бодрым голосом сказал я, когда Лорна открыла глаза. — Возвращайся и присоединяйся к вечеринке.
Она поморщилась:
— Что случилось?
— Ты прочла нам лекцию об отчаянном положении перенаселенного мира и отключилась.
— О боже, у меня могло бы хватить ума не пить натощак. Это всегда приводит меня в жутко мрачное настроение. Можете теперь дразнить меня Кассандрой.
Она попыталась сесть, но я решительно пресек эти попытки.
— Держи. Марта, слетай к автомату со сладостями возле офиса и принеси горсть каких-нибудь конфет перебить аппетит, пока не откроется ресторан. Вот мелочь.
Когда девушка вышла, Лорна вздохнула и двумя руками откинула назад волосы с лица.
— Извини, Хелм.
— Не обращай внимания.
— Вообще-то я не хочу конфет. Если ты не возражаешь, я лучше подожду яичницу с ветчиной. Я думаю, этот маленький гамбургер только напомнил мне, сколько обедов и ужинов я пропустила.
— Тебе и не надо их есть. Я просто хотел на время избавиться от Марты. Вспомни, Мак сказал — “двойное отрицание”. Даже ее папочка понимает, что ребенок представляет определенную проблему. Ты ведь ее обыскала, не так ли?
Лорна внимательно посмотрела мне в глаза.
— Да. Ничего нет.
— Где твой пистолет?
— Вот он.
— Пусть будет под рукой. Я хочу, чтобы ты была немощной, беспомощной, но вооруженной и наготове, понятно?
Она насупилась:
— Ты что, отдаешь мне приказы?
В армии есть дисциплина. Это, должно быть, великолепно. Все, что есть у меня, это темперамент. Я воскликнул:
— Да, черт возьми, миссис Холт. Мак послал девушку ко мне, а не к тебе. Можешь поднять этот вопрос, когда в следующий раз встретишься с ним. А пока держи пистолет наготове, пожалуйста.
Она поколебалась, затем слабо улыбнулась.
— Хорошо. Поскольку ты говоришь “пожалуйста”. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Таким образом, нас двое. Тес... она идет.
В тишине раннего утра звук приближающихся снаружи шагов был слышен издалека. Марта вошла с полудюжиной шоколадных батончиков и бросила их на кровать. Потом повернулась ко мне и спросила:
— Кто такая Кассандра?
— Что?
— Миссис Холт просила называть ее Кассандрой. Что она имела в виду?
Женщина на кровати коротко рассмеялась:
— Кассандра была греческая девушка, которая умела предсказывать будущее, мисс Борден. Жаль только, ей никто не верил.
Марта перевела взгляд на меня.
— А что такое “Рагнароук” или как вы там произносите? Когда вы говорили ей пароль, вы спросили:
“Рагнароук подойдет?”
Я улыбнулся и снисходительно пояснил:
— Рагнарек — это скандинавский эквивалент Геттердэммерунга. Последний, в свою очередь, является немецким синонимом Амагеддона. Проще говоря, все эти названия означают конец света в цветном изображении.
— Спасибо, я просто хотела это выяснить. Надеюсь, вам лучше, миссис Холт.
— Я... я чувствую себя хорошо, если не пытаюсь встать, — слабым голосом ответила Лорна. — Но через минуту я приду в себя.
Несколько небрежным тоном я сказал:
— Ну, ты полежи там, пока Марта сообщит нам информацию из Вашингтона. — Девушка быстро взглянула на меня. Я продолжал: — Всю информацию из Вашингтона, куколка. Имена, адреса и номера телефонов, весь список, который ты несешь. Все десять имен. Ну, девять, поскольку мы уже вступили в контакт с первым номером.
Марта заколебалась, и я повысил голос:
— В чем сейчас проблема?
Девушка взглянула в сторону кровати, потом опять на меня.
— Я должна была сказать это только вам, Мэтт. Я пожал плечами:
— Как только ты скажешь мне, я тут же скажу ей, так что какая разница?
— Вы настолько ей доверяете?
— Я вынужден ей доверять. В нашем деле есть два вида дураков. Есть дураки, которые доверяют всем, и есть дураки, которые не доверяют никому. Я стараюсь быть ни тем, ни другим.
— Ну хорошо, — нехотя согласилась Марта. — Хорошо, но под вашу ответственность.
У нее была великолепная память. Она стояла с полузакрытыми глазами и барабанила без запинки кодовые имена и псевдонимы девяти агентов, их местонахождение и номера телефонов. Некоторые из имен были мне знакомы — имена мужчин и женщин, с которыми я работал в прошлом. О других я никогда не слышал. Что ж, они, вероятно, тоже никогда не слышали обо мне, так что были квиты. Я заставил девушку пройтись по списку еще раз; потом повторил его сам, чтобы убедиться, что все понял правильно, Лорна усваивала материал вместе со мной.
— И все? — спросил я, когда мы закончили. — Это все, что ты должна была мне сказать? Ресницы Марты слегка дрогнули.
— Да, это все. Папочка сказал, что вы и так все поймете.
Я некоторое время довольно мрачно рассматривал ее, стараясь понять, почему Мак вместо подготовленного агента использовал для этого ответственного задания (пусть даже со встроенным предупреждающим кодом) свою дочь и какую дополнительную информацию, которую она сейчас скрывает, он ей дал. Глядя на Марту, я с некоторым удивлением подумал — если ее как следует отмыть, она может быть красивой. Даже в своем псевдопиратском наряде она была довольно привлекательной. Но это ничего не значило. Важно было то, что эта девица своим сумасбродством вызывала у меня ярость, если не хуже.
— Есть еще один список. Должен быть, — медленно проговорил я. Ее выражение лица сказало мне, что мое предположение верно, поэтому я продолжал: — В нем тоже десять имен, может быть, одиннадцать. Давай.
— Я... я не могу! — Марта нахмурилась. — Откуда вы узнали, что есть другой список?
— Я уже говорил тебе. Должен быть. Мак сказал — я знаю, что делать. Конечно, я знаю. Но не знаю с кем. Говори!
— Я не могу! Если я скажу...
— То что?
— Если я скажу, я буду отвечать за все, что с ними случится.
— Это верно. А если не скажешь, будешь нести ответственность за то, что случится с нами, включая твоего папочку. Не говоря уже о двухстах миллионах сограждан, на которых неблагоприятно отразится твое решение. — Я состроил физиономию и продолжал довольно напыщенно: — Судьба страны в твоих руках, Борден. Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн рассчитывают на тебя.
Марта обозлилась:
— Прекратите! Это не смешно! — В этом она, вероятно, была права. — Неужели вы в самом деле верите, что только вы, папа, она и еще несколько человек сможете... что-нибудь изменить? Даже если вы, используя насилие, на что-то и повлияете, откуда у вас уверенность в своей правоте?
Интонацию его голоса трудно было назвать дружелюбной:
