ведь действительно купил, хотя и грыз меня червячок сомнения.
Она отменно отыграла весь спектакль. Взять хотя бы ее беспечное отношение к секретности - отличный ход, призванный уверить меня в том, что она дилетантка. Как человек, к которому много раз пытались подобрать ключи оппоненты, я не мог не вспомнить с нежностью ее подход к сексу.
Разумеется, и она совершала оплошности. Все мы ошибаемся. В основном ее проколы были связаны с псом. Что ж, перед ней была трудная задача. С одной стороны, ей было необходимо внушить мне, что она боялась и не любила животных, а с другой - втереться в доверие к Хэнку, чтобы в нужный момент без труда завладеть его ошейником. Мне давно следовало заметить противоречие, когда он начал прыгать на нее. Дрессированная охотничья собака ни за что не станет приставать к человеку, если тот ее не будет поощрять. Если ты на охоте и в руках у тебя заряженное ружье, вовсе ни к чему, чтобы на тебя прыгал твой четвероногий спутник весом в шестьдесят с лишним фунтов. Хэнк мог лизнуть меня раз-другой, когда я лежал в постели или появлялся в домике после долгого отсутствия, но он не позволял себе выказывать столь разнузданной радости, с какой он приветствовал Либби. Она явно воспользовалась тем утром, когда они оставались в домике одни на пароме, чтобы внушить ему все, что ей хотелось, а потом уж нацепить маску собаконенавистницы.
В целом же, повторяю, она сыграла великолепно и сумела затушевать недостатки сценария. Если что ее и подвело, то ненадежная система оповещения. Раз уж она решила разыгрывать из себя сотрудницу мистера Смита, она должна была знать об их 'лаборатории на колесах'. Она не знала, что, получая секретные данные, мы немножко обрабатываем их в наших интересах. Она не знала, что информация, запрятанная в ошейнике Хэнка, не только успела утратить свою ценность, но прямо-таки просилась в руки к врагу. Каким бы скрытным ни был мистер Смит, он все равно сообщил бы это своему агенту, тем более агенту, изображавшему из себя сотрудника противоположной стороны. Но, увы, Либби ни о чем из всего этого и не подозревала.
Я снова глубоко вздохнул. Теперь, когда я вычислил, кто она такая, следующий ход напрашивался сам собой. Теперь, когда я понимал, через кого именно действует Хольц, мне следовало лишь прикинуться доверчивым и любящим остолопом и понять, в какую западню она собирается меня завести. Для этого
